13

Замок Хусиф

Замок Хусиф был одной из самых грандиозных цитаделей, выстроенных венецианцами на средства Катерины Корнаро, чтобы контролировать добрую часть восточного побережья Кипра, непрерывно подвергавшуюся набегам египетских и турецких корсаров, которые хозяйничали на востоке Средиземноморья.

Его возвели на небольшой прибрежной скале, в том месте, где она обрывалась в море, и снабдили массивными башнями с большим количеством амбразур.

Этот бастион оказывал долгое и упорное сопротивление туркам Мустафы, и кто знает, как долго продлилось бы это сопротивление, если бы на помощь Мустафе не пришли сто галер Али-паши.

Крепость нещадно атаковали с моря, ее денно и нощно обстреливали восемьсот кулеврин, и в конце концов она была вынуждена сдаться под натиском пятидесяти тысяч моряков, после чего воины Полумесяца, по своему обыкновению, вырезали весь гарнизон.

Бастионы крепости долгое время подвергались бомбардировкам мощного флота и были сильно разрушены, но их как следует отремонтировали и передали в руки племянницы Али-паши, женщины молодой и, как говорили, очень красивой, отважной и дерзкой. Она, как и адмирал султана Селима, была непримиримым врагом христиан.

При взгляде на замок, который четко вырисовывался в лучах рассвета на краю скалы, у герцогини невольно защемило сердце. Найдет ли она своего жениха Л’Юссьера живым, или злобная турчанка уморила его лишениями и жестоким обращением?

Эль-Кадур, казалось, угадал, какая мысль терзала его госпожу, которая стояла на краю обрыва и глядела на замок; он подошел к ней:

— Ты ведь думаешь о виконте, верно, госпожа?

— Да, Эль-Кадур, — с грустью ответила герцогиня.

— Боишься, что племянница паши его убила?

— Как ты догадался, о чем я думаю?

— Слуга привыкает заранее предвидеть желания своего хозяина, — с горечью ответил араб.

— Как ты думаешь, он еще жив?

— Его пощадили после взятия Никозии, значит, решили, что за него можно взять выкуп. Давайте поторопимся, госпожа. Еще немного, и нас обнаружит крепостной гарнизон.

Они ступили на узкую тропу, вырубленную в скале, круто обрывавшейся в море. Эту тропу могла бы оборонять от целого войска горстка людей, даже плохо вооруженных.

Они ступили на узкую тропу, вырубленную в скале, круто обрывавшейся в море

Внизу открывалась пропасть, на дне которой мрачно ревело и грохотало Средиземное море.

Никола решительно шагнул на тропу, но сначала попросил герцогиню покрепче прижаться к стене и не смотреть на море, чтобы не закружилась голова.

Пройдя по тропе минут десять и не встретив ни одного патруля, греки и их друзья уже решили, что турки слишком уверены в своей безопасности, чтобы бояться атаки со стороны христиан, и так уже почти уничтоженных. И вдруг тропа вывела их на широкую площадку, над которой высился огромный замок.

Часовой на башне увидел группу вооруженных людей и крикнул:

— Тревога!

На подъемном мосту через опоясывающий замок ров тут же появился отряд янычар во главе с капитаном оттоманского морского флота.

— Мы друзья, — сказал Никола, который хорошо говорил по-турецки и по-арабски, и сделал янычарам знак опустить аркебузы.

— Откуда вы идете? — спросил капитан, не вкладывая саблю в ножны.

— Из Фамагусты.

— Что вам надо?

— Нам поручили сопровождать капитана Хамида, сына паши Медины.

— Где он?

— Я здесь, — сказала герцогиня на прекрасном арабском, которому обучилась у Эль-Кадура.

Турок внимательно ее оглядел, не выказав никакого удивления, потом отсалютовал ей саблей и произнес:

— Да пошлет пророк тысячу лет счастья тебе и твоему отцу. Хараджа́, племянница Али-паши, будет счастлива принять тебя. Следуй за мной, господин.

— Могут ли мои люди тоже войти?

— Они все турки?

— Да.

— Они тоже будут гостями Хараджи. Я об этом позабочусь.

Он жестом приказал янычарам расступиться и дать дорогу и проводил отряд в парадный двор крепости, украшенный по периметру арками в арабском стиле, с хорошо сохранившейся каменной колоннадой, хотя сюда тоже долетали снаряды турецкого флота, судя по нескольким незаделанным ямам в полу.

Турок усадил герцогиню на роскошный ковер в глубине одной из арок и сделал эскорту знак расположиться за колоннами, в тени большой пальмы, широко раскинувшей красивые перистые листья.

Четверо чернокожих рабов принесли шелковые подушки и серебряные подносы с дымящимися чашечками кофе, мороженым и фруктами.

Герцогиня знала восточные обычаи, поэтому сразу выпила чашечку кофе и съела маленький кусочек пирога. Исполнив эту формальность, она уселась на подушку и обратилась к турку, который ждал, что она скажет:

— А где племянница паши? Еще спит?

— Хараджа обычно встает раньше, чем ее воины, — ответил турок. — Когда четвертая стража объявляет о рассвете, она уже на ногах.

— Но почему теперь, когда ты знаешь, кто я, ты не велел послать за ней?

— Ее здесь нет сейчас, — отвечал капитан, помимо своего родного языка, владевший еще и арабским. — Она отправилась проверить, как христиане ловят пиявок. Многие раненые в Фамагусте очень нуждаются в пиявках, а этим маленьким тварям по вкусу христианская кровь.

Герцогиня побледнела:

— Что ты такое говоришь! Хараджа заставляет пленных христиан ловить пиявок?

— Но здесь уже не осталось никого из местных жителей. Не посылать же ей своих солдат, чтобы они капля за каплей теряли кровь, — сказал турок. — Кто же тогда будет защищать крепость, если венецианцы пошлют сюда флот? Лучше уж пусть гибнут христиане, они и так для нас большая обуза, да и хороший выкуп за них вряд ли заплатят.

— Но вы же их так совсем уморите! — вскричала герцогиня с плохо сдерживаемым возмущением.

— Конечно, они все так кончат, — небрежно бросил турок. — Хараджа не даст им передохнуть, чтобы кровь, высосанная пиявками, восстановилась.

— Хоть я и жесточайший враг христиан, но думаю, такая неслыханная жестокость не делает женщине чести.

— Что ты хочешь, господин, такова воля племянницы паши. Здесь распоряжается она, и никому не дозволено ей перечить, даже мне.

— А сколько здесь пленников?

— Около двадцати.

— Всех взяли в Никозии?

— Да, они все из гарнизона и, думаю, принадлежат к знатным фамилиям.

— И ты знаешь их по именам?

— Некоторых знаю.

— А есть среди них капитан по имени Л’Юссьер? — спросила герцогиня, и голос ее дрогнул.

— Л’Юссьер… — пробормотал турок. — О! Французский аристократ на службе Венецианской республики… Да, он тоже ловит пиявок.

Герцогиня закусила губы: рвущийся из груди крик надо было сдержать. Она нервным движением промокнула капли холодного пота, выступившие на лице, и немного помолчала, чтобы прийти в себя и обрести прежнее спокойствие. Потом сказала:

— Я ведь приехал именно из-за этого офицера.

— Его хотят освободить?

— Мне поручено препроводить его в Фамагусту.

— Кто отдал такой приказ, господин?

— Мулей-эль-Кадель.

— Дамасский Лев! — с удивлением воскликнул капитан. — Но зачем этому смельчаку из смельчаков понадобился Л’Юссьер?

— Этого я не знаю.

— Не думаю, господин, что племянница паши вам его отдаст. Мне кажется, она очень держится за своих пленников, и потом, Мулей-эль-Кадель должен будет заплатить за него солидный выкуп.

— Дамасский Лев достаточно богат, чтобы заплатить за свободу пленного.

— Я знаю, что его отец — один из самых влиятельных людей, родственник султана и к тому же обладатель несметных сокровищ.

— Когда вернется племянница Али? Я не могу оставаться здесь надолго, у меня много незаконченных дел в Фамагусте и еще одно поручение от Мустафы.

Турок задумался и ответил:

— Хочешь, я провожу тебя к прудам? Там увидишь и Хараджу, и пленника.

— Это далеко?

— Около получаса верхом. У нас есть отличные арабские скакуны, и я могу их предоставить в твое распоряжение и в распоряжение твоей свиты.

— Согласен, — ответила герцогиня.

— Я пойду отберу лучших и велю их седлать, — сказал турок, вставая. — Через несколько минут мы сможем выехать из замка.

Едва он ушел отдать необходимые распоряжения, как к герцогине подошли Никола и Перпиньяно. Девушка выглядела совсем потерянной.

— Значит, виконт здесь? — спросил венецианец.

— Да, — ответила она. — И кто знает, в каком состоянии мы его найдем.

— Почему, синьора? — спросил грек.

— Его вместе с другими пленными отправили на пруды ловить пиявок.

— Вот канальи! — проворчал грек, и лицо его помрачнело.

— Наверное, это трудное занятие? — поинтересовался Перпиньяно.

— Скорее, опасное, синьор. Я знаю, что это такое, мне довелось несколько дней пробыть на прудах. После месяца пребывания там люди полностью теряют силы, у них возникает малокровие, их начинает лихорадить, и они еле держатся на ногах. А тела превращаются в сплошную рану.

— Но неужели племянница паши могла послать аристократа Л’Юссьера умирать среди пиявок? Этого не может быть! — в ужасе воскликнул Перпиньяно.

— Это подтвердил турецкий капитан, — с трудом сдерживая слезы, сказала герцогиня.