— Что ж, не повезло.

— Эта могила была нашей последней надеждой. — Гарет отступил на шаг. — Мы рассчитывали, что получим деньги от Тернеров и благодаря им продержимся зиму. — Сквозь стиснутые зубы у него вырвался вздох. — Идем. У Керидвен [Отсылка к богине плодородия в валлийской мифологии. — Прим. ред.], наверное, уже готов ужин.

Рин выпрямилась во весь рост. Она была такой же высокой, как ее брат, и, вспоминая об этом, всякий раз улыбалась, а он хмурился. «Длинная и тонкая, как веточка», — однажды сказала ее мать. «И грациозная, как жеребенок во хмелю», — ласково добавил отец.

— Сегодня утром я видела дом костей, — сообщила она. — Мельком. Бросилась за топором, но солнце встало до того, как я вернулась. Должно быть, он упал в высокую траву, потому что я так его и не нашла. — Она пожала плечами. — Подожду ночи. Пусть сам меня найдет.

— Дом костей? — Между густых бровей Гарета возникла складка.

— Да, — ответила Рин. — Знаю-знаю — сейчас ты скажешь, что дома костей из леса не выходят и что я, наверное, перепугала до полусмерти какого-нибудь бродягу.

Гарет нахмурился.

— Нет, — ответил он. — Я… я тебе верю. Просто это уже второй.

Ему достались глаза матери — карие, оттенка плодородной почвы. Он умел заглядывать собеседнику прямо в душу, отчего Рин всегда хотелось покрепче вцепиться в свои тайны.

— Они же раньше никогда не выходили из леса, — добавил он.

В словах прозвучал оттенок упрека, и Рин скрестила руки на груди.

— Я в лес не ходила, — огрызнулась она. — Ну, разве что по опушкам.

Ее так и подмывало напомнить ему, что в кладовой у них до сих пор есть еда лишь благодаря ее готовности рисковать, неглубоко заходя в лес.

— Ладно, — сказал Гарет. — Займись этим домом костей. Но если Кери расплачется ночью, потому что рассказчик историй на сон грядущий из меня никудышный, виновата будешь ты.

— Да просто почитай ей книгу расходов, — посоветовала Рин. — От нее сразу потянет в сон. — Она смягчила слова усмешкой и хлопком по руке брата.

Гарет поморщился, скосив глаза на грязное пятно, оставшееся на его рубашке.

— Только смотри, чтобы тебя не убили, ладно? — Уже уходя, он добавил через плечо: — И имей в виду — если погибнешь, к завтраку все равно лучше не опаздывать.

* * *

Кладбище Колбрена находилось поодаль от границ деревни. Когда Рин была маленькой, она спросила отца, почему они хоронят мертвых так далеко от живых. Ей до сих пор помнилось, как он взъерошил крепкими пальцами ее волосы и улыбнулся, прежде чем ответить.

— Большинство людей смерть пугает. Им хочется, чтобы между ними и вечностью оставалось некоторое расстояние. И потом, должен же у мертвых быть свой уединенный уголок.

Кладбище появилось еще до того, как король иных бежал с островов. Потому и сохранились давние обереги: дрок разрастался вдоль границ кладбища, густо осыпанный желтыми цветами, колючие кусты скрывали из виду железные прутья, вогнанные в землю. Дрок и железо. Они не мешали людям появляться на кладбище, но остановили бы иных тварей.

На небе угасал свет, пропадая за окутанными дымкой горами.

На дороге, ведущей к деревне, Рин увидела знакомый силуэт. Плечи мужчины были согбенными от долгих лет тяжелого труда, он нес тронутый ржавчиной меч. Касаясь кончиками пальцев влажной высокой травы на обочине, Рин приблизилась к путнику.

— Похоже, тяжеловата для вас эта ноша, мистер Хивел.

Старый Хивел хмыкнул:

— Мне случалось носить и потяжелее — еще до того, как появились на свет твои родители, Рин. Грех жаловаться. — В голосе старика слышалась ворчливая ласка.

— И зачем же мельнику понадобился меч? — спросила она.

Он снова хмыкнул, и на этот раз его ответ прозвучал резковато:

— Сама знаешь зачем.

Она скривилась:

— Неужто ваших кур таскают?

— Ну уж нет, — тяжело дыша, отозвался Хивел. — Мои куры умеют за себя постоять. — Он искоса бросил на нее взгляд. — Тут недавно с твоим братом разминулись, — сообщил он. — С виду будто сам не свой, ты уж не обессудь за такие слова.

— Если бы Гарет ни о чем не тревожился, он не был бы моим братом.

Хивел кивнул:

— От дяди есть вести?

За вопросом скрывалась тревога и другой вопрос, который никто не осмеливался задать вслух.

Рин покачала головой.

— От дяди ничего не слышно. Но вы же знаете, каково это — добраться отсюда до города.

Хивел осуждающе поджал губы, вокруг рта возникли глубокие складки.

— Сам я никогда там не бывал. Не доверяю я этим городским.

Кое-кто из жителей Колбрена никогда не покидал деревню. Люди словно вросли в местную каменистую почву, подобно деревьям, — казалось, они черпали жизненную энергию из земли, за которую цеплялись всеми силами.

— Как твоя сестра? — спросил Хивел.

— Наверное, печет что-нибудь этакое, что посрамило бы лучших поваров.

Когда утром Рин уходила из дома, руки у Кери уже были по локоть в муке.

Хивел заулыбался, показав дырку на месте зуба.

— То варенье из рябины, которое она сготовила… Кстати, его, случайно, больше не осталось?

Вообще-то осталось. Рин вспомнила о варенье, намазанном на сладкие жареные лепешки, и ее желудок сжался от голода.

— У нас крыша протекает, — сказала она. — Жаль будет, если прекрасная сестренкина стряпня пропадет в следующий раз, когда пойдет дождь.

Ухмылка Хивела стала шире.

— Вот оно как. А ты не промах, Рин. Ладно уж, две банки варенья за починку крыши, и по рукам.

Она кивнула, не столько довольная сделкой, сколько просто готовая уступить. В последнее время менять еду на услуги стало в порядке вещей. Переведя дыхание, Рин прижала пальцы к виску. В нем нарастала головная боль, от напряжения затягивался тугой узел под челюстью.

— Домой тебе надо, — вклинился в ее мысли Хивел.

Рин кивнула в сторону полей, заросших высокой травой.

— Я видела тут одного. Сначала надо заняться им, а уж потом домой.

Хивел окинул ее безнадежным взглядом:

— Слушай, девочка, а что, если мы вернемся в деревню вдвоем и заглянем в «Рыжую кобылу»? Как-нибудь уж выкрою часок, на мельницу попозже приду. Выпивка с меня.

— Нет. — Помедлив, она добавила: — Спасибо. Лучше бы вам не ходить здесь в потемках, особенно сегодня.

— Ты нужна родным, — мягче, чем она ожидала, напомнил он.

Она выпрямила плечи. Солнце уже почти село, заливая золотистым сиянием окрестные поля. От деревьев потянулись тени, прохладный ветер что-то нашептывал, пробираясь под свободную рубашку Рин.

Ей вспомнились могильные холмики. И кости, спящие под теплой и надежной защитой земли.

— Знаю, — ответила она. Хивел покачал головой, но ничего не добавил. Только в последний раз кивнул, прежде чем повернуть прочь от деревни, в сторону соседнего ручья и мельницы. Меч волочился по земле, слишком тяжелый для старика.

Деревня готовилась к наступлению ночи. На всех окнах и дверях запирали засовы. Гарет задует свечи, и запах горелого свечного сала будет еще некоторое время витать в кухне. Кери начнет укладываться спать.

Рин потянулась за заплечным мешком. С собой она прихватила сверток с черствым хлебом и сыром и, конечно же, топор. Ей нравилось перекусывать здесь, среди зарослей и могил. Здесь она чувствовала себя уютнее, чем в деревне. Когда Рин возвращалась домой, на нее вновь обрушивались тяготы жизни. Неоплаченное жилье, кладовая, которую следовало наполнить к зиме, беспокойный брат, будущее, которое требовалось как-нибудь устроить. Другие девушки из Колбрена находили мужей, уходя в армию кантрева или выбирая ремесла, вызывающие одобрение у общества. А Рин просто не могла представить себе, что последует их примеру. Она полудикарка, которая любит это кладбище, первый глоток ночной мглы и тяжесть лопаты.

Она знала, как умирают.

А в самые мрачные минуты опасалась, что не знает, как жить.

Рин сидела на краю кладбища, глядя, как солнце скрывается за деревьями. На поля лег серебристый полусвет, и ее сердце учащенно забилось. Еще не стемнело, но сумрака уже хватало для магии.

Ее заставил вскочить звук шаркающих шагов — походка не животного, а двуногого существа, способного лишь ковылять.

Рин выпрямилась и покрепче взялась за топор.

— Выходи, — вполголоса произнесла она. — Я же знаю, что ты там.

Она и впрямь знала. Тот же силуэт она видела рано утром, еще до рассвета — искореженную тварь, скрывшуюся в высокой траве.

Рин слышала, как тварь приближается. Медленно, нетвердой походкой.

Тум. Ш-ш-ш. Тум.

Тварь восстала с наступлением ночи.

Она словно явилась прямиком из сказок, которые часто рассказывал отец: тщедушное создание из гниющей плоти в лохмотьях. Передвигалась она с трудом, пошатываясь на каждом шагу.

Ш-ш-ш. Тум.

Раньше тварь была женщиной: подол длинного платья волочился за ней по грязи. Рин не узнала ее, но умерла незнакомка, должно быть, недавно. Может, странница. Подвернутой в лесу ноги достаточно, чтобы погибнуть, если путешествуешь в одиночестве.

— Добрый вечер, — сказала Рин.

Тварь замерла. Повернулась, и ее шея издала тошнотворный треск. Рин не знала точно, видят ли они, и если да, то как, ведь глаза они всегда теряли в первую очередь.