— Дождемся твою ненаглядную.

— Тогда достань табачок. Покурим. Знаешь, по чему я до смерти соскучился?

— По запаху дегтя?

— Именно, мой юный друг.

Распустив завязки на кисете с табаком, моряки заправили трубки и молча дымили, ожидая прихода камеристки.

Не прошло и часа, как они услыхали крик хозяина:

— Мисс! Мисс!

— Оставайся здесь, Малыш Флокко, — велел бретонец. — А я наведаюсь наверх и разберусь, что к чему.

И он взобрался по веревке с проворством, которого трудно было ожидать от человека его комплекции, горя нетерпеливым желанием поскорее узнать, что удалось выведать преданной наперснице миледи.

Мисс Диана, или Нелли, как упорно звал ее твердолобый бретонец, уже поджидала моряка. Увидев своего героя, она покраснела, затем побледнела, пролепетав:

— Вы!..

— Сколько же тревожных часов я провел, ожидая вас, моя прекрасная Нелли, — завел велеречивый бретонец. — Глаз не сомкнул, думая о вас.

— Я верю вам, хотя вы, моряки, народ ненадежный, — отвечала «ньюфаундлендская треска». — Любовь лишает нас покоя.

— Поговорим об этом после, а сейчас скажите, что они сделали с капитаном.

— Его заперли в башне Оксфорд-мэншн, — отвечала камеристка.

— Тут в Бостоне что, порядочных тюрем нет?

— Откуда же мне знать?

— А ваша госпожа?

— Маркиз не отпускает ее от себя.

— Этот пес еще не издох?

— Напротив, он быстро идет на поправку.

— Во имя Иль-де-Ба! — вскричал бретонец. — Какая несправедливость! Все пошло прахом! И что говорят о том, какая судьба ожидает баронета?

Став белой как мел, Диана пролепетала:

— Говорят, послезавтра его повесят.

— И кто совершит казнь? — допытывался бретонец.

— Местный палач.

— А он один такой в Бостоне? Или же имеются другие?

— Всего один.

— И где же, позвольте спросить, обретается заплечных дел мастер? Вы, случайно, этого не знаете?

— Случайно знаю. В старой халупе прямо перед Оксфорд-мэншн. Стены ее выкрашены красным. Этот дом ни с каким другим не перепутаешь, второго такого во всем Бостоне не найдешь.

— А вы знаете этого малого?

— Видела несколько раз, как он вешал американских мятежников.

— Каков он из себя?

— Старый каторжник, помилованный за то, что согласился исправлять позорное ремесло.

— А что, он силен?

— Почти как вы.

— Хорошо же. Потому что именно со мной ему и придется иметь дело. А теперь, моя милая Нелли, поскорей возвращайтесь к своей госпоже и найдите способ передать сэру Уильяму, что двое верных ему моряков еще на свободе и сделают все возможное и невозможное, чтобы его спасти. Ступайте немедля: сюда того и гляди могут нагрянуть приспешники маркиза, а я не хочу, чтобы они меня схватили.

Не дожидаясь ответа, он скрылся в колодце и вернулся в подземное убежище, где его с тревогой ожидал Малыш Флокко.

— Говорил я тебе, — с торжеством воскликнул боцман, — нужно похитить палача!

— Да ты хоть знаешь, где его искать? — спросил марсовой.

— Все я знаю. Сиди себе, покуривай. Спешить некуда.

— А чего ждать-то?

— Уж не хочешь ли ты, чтоб я умыкнул палача средь бела дня? Вылазку предпримем ночью. Да и потом, чего тебе не хватает? И сыт, и пьян, и нос в табаке. Копченых колбасок и сыра вдоволь. Бутылок столько, что сразу и не сочтешь.

И, снова запустив руку в кисет за щедрой щепотью мэрилендского табака, Каменная Башка с удовольствием раскурил трубку. Ему было о чем подумать. Все его мысли занимал капитан.

Время шло, а трактирщик не показывался. Начинало смеркаться, и Каменная Башка решил, что настала пора предпринять вылазку.

— Пойдем вместе, — сказал он Малышу Флокко. — Должно быть, в таверне случилось что-то ужасное. Или нас схватят, или мы разделаемся с канальями. Не выношу проклятых англичан!

И боцман устремился вверх по веревке. Малыш Флокко последовал за ним.

— Клянусь Иль-де-Ба, — вполголоса проговорил старый моряк, когда они выбрались в садик из колодца, — не нравится мне эта тишина… Что, если они схватили хозяина? А может, и вовсе отправили вдогонку за папашей, который слишком налегал на виски… Не тем будь помянут.

— Н-да, — отозвался марсовой, — что-то и мне неспокойно. Держи пистолет и саблю наготове.

— Покомандуй мне тут! И без тебя знаю, когда надо будет спустить курок и пойти на абордаж.

Тем же узким и темным коридором бравые моряки проникли в залу, сейчас совершенно пустую, остановились, насторожив слух. Сверху до них доносились незнакомые голоса.

Призывно махнув рукой Малышу Флокко, боцман взошел по лестнице на второй этаж. В комнате, которую хозяин таверны отвел морякам, четверо красномундирников, бранясь, обшаривали постели.

Каменная Башка с решительным видом ступил в спальню.

— Что это вы здесь делаете? — прогремел его зычный бас. — Кто вы такие и что вам нужно в моей таверне?

Англичане в изумлении переглянулись. Наконец один из них ответил вопросом на вопрос:

— А ты кто такой?

— Здешний хозяин, — дерзко соврал боцман.

— Это ты-то?

— Я.

— Да ведь здешнего хозяина уже расстреляли!

— Как это? За что?!

— За измену!

— Ах вы, мерзавцы! Сюда, Малыш Флокко! Размажем их по стенке!

Юный марсовой вооружился тяжеленным дубовым табуретом, стоявшим у стены.

Миг — и корсары, свирепые, как дикие звери, кинулись на стражу, осыпая красномундирников ударами, способными вышибить дух из любого. Не прошло и минуты, как злополучные солдаты уже валялись на полу, недвижимые и бесчувственные.

К счастью для моряков, постоялый двор «Тридцать бизоньих рогов» располагался на отшибе, позади лабиринта пустынных полуразрушенных улочек, так что корсарам удалось поквитаться со стражниками без всякого вмешательства со стороны.

— Похоже, мы спровадили их на тот свет, — подвел итог схватке Каменная Башка, оглядев бездыханные тела. — Смерть англичанам!

И боцман поспешил покинуть таверну вместе с товарищем, продолжавшим сжимать в руке ножку табурета.

На безлюдные улицы опустилась ночь, черная как деготь, по которому соскучился боцман. Двери немногих не покинутых хозяевами домов были накрепко заперты на все замки и засовы. В глухом пугающем мраке не слышалось ничего, кроме свиста выпущенных американцами снарядов.

Моряки припустили бегом и вскоре добрались до Оксфорд-мэншн. Только здесь они притормозили, чтобы перевести дух, и с улыбкой переглянулись.

— А славно мы их отделали! — похвалился боцман.

— Мокрого места от них не оставили! — поддержал Малыш Флокко. — А эти-то олухи уже раскатали губу. Думали небось, что меня, считай, повязали и вздернули.

— Как говорил мой покойный дед, победа всегда должна оставаться за флотом, и это чистая правда.

— Неужели они и вправду расстреляли беднягу-трактирщика?

— Да ты, как погляжу, еще дурнее их, Малыш Флокко. Неужто поверил тому, что набрехали эти псы? Расстрелять трактирщика? Да это курам на смех! Такой чести удостаиваются только солдаты.

— Значит, они надели на него пеньковый воротник.

— Вот уж не поверю, — отвечал невозмутимый бретонец. — Может, схватить его и схватили. Так, на всякий случай. Но за что отправлять на виселицу безобидного малого, который против англичан не бунтовал и никаких козней не строил? Достаточно взглянуть на его глупую физиономию, чтобы понять: он тут сбоку припека.

— А что же нам-то теперь делать?

— Видишь этот домик, выкрашенный красным? Там живет палач. Как я погляжу, и свет горит в окошке. Должно быть, хозяин готов принять гостей.

— И что, по-твоему, мы станем с ним делать? Назад в таверну нам пути нет.

— А про заброшенный каземат, где мы оставили англичанина, забыл?

— Хочешь оттащить палача туда?

— По крайней мере, пристроить там на первое время.

— И под каким предлогом ты хочешь к нему постучаться?

— Оставь это мне, — махнул рукой боцман. — В Иль-де-Ба простаков сроду не водилось.