Часть первая

Мальчик из храма

1

Десять лет спустя

ДАГМАР ПРЕДПОЧИТАЛ МОЛИТЬСЯ на открытом воздухе. Стены храма дышали прохладой и спокойствием, но камень был пуст, безжизнен, и Дагмар чувствовал себя отрезанным от чуда, которое вызывало у него желание молиться. Когда он уходил в лес, касался деревьев или взбирался по травянистым холмам, покрывавшим всю землю Сейлока, душа его воспаряла, слова, родившиеся в сердце, поднимались к устам и лились с губ. Он молился Одину, Всеотцу, хотя слово отец всегда отзывалось уколом вины. Его отец был воином, могучим и внушающим страх, и ни минуты не сомневался, что Дагмар пойдет по его стопам. Но воительницей стала Дездемона. Лучшая щитоносица Долфиса, она сражалась так искусно и так неистово, что все мужчины клана восхищались ею. Дагмар не хотел, чтобы им восхищались. Он хотел познать богов.

Хранителей Сейлока чтили и оберегали, а Дагмар всю жизнь мечтал о мире, покое и безопасности. Отец не смог отказать, когда Дагмар испросил у ярла Долфиса разрешение отправиться на Храмовую гору. Ежегодно от каждого из шести кланов избирали человека, который становился претендентом на звание хранителя Сейлока. Не каждого оставляли на обучение, не всякий в конце концов проходил посвящение. Случались годы, когда не принимали никого. У хранителей были свои критерии отбора. Но Дагмара приняли. Он полностью отдался этому служению, и верховный хранитель стал свидетелем его обета. Жрец обратил внимание на его немалую телесную силу, рост и тягу к рунам.

Верховный хранитель, маленький, сморщенный человек по имени Айво, спросил тогда у Дагмара голосом, пропитанным презрением и недоверием:

— Зачем ты здесь, Дагмар из Долфиса? Ты сложен как воин. Тебе нужно защищать свой клан.

— Я сложен как воин, но у меня сердце хранителя, — отвечал Дагмар.

В ответ верховный хранитель расхохотался, потом сплюнул. Его глаза и сморщенные губы были обведены черным.

— У тебя сердце не хранителя, а непослушного ребенка.

— Я отказываюсь становиться воином Долфиса… или любого другого клана. Это единственное, чего не принимает мое сердце.

— А если я отошлю тебя прочь? — спросил верховный хранитель.

— Я поднимусь на скалы Шинуэя и брошусь вниз, — отвечал Дагмар. Он был убийственно серьезен.

Верховный хранитель не отослал его. Кроме Дагмара, в том году не приняли ни одного послушника из других кланов. И в следующем тоже. А Дагмар остался. Он находился здесь пятый год и больше уже не являлся послушником. Теперь он стал хранителем.

Балансируя на скользких камнях, Дагмар перебрался через ручей. Мысли его занимала Дездемона. Он был ее братом задолго до того, как стал хранителем Сейлока. В последние три ночи сестра снилась ему. По утрам он просыпался сам не свой от страха за нее. Будь она некрасива, жизнь ее сложилась бы легче, но Дездемона выросла красавицей и, несмотря на все свои таланты, имела обо всем собственные, зачастую ужасные, суждения. Возможно, сказывались отсутствие матери и пример отца, жившего только ради сражений и путавшего страсть и ненависть до такой степени, что в конце концов он разучился их различать.

Дагмар не видел сестру с тех пор, как поступил в храм. Он писал ей, но ответы получал редко, с большими перерывами. Она влюбилась в какого-то мужчину. Имени его сестра не упоминала, но Дагмар заметил, что слова, написанные ею на пергаменте, обрели стремительный наклон вперед, будто Дездемона падала в свое будущее, задыхаясь от нетерпения. Пошли пересуды о женихе. Дочь Дреда, самого грозного и могучего воина Долфиса, сама по праву считавшаяся искусной воительницей, имела высокую цену. Ярл Дирт хотел ее для одного из своих сыновей, но больший смысл имело бы укрепление союза с другими кланами. Почти наверняка Дездемону должны были обещать мужчине из какого-то союзного клана.

Это чувство возникало всегда, когда Дагмар оказывался среди деревьев. Они как будто следили за ним. Нет… не следили. Наблюдали. Узнавали, приглядывались, но не осуждали.

— Мы приветствуем тебя, — шептали деревья: они принимали его, но не навязывались и не выпытывали его секреты.

Выйдя из-под тени высоких сосен, Дагмар начал взбираться на холм, с которого открывался вид на Берн на востоке и Долфис на юго-востоке. Между двумя землями шла гряда невысоких гор, таких же как и по всей стране. Они отделяли территории одного клана от другого, словно боги сделали это намеренно. В центре, там, где стоял храм, земля поднималась выше всего, и с Храмовой горы можно было увидеть владения всех кланов. С высоты к северу от храма открывался отличный обзор Адьяра, с южного склона — вид Эббы. Если бы Дагмару захотелось посмотреть на Йоран или Лиок, он мог бы подойти к западному склону Храмовой горы и увидеть земли обоих кланов — Йорана на юго-западе, Лиока ближе к северу. Но какое бы место Дагмар ни выбирал, от открывавшегося вида всегда захватывало дух и он будто улетал в небо.

Сейлок был красивой страной и имел форму звезды с шестью сглаженными, закругленными лучами — по одному на каждый клан. Страна располагалась на острове в центре Северного моря. Когда-то сам Один запустил руку в морскую пучину, захватил в кулак кусок морского дна и вытащил к свету солнца. Там, где он разжал ладонь, остался остров.

— Сей-лок, — выдохнул Дагмар, делая ударение на каждом слоге и закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на мыслях.

«Сейлок» значит «благословенный», и в данный момент Дагмар знал, что так и есть, но боялся, что его собственное благословение не достигнет сестры. Она не могла убежать из Долфиса. Не могла воспрепятствовать честолюбивым планам отца на ее счет.

Не открывая глаз и сфокусировав мысли на милом лице Дездемоны, Дагмар снял с кожаного пояса кинжал и провел клинком по ладони. Разрез лег поверх множества старых шрамов, и сквозь пальцы быстро потекла теплая кровь. Земля отвечала только на нее. Кровь представляла собой жертву, и земля не хотела обменивать свои тайны на что-то менее ценное.

Опустившись на колени, Дагмар сжал кулак, позволяя алым каплям упасть в грязь. Он проливал собственную кровь ради мудрости. Не власти. Но знавал тех, которые больше всего на свете жаждали власти. Такие были даже среди хранителей. Это запрещалось, однако запретный плод для некоторых слишком сладок, чтобы устоять перед искушением. Если хранитель попадался на пролитии крови — своей или чьей-то еще — ради власти, то его убивали на алтаре Одина. На хранителей Сейлока возлагалась охрана запретных рун и надзор за преемственностью королевской власти, а не забота о собственном могуществе. Но перепутать ответственность с властью нетрудно. Дагмар ежедневно боролся с этим. Даже теперь, когда обменивал свою кровь на возможность помочь сестре, вникнув в суть ее проблем. Он знал, что она в затруднительном положении. Сны говорили об этом ясно.

Взяв кинжал, он вонзил его в землю, одновременно произнося имя Дездемоны. За мудрость Один отдал глаз, и Дагмар клинком изобразил руну видения. Желая рассмотреть невидимое физическим зрением, он чертил руну и шептал:

— Я хранитель Сейлока и взыскую видения, которое мог бы благословить, ибо хочу позаботиться о той, что зовет меня братом по плоти.

Тут же в голове возникло лицо Дездемоны. Не воспоминание, явившееся из глубин сознания, а свежий образ. Сестра была бледна, ее темные волосы разметались по ввалившимся щекам. Она кричала, и губы ее произносили его имя. Вот она умоляюще подняла руку, и Дагмар увидел, что ладонь ее в крови, как и у него. Картинка расширилась, будто Дагмар отступил на шаг, чтобы видеть больше.

Одетая в цвета своего клана, Дездемона сидела у дерева, прислонясь спиной к стволу. Глаза закрыты, подбородок вздернут, будто в мольбе о помощи. Пока Дагмар рассматривал ее, она начала плакать. От негромких мучительных рыданий у него самого задрожали губы. Картинка начала удаляться, и Дездемона превратилась в пятнышко насыщенного синего цвета на холсте, который будто бы расписали разными оттенками зеленого и коричневого.

Дагмар знал это место, оно находилось недалеко. Лес из видения раскинулся прямо у подножия холма. Поднявшись, он стер руну кожаной подошвой и поблагодарил богов за их дары. Ладонь еще сочилась кровью, но Дагмар даже не подумал ее перевязывать.

Сунув кинжал за пояс, Дагмар по склону спустился к лесу, который был показан ему в видении. Двигался он быстро, целенаправленно, но не звал сестру по имени. Ему не хотелось, чтобы услышал кто-нибудь из хранителей. Дагмар все еще находился на территории святилища, и не только он искал уединения для размышлений и обращения к богам. Если бы Дагмар нашел в лесу Дездемону, то не знал бы, что с ней делать, куда вести. Все хранители Сейлока были мужчинами, женщины с ними не жили. Но сейчас он думал не об этом.

Дагмар тихо пробирался меж деревьев, внимательно вглядываясь в подлесок. Он знал, что сестра где-то рядом, и боролся с искушением позвать ее. По пути он никого не встретил, за все утро не видел ни одного человека и все же хранил молчание. В лесу царило безмолвие. Ни щебета, ни жужжания. В кронах деревьев не порхали птицы, по веткам над головой не бегали зверушки. Остановившись, он прислушался к тишине. Откуда-то слева донесся низкий стон, и он через деревья поспешил на звук.