У Эмброуза никогда раньше не было слабостей. Для него такая борьба была в новинку. Тренер Шин гонял его до изнеможения, потом заставлял отрабатывать те же удары с другой стороны, а напоследок требовал взбираться по канату. Одно дело лезть вверх, когда в тебе метр шестьдесят роста и пятьдесят шесть килограммов веса, но совсем другое — когда ты вымахал до ста девяноста и весишь чуть меньше сотни. Эмброуз терпеть не мог канаты. Но все же забирался наверх. Каждый вечер.

22. Запустить фейерверк

ФЕЙЕРВЕРКИ ИЛИ ПАРАДЫ?

* * *

— Как думаешь, Шин захочет пойти с нами? — спросил Эмброуз Ферн, когда она вышла на крыльцо.

Он был рад, что Ферн выбрала фейерверки. На парадах довольно скучно, палит солнце, люди недоуменно таращатся друг на друга, а фейерверки на школьном поле в День независимости всегда устраивают отличные.

— Бейли в Филадельфии.

Эмброуз втайне обрадовался: ему нравился Шин, но он хотел побыть с Ферн наедине.

— Пройдемся пешком? — предложила она. — Погода славная, да и поле не так далеко.

Эмброуз согласился.

— Что Бейли делает в Филадельфии? — спросил он немного погодя.

— Каждый год в День независимости Бейли с родителями ездит в Филадельфию. Они идут в Музей искусств, и Майк на руках несет Бейли по лестнице из семидесяти двух ступенек. Это как сцена из «Рокки» [«Рокки» (1976) — фильм Джона Эвилдсена, снятый по сценарию Сильвестра Сталлоне (с ним в главной роли). Рокки — профессиональный боксер; он тренируется, взбегая по лестнице Музея искусств в Филадельфии.]. Энджи помогает Бейли поднять руки, и вместе они кричат: «Еще один год!» Бейли обожает Рокки. Ты удивлен?

— Нет, совсем нет, — ответил Эмброуз, поджав губы.

— Впервые они отправились в отпуск в Филадельфию, когда Бейли было восемь. Он тогда еще сам взбирался по ступенькам. У них в гостиной есть фото, на котором он танцует с поднятыми руками.

— Я видел, — сказал Эмброуз, осознав теперь значимость фотографии, стоявшей на самом видном месте в доме Шинов.

— Они так здорово провели время, что на следующий год поехали снова, и Бейли опять взобрался по ступеням. Поездка становилась для них год от года все важнее. Когда Бейли исполнилось одиннадцать, он не смог подняться ни на одну ступеньку. Тогда дядя Майк взял его на руки.

— Еще один год?

— Да. Бейли уже бросает вызов статистике. Большинство детей с Дюшенном не доживают до его возраста. А если и доживают, то выглядят не такими здоровыми, как Бейли. Двадцать первый день рождения стал для него знаковым событием, он закатил грандиозную вечеринку. Надеюсь, он продолжит бить рекорды.

Эмброуз расстелил одеяло на краю поля, подальше от других людей. Ферн уселась возле него, и почти сразу раздались первые залпы. Эмброуз лег на спину, вытягиваясь во весь рост и занимая большую часть маленького одеяла. Ферн тоже осторожно прилегла — она еще никогда так не проводила время с парнем.

Они не держались за руки, Ферн не положила голову ему на плечо, хотя ей очень хотелось. Большую часть своей жизни она хотела, чтобы он увидел ее настоящую. Не рыжие волосы и не веснушчатый нос, не очки, которые делали ее глаза похожими на «чокопай», не брекеты и не худобу. Теперь же, когда она преобразилась, — веснушки не в счет — Ферн мечтала, чтобы он заметил ее карие глаза, не спрятанные за очками, оформившуюся фигуру, ровные и белые зубы.

Любовь к Эмброузу словно стала ее частью. Слушая патриотическую музыку, сопровождавшую залпы фейерверков, Ферн была счастлива, что Эмброуз сейчас рядом, что судьба свела их вместе, что, кажется, она ему нравится и он вернулся к ней, в их родной город. И постепенно возвращается к себе. На глаза Ферн навернулись слезы и теплыми ручейками потекли по щекам. Чтобы не привлекать внимание Эмброуза, она не вытирала их, а просто смотрела на снопы огней, взрывающиеся и расцветающие в небе.

Не напоминают ли Эмброузу эти взрывы о войне? Может, в этот момент он не с ней, а где-то в Ираке, в воспоминаниях о придорожных бомбах и друзьях, не вернувшихся домой. Ферн потянулась и положила руку на его большую ладонь, пальцы которой тут же сомкнулась вокруг ее, нежно, словно он держал раненую птицу. Они посмотрели фейерверк до конца, не говоря ни слова. Ферн украдкой любовалась профилем Эмброуза: в темноте, между вспышками, лицо его казалось не менее прекрасным, чем было раньше. Отсутствие волос его совсем не портило.

После грандиозного финального залпа зрители стали расходиться. Никто не заметил Ферн и Эмброуза за дорожками для бега и воротами. Когда все разошлись и дымка в небе рассеялась, воздух наполнился ночными звуками: стрекотали сверчки, ветер мягко шелестел в кронах деревьев, росших по краю поля. Ферн и Эмброуз лежали неподвижно, не желая нарушать тишину. Им нравилось думать, что мир вокруг них замер.

— Ты красивый, — тихо сказала Ферн, повернувшись к нему.

Секунду он молчал, но не отстранился, не застонал и не стал с ней спорить.

— Думаю, эти слова больше подходят тебе, чем мне, — наконец сказал он, тоже поворачиваясь к ней.

Лицо Ферн было залито лунным светом: темные озера глаз, маленький нос, чувственные губы, приподнятые брови — она не совсем поняла, о чем он.

— Знаешь, говорят, красота в глазах смотрящего? — продолжил Эмброуз.

— Ага.

— Я всегда думал, это означает, что у всех разные вкусы, предпочтения… понимаешь? Одни парни смотрят на женские ноги, другие предпочитают блондинок, третьим нравятся девушки с длинными волосами, и все в таком духе. Я никогда особенно об этом не задумывался до твоих слов. Может быть, ты видишь во мне красоту, потому что сама прекрасна?

— Внутренне?

— Да.

Ферн помолчала, думая над его словами, а потом прошептала:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду… и мне приятно. Но мне было бы намного приятней, если бы ты — хоть раз — счел меня красивой и внешне.

Эмброуз усмехнулся, но тут же посерьезнел. Кажется, она не шутит и не флиртует. Черт. Снова этот синдром дурнушки. Он не знал, как заставить ее поверить в то, что она больше чем просто красива, поэтому поцеловал ее — осторожно, не так, как той ночью, когда случайно толкнул к стене. Пусть Ферн почувствует его нежность. Эмброуз почти сразу же отстранился, не позволяя себе потерять голову. Он тихо восхищался Ферн, а не норовил сорвать с нее одежду. К тому же не до конца понимал, жаждет ли она поцелуя или просто отвечает на него из жалости. От этой мысли ему стало горько.

Ферн раздраженно вздохнула и села, проводя рукой по волосам. Они скользнули сквозь пальцы и упали ей на спину. Эмброузу захотелось зарыться лицом в эти локоны и вдохнуть их запах, но, кажется, он ее чем-то обидел.

— Прости, Ферн.

— За что? — сорвалась она, уставившись на него с такой злостью, что он поморщился. — Почему ты извиняешься?

— Ты расстроилась.

— Меня бесит, что ты отстранился! Раздражает твоя осторожность!

Немного удивленный, Эмброуз тут же улыбнулся: ему понравилось то, что он услышал, но улыбка померкла, когда он начал объясняться:

— Ты такая маленькая, Ферн. Хрупкая. Все это для тебя непривычно. Я не хочу показаться слишком настойчивым, не хочу сделать тебе больно. — Это страшнее, чем просто от нее уйти. Он не пережил бы. Он потерял слишком многих.

Ферн села перед ним на колени, у нее дрожал подбородок. Она взяла его лицо обеими руками, и когда он попытался увернуться, не отпустила, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Эмброуз! Я всю жизнь ждала того момента, когда ты меня захочешь. Если ты будешь обнимать меня так робко — это хуже, чем если бы ты совсем меня не обнимал. Уж будь добр убеди меня в своей искренности.

— Я боюсь сделать тебе больно, — хрипло повторил он.

— Тогда не делай, — прошептала она.

Боль можно причинить разными способами. Эмброуз это знал, но оставил попытки увернуться и поплыл по течению. Он давно никому не позволял к себе прикасаться. Маленькие руки Ферн пробуждали в нем бурные чувства. Она заставляла его дрожать, все внутри него завибрировало, как воздух перед грозой. Ее руки переместились на его шею — с одной стороны гладкую, а с другой испещренную шрамами. Она не отдернула пальцев, но провела ими по каждому, будто запоминая, а потом наклонилась и поцеловала подбородок. Затем снова — уже с другой стороны, давая понять, что в этих поцелуях нет жалости, только желание. Эмброуз поддался ее ласке, теряя над собой контроль.

Ферн легла на спину, Эмброуз склонился над ней и провел ладонью по лицу. Его губы не встретили сопротивления — он просто потребовал поцелуя, и она ответила, раскрываясь перед ним, отдавая в его власть свое тело. Эмброуз почувствовал, как ее руки скользнули под его футболку, пальцы коснулись спины — и у него перехватило дыхание. На мгновение он прервал поцелуй, закрыв глаза, вдохнув сладкий запах ее шеи. Ферн возбужденно дышала и, казалось, тоже теряла контроль. Нежно, почти по-матерински, она поцеловала его голову, водя по ней руками. Очередная попытка совладать с собой провалилась: Эмброуз накрыл рукой ее грудь, лаская большим пальцем скрытое от глаз. Ему хотелось стянуть с нее блузку.

Но Ферн никто больше не целовал, и, прежде чем зайти дальше, он хотел подарить ей еще больше поцелуев: она их заслуживала. С сожалением он опустил руку и обнял ее за талию. Ферн выгнулась под ним, протестуя, и вздохнула так, что кровь у него закипела, а сердце бешено заколотилось. Ее губы, нежные, ищущие, вновь встретились с его губами, и Эмброуз Янг понял, что влюбился в Ферн Тейлор.