— Погоди-ка. — Тремаль-Наик крепко взял португальца за плечо. — Лучше я. В отличие от тебя, у меня нет жены.

— Зато есть дочь. Забыл о своей Дарме?

— Она теперь далеко.

Отважный индиец отбросил последние ковры. Под ними, свернувшись клубком, лежал человек в желтой хламиде брамина. Янес присмотрелся, не сжимает ли тот пистолет, но, увидев, что незнакомец не решается даже пошевелиться, сказал:

— Ну, чего ждешь? Чтобы Вишну подал тебе руку?

Брамин только сильнее сжался в комок.

— Оглох он, что ли? Вроде бы гром не гремел, — насмешливо произнес Янес.

— Не в том дело, приятель, — сказал Тремаль-Наик. — Просто парень ожидает хорошего пинка, тогда-то и покажет нам свое лицо.

— Пинка? Это всегда пожалуйста.

Португалец уже занес ногу, когда человек вскочил с ловкостью пантеры и уставился на врагов горящими глазами. На первый взгляд ему было не больше тридцати. Угловатые черты лица, низкий лоб, характерный для париев, этих несчастных, проклятых всеми богами Индии. Едва взглянув на него, Янес воскликнул:

— Я тебя узнал! Ты приходил ко мне во дворец клянчить прииск, не припомню только, рубиновый или изумрудный. А заодно отравить моего министра, верно?

Брамин (точнее, переодетый брамином мошенник, потому что все брамины имеют благородные черты высших каст) сжал зубы и промолчал.

— Черт тебя побери! Видать, сам Шива отнял у тебя язык. Впрочем, мы в добрых отношениях с индусским пантеоном, так что мы быстренько тебе его развяжем.

Пария нахмурился, его глаза налились ненавистью, но он продолжал молчать.

— Тут нужен Каммамури, — сказал Тремаль-Наик. — Он умеет разговорить пленников.

— Что ж, пошли к нему.

Янес двинулся было к неподвижно стоявшему парии, когда Тремаль-Наик внезапно заорал:

— Назад! У него змея!

Одежды брамина распахнулись, и Янес увидел змейку, которую незнакомец прижимал к груди. Тонкую, как шнурок, длиной около восьми дюймов, черную с ярко-желтыми пятнышками. Тварь с шипением метнулась в лицо Янесу, но Тремаль-Наик, старый змеелов Черных джунглей, прикрыл собой португальца.

И тут грянул выстрел. Жуткое пресмыкающееся, чей яд способен за полторы минуты умертвить корову, упало на пол, как длинный лоскут ткани. Змею убила даже не пуля, а пороховые газы. Тем не менее крысолов для верности наступил на нее, сломав ей хребет.

— Ах ты, мерзавец! — взревел побледневший португалец. — Змей на себе таскаешь? Кто ты такой? Факир?

Пария только пожал плечами.

— Каналья. — Янес угрожающе поднял пистолет. — За такое тебе бы впору прострелить башку. И я бы сделал это немедленно, если бы не рассчитывал получить от тебя кое-какие сведения. Раздевайся!

— У меня больше нет змей, — ответил пария. — Ума не приложу, как эта заползла под мою одежду и почему не укусила.

— Раздевайся! Хватит с меня твоих уловок.

Увидев надвигающихся на него троих вооруженных людей, пария, поколебавшись, начал стягивать хламиду, разматывая слой за слоем, пока не остался совершенно голым.

— Как ты удержал змею в руках? — спросил Янес, жестом велев индийцу одеваться. — Ты заклинатель-беде?

— Нет-нет, я брамин.

— Которому поручили отравить моих министров и меня самого? На кого ты работаешь?

— Никто мне ничего не поручал, ваше высочество.

— Может быть, ты мстишь мне за отказ подарить прииски?

— Я вас не понимаю, ваше высочество. Брамин не может владеть приисками.

— Ты никакой не брамин, — рявкнул Тремаль-Наик. — У тебя на физиономии написано: пария.

— Вы все ошибаетесь. Или обознались.

— То есть ты отрицаешь, что приходил ко мне во дворец два дня назад?

— Я бы никогда не посмел переступить порог дворца.

— Мы тебя узнали, уродливый марабу. Есть еще один свидетель, скоро мы тебе его представим. Оделся?

— Да, ваше высочество.

Крысолов с Тремаль-Наиком крепко схватили его за запястья и потащили к выходу.

— Что вам от меня нужно? — завопил пленник, отбиваясь. — Я же брамин! Даже раджи не могут трогать брамина!

— Я не индус, и мне плевать на ваших богов и изобретенные ими для вас страшные кары. Хочешь сказать, после смерти моя душа переселится в скарабея, а потом в блоху или вошь? Чепуха! Я смеюсь над Брахмой, Шивой, Вишну, Парвати и даже над жуткой богиней смерти Кали! У меня один Бог, не имеющий никакого отношения к толпе ваших.

— Плавать вам десять тысяч лет по Молочному Океану, прежде чем родиться хотя бы обезьяной, если не кем похуже. Нам, браминам, дарована власть карать и миловать.

— Карай сколько влезет. — Янес подтолкнул упиравшегося лжебрамина. — Но не жалуйся, если тебя покараем мы.

— Вы не посмеете! Я святой человек!

— Ты обманщик и состоишь в шайке разбойников и заговорщиков, собранной безумцем Синдхией.

Услышав имя свергнутого принца, пленник резко повернулся и в упор взглянул на Янеса:

— Синдхия? Кто это?

— Один осел, — ответил Тремаль-Наик. — Обыкновенный осел, прежде правивший Ассамом. Это известно даже пням в лесу, а ты, якобы ученый человек, прикидываешься, будто не знаешь? Разве брамины не изучают историю своей страны?

— Все наше время занято молитвами, — брюзгливо ответил пленник. — Мы общаемся с богами. Что нам до земных царей, у которых нет над нами власти?

— Погоди, скоро увидишь, есть у меня над тобой власть или нет. Давай шевели ногами, или погоню пинками. Поглядим тогда, как твои боги тебя защитят.

Впереди показался свет. Шикари и Каммамури стояли на месте, на случай если парии попытаются вернуться и напасть. Поняв, что деваться некуда, и, очевидно, не веря в защиту богов, лжебрамин быстро зашагал вперед, надеясь на помощь своих товарищей.

Янес с изумлением увидел у ног Каммамури совершенно успокоившихся мастифов.

— Мы вновь можем на них рассчитывать, — объявил маратха. — Они побороли страх.

— Черт с ними, с псами. Приглядись-ка к этому человеку, — приказал ему Янес, подталкивая пленника.

Каммамури поднял повыше фонарь.

— Какая встреча! Господин Янес, вы спрашиваете, видел ли я этого типа прежде?

— Именно. Мы с Тремаль-Наиком нисколько не сомневаемся на его счет.

— Это тот самый брамин, который приходил во дворец. Я хорошо его запомнил. Такой взгляд не скоро забудешь.

— Глаза заклинателя змей, я прав?

— Совершенно правы. Глаза беде. А где его флейта-пунги?

— Она ему не нужна, поверь мне. Этот негодяй и безо всяких дудок ловко управляется со змеями, мы сами в этом убедились. Да, Тремаль-Наик?

— Промедли мы хоть миг — и красавица Сурама осталась бы вдовой, — кивнул индиец.

— И он еще жив?

— Мы не торопимся отправить его на тот свет. Сам знаешь почему.

— Я все понял, господин.

— Предупреждаю, пленник нам попался несговорчивый.

— Ничего, справлюсь. Или я не маратха? Да и марабу в окрестностях города вроде бы не перевелись.

Португалец вопросительно приподнял бровь.

— Увидите, господин, как эти падальщики помогут мне развязать язык пленнику.

— Ладно, марабу так марабу. Всё, возвращаемся во дворец. Сурама, наверное, уже извелась от тревоги. Да и у меня сердце не на месте.

Тонкой стальной цепочкой пленнику связали руки за спиной и под охраной шикари повели к зловонной реке. Мастифы, снова спокойные, бежали впереди отряда, порыкивая и принюхиваясь.

Париев, отпущенных на свободу, дух простыл. Скорее всего, они поспешили покинуть клоаки, посчитав, что легко отделались. Отряд Янеса прибавил ходу, внимательно глядя по сторонам. Впрочем, никто не верил, что безоружные беглецы, лишившиеся вожака, осмелятся напасть.

Не прошло и получаса, как отряд вернулся к тому месту, где крысолов перебросил через сточную реку лестницу. Крик ужаса вырвался из всех глоток. Парии вытащили лестницу на другой берег.

— Карамба! — вскричал Янес. — Они отрезали нам путь назад! У кого достанет храбрости прыгнуть в отравленные воды и переплыть на ту сторону? Крысолов, тебе когда-нибудь случалось делать подобное?

— Нет, ваше высочество. Я знаю, что живым оттуда не выйти. Однако не беспокойтесь, отсюда тоже найдется путь на поверхность.

— Разбойники жестоко подшутили над нами, — сказал Тремаль-Наик. — А ведь у меня тогда промелькнула мысль…

Поняв, что никто из них не рискнет отправиться за лестницей вплавь, они немного передохнули и возобновили путь вдоль черной реки. Крысолов вел отряд, ускорив шаг, словно опасался новой беды. То и дело он останавливался, внимательно осматривая стены и свод, и всплескивал руками. Впрочем, псы оставались спокойны, не обращая внимания даже на лжебрамина.

Через полчаса крысолов вдруг остановился перед аркой и отчаянно вскрикнул.

— Гром и молния! — рявкнул Янес. — Ты меня пугаешь.

— Коридор завален, ваше высочество, выхода больше нет.

— Завален? Но кем и когда? Я не слышал грохота камней.

— Наверное, негодяи сделали это несколько дней тому назад, чтобы в случае чего помешать страже спуститься сюда.

Тонкой стальной цепочкой пленнику связали руки за спиной и под охраной шикари повели к зловонной реке.

— Другие выходы есть?

— Только на том берегу. Точнее, здесь есть один, но узкий, как печная труба, и забран снаружи бронзовой решеткой, которую никому не под силу выломать. К тому же он заканчивается в безлюдном месте. Однажды я нашел там тело юноши, застрявшего между прутьями решетки. Несчастный умер от голода, и никто не услышал его криков и предсмертных стонов.