— У меня духу недостанет, — сознался Каменная Башка. — Еще не хватало пристрелить своего капитана. Да вы мне дороже всех колоколен Иль-де-Ба!

— Провались ты к чертям со своими колокольнями! Сам справлюсь!

Огонек приближался, покачиваясь и отбрасывая красноватые отблески на каменные стены туннеля.

Маклеллан ожидал противника с пистолетом в руке, гадая, что предпринять. В самом деле, даже если он расправится с англичанином, тело убитого врага наглухо перекроет проход. Воистину требовались стальные нервы, чтобы, подобно баронету, сохранять хладнокровие перед неминуемой стычкой.

Свет все приближался, и вот уже в трех шагах от Корсара показались красная, как у закоренелого пьянчуги, физиономия с лихорадочно блестевшими от недостатка воздуха глазами под спутанными космами.

Угадав близкое присутствие людей, неизвестный замер, приподняв фонарь, и испустил сиплый крик:

— Черт меня раздери! Все погибло! Ну я и глупец!

— Да что вы говорите! — любезно отозвался баронет.

— Говорю, что таких дураков, как я, свет не видывал! Мы, ирландцы, распоследние простофили!

— Стреляйте, капитан, — прошептал бретонец, — и отправьте в ад эту краснорожую образину!

Корсар, не имея намерения перегораживать проход, наставил на ирландца дуло пистолета:

— Я мог бы пристрелить вас, как пса. Здесь так тесно, что вы не сумели бы этому воспрепятствовать. Желаете поговорить?

— Что за собачья жизнь!

— Хватит плакаться. Она не станет лучше, если я нашпигую вас свинцом. Тогда вам и сам дьявол не поможет.

Ирландец не отвечал. Лицо его побледнело и подергивалось от гнева, глаза зловеще блестели. Он лишь выставил вперед фонарь, чтобы лучше разглядеть противника.

— Желаете поговорить? — стоял на своем Маклеллан. — Ваша жизнь в моих руках. Нас разделяют всего два шага. Стоит мне пожелать, и ваша голова разлетится, как переспелая тыква.

— Попробуй только протянуть ко мне руку, и я пристрелю тебя, каналья!

— Я не один здесь, друг мой, — отвечал Корсар. — Пули моих товарищей достанут вас и из-за мертвого тела.

— Сколько вас?

— Сотня.

— Тогда я покойник.

— На вашем месте я бы помолился.

— Я бы, пожалуй, вспомнил какую-нибудь молитву, будь со мной бутылочка виски, — отвечал ирландец.

— Так попросите о ней дьявола.

— Если вы меня пристрелите, вам ни на шаг не продвинуться вперед.

— Знаю, поэтому предлагаю сделку. Да смотрите не пытайтесь вытащить пистолет, потому что я тут же прострелю вам черепушку.

Ирландец грязно выругался.

— Хорошо, пока что сила на вашей стороне. Чего вам нужно?

— Отползайте к каземату.

— Это будет нелегко. Ползти вперед еще куда ни шло, но пятиться?

— Мы не спешим, — заверил Корсар. — Ползите, или я продырявлю вам шкуру!

— Повторяю: это невозможно.

Сэр Уильям вырвал из рук ирландца фонарь, разжег свой, не теряя упрямца из виду, наставил ему в лоб пистолет и угрожающе произнес:

— Ползи назад, или я тебе мозги вышибу!

Солдат, поняв, что спорить не время, с усилием попятился, не переставая сыпать проклятиями.

— А говорил, не можешь! — сказал Корсар.

— Я себе так всю поясницу расшибу, — пыхтел ирландец.

— Я сказал: назад!

— Разрази меня гром! — воскликнул Каменная Башка, начиная терять терпение. — Всадите пулю в рожу этому упрямцу! Из-за него мы все здесь задохнемся! Я больше не могу.

— Назад, негодяй! — повторил Маклеллан.

Ирландец начал отползать, фыркая, отдуваясь и отчаянно извиваясь всем телом. Видя перед собой пистолет Корсара, бедолага предпринимал отчаянные усилия, чтобы вернуться в заминированную камеру под казематами.

Спустя пять минут, показавшихся вечностью, ирландец начал двигаться быстрее. Наконец он достиг камеры.

Заметив, что солдат стал двигаться проворнее, баронет рванул его к себе:

— Не смей вставать, пока я не скажу! И попробуй только пошевелить рукой. Мне не нужны неприятные сюрпризы. Одно подозрительное движение — и я стреляю!

— Я обещал вам, что не буду сопротивляться, — буркнул ирландец.

— Что-то слабо верится.

— Клянусь святым Патриком, небесным покровителем Ирландии.

— Ну да, и папой римским вдобавок! Все вы, ирландцы, паписты, верно? Кончайте его! — взревел Каменная Башка.

— Ты слышал, что сказал мой лейтенант? А позади него еще сотня солдат, сгорающих от желания выбраться из этой тесноты, — сообщил баронет.

— Да если хотите, я хоть хвостом дьявола поклянусь!

— Это бы тебе больше подошло, — проворчал Каменная Башка. — Я куда больше христианин, чем этот пьянчуга, ведь бретонские священники — воистину наши пастыри. Пошевеливайся! Всыпьте ему хорошенько, капитан!

Вовсе не собираясь следовать совету боцмана, баронет тем не менее неотрывно следил за каждым движением ирландца, готовый при малейшем подозрении прострелить ему череп.

Последним усилием солдат выбрался из тесноты туннеля и, резко выпрямившись, оказался в заминированной камере, достаточно просторной, чтобы встать во весь рост и даже свободно передвигаться.

Сэр Уильям, отбросив фонарь, одним тигриным прыжком очутился возле ирландца и схватил его за горло.

— Нет, приятель, — прошипел он, — с бермудскими корсарами такие шутки не пройдут. Руки вверх, или я стреляю!

Ирландец, зарычав, рванулся из рук баронета, но хватка Маклеллана была железной.

Каменная Башка и Малыш Флокко, выбравшись из узкого прохода, бросились на солдата. Вскинув кулак размером с кувалду, бретонец пробасил:

— Позвольте, я его прикончу, капитан?

— Не стоит труда, — отвечал Маклеллан. — Он уже все равно что труп. Просмоленный шнур еще у тебя?

— Да, капитан.

— Достань его.

— А дальше что?

— Имей терпение. Я хочу тут немного осмотреться. Да! И не забудь заткнуть ему рот.

— Положитесь на меня!

Пока баронет пробирался по новому проходу, гораздо более широкому, чем предыдущий, бретонец достал из кармана платок, а Малыш Флокко крепко держал ирландца, уткнув дуло пистолета ему под подбородок.

— Что ж, господин пьянчуга, позвольте заткнуть вам клювик, чтобы вы не запели, — сказал боцман. — О, не беспокойтесь! Нос я вам не заткну, так что дышать вы сможете.

Ирландец взревел было, но не посмел сопротивляться.

Каменная Башка поспешно забил кляп ему в рот и крепко-накрепко связал ирландца.

— Этот заморский павлин еще не скоро подаст голос. Взгляни, Малыш Флокко, не напоминает ли он тебе кровяную колбасу в этом перетянутом веревками красном мундире?

— Жаль, он несъедобный, — отозвался марсовой. — Уж я бы здорово угостился.

— Если хочешь полакомиться ирландской колбаской, я возражать не стану.

— Я что тебе, людоед какой-нибудь?

— Ба! Мне доводилось отведать человечины на плоту, затерянном посреди океана. Не такая уж она и противная, скажу я тебе.

В этот момент, держа перед собой фонарь, в камеру вернулся сэр Уильям.

— Ну что, капитан? — спросил бретонец.

— Через пять минут мы будем в Бостоне, а казематы взлетят на воздух.

— Во имя Иль-де-Ба!

— До казематов всего двадцать пять — тридцать шагов. Внутри темно. Одна из плит сдвинута. Возможно, этим самым солдатом.

— А мина?

— Ты что, слепой?

Вскочив на ноги, Каменная Башка оглядел стену, освещенную фонарем капитана.

— Фитиль! — воскликнул боцман.

— Где фитиль, там и мина.

— И эти болваны-англичане ее не обезвредили?

— Возможно, у них просто не хватило времени. Вчера весь день шли бои.

— Вы правы, капитан.

— Как думаешь, долго будет гореть фитиль?

— Три-четыре минуты, — отвечал бретонец, рассматривая шнур.

— Более чем достаточно, чтобы убраться отсюда, — заключил Маклеллан.

— Вы видели в казематах солдат?

— Я слышал чей-то храп. Должно быть, они так уморились, пока дрались, что их и пушками не разбудишь!

— Гм… А что делать с этим павлином?

— Оставим его здесь. Пусть взлетит на воздух! — равнодушно ответил сэр Уильям. — Он видел наши лица. Пощадим его теперь — он, чего доброго, сдаст нас страже, если повстречает на улицах Бостона. И тогда болтаться нам на виселице без суда и следствия. У военного времени свои законы.

— Бедняга… С другой стороны, пусть первым отправится на тот свет. Когда повстречаем его там — чем позже, тем лучше, — тогда и принесем свои извинения.

— Поджигай и живо за мной!

Каменная Башка открыл фонарь, протянутый капитаном, и запалил фитиль. Корсары бросились вон, в то время как злосчастный ирландец в преддверии неминуемой гибели бешено кусал кляп и тщетно пытался высвободиться из пут.