— Да, госпожа.

— Странные люди арабы! Ведь, как говорят, в их стране столько красивых женщин! У Магомета тоже, наверное, был недурной вкус. Да, вот еще что: скажи мне, как тебя зовут?

— Хамид.

— Хамид… а дальше?

— Элеонора.

— Элеонора! — воскликнула племянница адмирала. — А что означает это имя?

— Не могу тебе сказать.

— По-моему, оно не турецкое и не арабское.

— Мне тоже так кажется, — с тонкой иронией произнесла герцогиня.

— Может, оно христианское?

— Не знаю.

— Элеонора! Что за странный каприз, что за странная фантазия пришла в голову твоему отцу, когда он давал тебе такое имя? Но оно красивое и звучное. Садись на коня, Хамид-Элеонора. К полудню будем в замке Хусиф.

Племянница паши вскочила в седло без чьей-либо помощи, с ловкостью и быстротой настоящей наездницы, и крикнула, отпустив поводья:

— За мной! Держись рядом, милый капитан! Заставим твою свиту поторопиться!

16

Причуды Хараджи

Отряд безудержно ринулся вперед, ибо Хараджа короткими и резкими ударами руки и дикими криками пустила своего арабского скакуна в бешеный аллюр.

Эта странная женщина, казалось, была в настоящем опьянении от неистовой скачки. Может быть, это напоминало ей лавирование на дядиных галерах, когда ветра Средиземного моря свистели в ушах.

Ни внезапные прыжки скакуна, когда он перелетал через трещины и расщелины, ни тряска ее не трогали и ей не мешали. В седле она держалась прямо, словно слилась воедино с конем.

Лицо ее оживилось, черные глаза горели, длинные волосы развевались по ветру. Она непрерывно пришпоривала коня, вдыхая воздух полной грудью и покрикивая между рывками уздечки и грубоватым похлопыванием по холке:

— Поднажми, капитан, арабский скакун не может отставать!

Герцогиня, прекрасная наездница, превосходившая в этом искусстве многих мужчин, невероятными усилиями заставляла своего коня держаться ноздря в ноздрю со скакуном племянницы паши.

А вот эскорт постепенно отставал, все более отдаляясь, несмотря на крики и безжалостное пришпоривание несчастных животных. Не отставать от женщин удавалось только турку и Перпиньяно.

Эта дьявольская скачка продолжалась минут двадцать и утихла только на площади перед замком.

Молниеносно развернув коня, чтобы заставить его притормозить, герцогиня спешилась и хотела помочь Харадже, но та остановила ее властным жестом:

— Племянница Али-паши спешивается и идет на абордаж без помощи оруженосцев или матросов.

Она ловко спрыгнула на землю, даже не опираясь на стремена, обернулась к герцогине и сказала с вызывающей улыбкой:

— Мой милый капитан, ты гость моего замка, и любое твое желание для меня — приказ.

— Ты слишком любезна, госпожа. Я постараюсь не злоупотребить твоим гостеприимством.

— Напротив, я требую, чтобы ты им злоупотребил, — ответила Хараджа.

— Но тогда уже не я буду командовать, — рассмеялась герцогиня.

Племянница адмирала на секунду задумалась над таким ответом, потом тоже рассмеялась:

— Ты прав, капитан. Я и правда, как обычно, принялась раздавать приказы. Это дурная привычка, но что ты хочешь? Я привыкла приказывать, а не подчиняться. Пойдем, завтрак уже готов: я слышу, муэдзин приступил к полуденной молитве.

Потом, махнув рукой и едва заметно пожав плечами, прибавила вполголоса:

— С пророка хватит и молитвы жреца. А Бог велик, он может сделать для нас исключение, по крайней мере на сегодня.

— Что она за женщина? — прошептала про себя герцогиня. — Она жестока к христианам, потому что они не мусульмане, а сама потешается над религией пророка и Аллаха. Будь начеку, Капитан Темпеста!

Хараджа отдала коней на попечение конюхов, которые бегом прибежали из замка, представила им свиту герцогини и, по-свойски взяв ее за руку, поднялась по лестнице и вошла в просторный зал, где у дверей дежурили двое арабов в длинных белых плащах с большими красными кистями на капюшонах и саблями наголо в руках.

— Завтрак готов? — спросила Хараджа, даже не взглянув на них.

— Да, госпожа, — отвечали стражники, поклонившись до земли.

Зал, как и все гостиные в турецких домах, был обставлен очень элегантно, хотя и просто. Никаких огромных столов или тяжеловесной резной мебели в нем не наблюдалось.

Несколько диванов с шелковой узорчатой обивкой, обилие занавесок и ковров, сверкающих серебряным и золотым шитьем, легкие этажерки по углам, на стенах паноплии [Паноплия — щит с развешенным на нем оружием. В замках аристократов паноплии выполняли роль декора. (Примеч. перев.)] с красиво развешенной коллекцией оружия из всех стран Европы и Азии. Там были громоздкие длинноствольные аркебузы без узоров и инкрустаций, аркебузы турецкие и персидские, богато украшенные золотом и резными фигурами, сабли, ятаганы, французские и итальянские шпаги, кинжалы, мизерикордии — клинки с короткими, узкими лезвиями — и еще много всего.

Посередине зала стоял изящно сервированный стол, покрытый желтой, с белыми цветами, шелковой скатертью, и на нем серебряные тарелки с дивной гравировкой, бокалы и рюмки, а также вазы из муранского стекла.

— Садись, мой милый капитан, — сказала Хараджа, уютно устраиваясь в небольшом старинном кресле с парчовой обивкой. — Мы будем завтракать вдвоем и сможем поговорить свободно, никто не будет нам мешать. А об эскорте не беспокойся, эфенди, их отлично примут, и у них не будет повода обижаться на отсутствие гостеприимства. У меня прекрасные повара, а продукты доставляют прямо из Константинополя и с островов Архипелага — все, что пожелаю. Кстати, ты вовремя приехал, я угощу тебя волшебной рыбой из Балаклавы.

— Из Балаклавы! А что это за рыба?

— Как, ты не знаешь легенду о волшебной рыбе?

— Нет, госпожа.

— Я тебе расскажу, когда будем ее есть.

— Нет, все-таки она странная… — пробормотала про себя герцогиня.

Хараджа взяла со стола серебряный молоточек и ударила в золотой колокол.

Вскоре поднялась штора, скрывавшая дверь, и появились четверо чернокожих рабов, которые несли серебряные тарелки с крошечными сладкими пирожками, пропитанными всяческими эссенциями. Мусульманские женщины обожают такие закуски.

— Они возбудят твой аппетит, — сказала Хараджа герцогине. — А потом нам подадут знаменитую рыбу.

Герцогиня попробовала несколько пирожков, оценив их необычный вкус, и в зал вошли еще двое слуг с золотым блюдом, где лежали несколько рыбин с золотой чешуей. Но вот что странно: у каждой рыбины на правом боку было большое черное пятно.

— Это редкое кушанье, и я счастлива тебя им угостить, эфенди, — сказала Хараджа. — Думаю, даже самому султану нечасто доводится его есть: жадные муллы неохотно уступают этих рыб. Мне они стоят очень дорого, думаю даже, что золото гораздо дешевле этих обитательниц водоемов Балаклавского монастыря.

— Я не знаю, что это за монастырь, мне не приходилось воевать за пределами Аравии и Малой Азии.

— Сначала попробуй рыбу, — сказала Хараджа и протянула герцогине ножик с золотым лезвием.

Знатная гостья очистила одну рыбину и принялась за еду.

— Волшебный вкус, госпожа, на Красном море такие великолепные рыбы не водятся.

— Еще бы!.. Монахи не каждому их продадут, они предпочитают сами их есть, — с улыбкой отозвалась Хараджа. — И я понимаю, почему они такие дорогие. Но мне потраченных денег не жалко, ведь я могу предложить тебе блюдо, достойное султана Константинополя. И кто бы мог сказать, что когда-то эти рыбины сами спрыгнули со сковороды?

— Вот эти?

— Их предки.

— Что ты говоришь?

— Самая что ни на есть подлинная история, эфенди. Рассказывают, — продолжала Хараджа, не отрываясь от еды, — что Магомет Второй, наш великий султан, решил в определенный день штурмовать Константинополь.

— Двадцать девятого мая тысяча четыреста пятьдесят третьего года, — сказала герцогиня.

— Ты хорошо знаешь историю, милый капитан. Ты, наверное, неплохо образован?

— Очень мало, госпожа. Продолжай, прошу тебя.

— Так вот, поскольку тебе известно, что происходило в давние времена, ты, наверное, знаешь, что при Константине Одиннадцатом [Константин XI правил до 1453 г. и звался Драгаш, по фамилии матери. (Примеч. перев.)] Драгаше, последнем из Палеологов, греки организовали прочную оборону, причем сам Константин предварительно принял покаяние в храме Святой Софии.

— Да, я слышал, мне об этом рассказывали старики-учителя.

— Войска Магомета, которые поклялись любой ценой завоевать древнюю Византию, а из храма Святой Софии сделать самую великолепную мечеть Востока, при первых лучах зари бросились на штурм и сверхчеловеческим усилием начали занимать башни, несмотря на отчаянное сопротивление, которое оказывали воины Палеолога.

Увидев, что наши отважные воины теснят их и без конца наступают, не обращая внимания на ураган стрел, летящих навстречу, греки отправили одного из солдат в монастыри, чтобы предупредить священников о падении города.

В одном из монастырей, под названием Балаклава, как раз жарили рыб особой породы, которых монахи разводили в специальных бассейнах. Рыбы очень высоко ценились из-за вкусного мяса, повар собирался уже снимать готовых рыбин со сковороды с кипящим маслом. Услышав известие, которое принес солдат, он пожал плечами, не поверив, что мусульманам удастся взять город, и крикнул: