— В общем, моя жена под гипнозом. Она может спуститься в подвал и попытаться освободить пленника.

— А мы на что, господин? К тому же дверь охраняет раджпут. Он не разрешит ей войти.

— Напротив. Мы не должны ей препятствовать. Неожиданное пробуждение опасно для нее. Я прав, Тремаль-Наик?

— Так и есть. Если даже она освободит брамина, мы просто заново его свяжем, еще крепче, чем прежде.

— Господа, — сказал Каммамури, — позвольте нам с крысоловом продолжить? Когда будут новости, вам сразу обо всем доложат.

— Хорошо, действуйте, — кивнул Янес. — Мы пока вернемся к рани.

— Правильно. Иначе крысы не появятся, побоятся человеческих голосов.

— Да что вы тут затеяли?

— Лично я сначала просто подожду. Не верю, что крысолову удастся чего-то добиться.

Янес и Тремаль-Наик оставили подвал, окинув пленника угрожающими взглядами, и пошли отдавать последние распоряжения по поводу похорон первого министра.

Глава 7

Ярость марабу

Едва Янес с Тремаль-Наиком вышли, старик вытащил из мешка заметно пованивающую тушку ягненка и положил на край тюфяка в ногах у парии.

— Они прибегут целыми полчищами, — сказал крысолов. — Хочу увидеть, сможет ли этот человек противиться страху. Ведь он совершенно беззащитен: крысы легко могут загрызть его.

Каммамури хмыкнул и произнес:

— Я больше верю в своих птичек.

— Посмотрим, уважаемый. Здесь, как вижу, есть двери в нижние подвалы. Давай откроем их и спрячемся, а там и насладимся зрелищем. Если грызуны слишком обнаглеют, мы сразу вмешаемся.

— Лампы надо потушить?

— Не стоит. Голодная крыса не боится света.

Тяжелые бронзовые двери распахнулись, после чего Каммамури с крысоловом отошли к лестнице, присоединившись к раджпуту. Несколькими ступенями выше хлопали крыльями и щелкали клювами марабу-адъютанты. Птицы выглядели донельзя рассерженными. По приказу Каммамури их не кормили и не поили: у него, похоже, были свои резоны заставить марабу попоститься.

— Скоро начнется, — шепнул крысолов. — Сюда прибегут настоящие армии этих интереснейших зверьков.

— Интереснейших?!

— Просто ты, приятель, никогда не видел, на что они способны. Между тем они достойны пристального изучения. К тому же я испытываю к ним благодарность. Ведь они столько лет кормят меня и дают мне средства к существованию.

— Так ты в самом деле ешь крыс?

— Конечно. В клоаках, знаешь ли, нет постоялых дворов. Пришлось приспособиться.

— Ты готовил из них жаркое?

— Я всегда держал с собой вертел, дабы сподручнее их запекать. Дровами запасался заранее, и прежде чем в клоаках объявились парии, я…

Крысолов оборвал фразу на полуслове и заглянул в приоткрытую дверь.

— Пленник пытается снять цепи? — встревожился Каммамури.

— Нет-нет, я слышу крыс.

— А я ничего не слышу.

— Ты не жил среди них долгие годы. Говорю тебе, они приближаются. Смотри!

Маратха тоже заглянул в щель и не сумел сдержать вопль ужаса. Из нижних подвалов лезли целые легионы крыс, привлеченные запахом протухшей ягнятины. Это были огромные твари с длинными усами и жуткими желтыми зубами. Там были разные особи. Крупные серые и бурые крысы помельче с густой шерстью. Они передвигались прыжками, каждая стремилась первой добраться до угощения.

Заметив крыс, пария приподнял голову. Его фосфоресцирующий взгляд заметался. Пленник знал, с какими страшными врагами ему предстоит столкнуться. Крысы, наверняка порядком оголодавшие в пустых подвалах, с пронзительным писком набросились на еду.

Несколько сотен жадных челюстей, оснащенных острыми зубками, принялись за работу, грызя кости, словно рафинад. Не прошло и минуты, как от тушки остались одни воспоминания, а аппетит у крыс только разыгрался. Они плотными рядами окружили лежащего на тюфяке человека.

— Видишь? — спросил старик у Каммамури.

— Вижу, не слепой. И надеюсь, не ослепну в ближайшее время. Думаешь, пария испугается и позовет нас?

— Да.

— Ну-ну.

— Все боятся крыс. Кому это знать, как не мне? Я не раз и не два сражался с ними в подземельях.

— Ого! Смотри, смотри! Вот это сила у него во взгляде!

Крысы сгрудились вокруг человека, представлявшегося им лакомым кусочком, готовясь накинуться на него и обглодать, но тут произошло нечто невероятное. Пария вытянул шею, насколько позволили цепи. В его зрачках вспыхнуло зеленовато-желтое пламя.

И крысы, вознамерившиеся продолжить банкет, начали беспорядочно отступать перед этими глазами, больше похожими на два фонаря.

— Ну что ты теперь скажешь о своих грызунах?

— Наверное, крысы из клоак смелее. Они бы точно не пощадили беззащитного связанного человека.

— Брось. Крысы, они и есть крысы, все одинаковы — и те, и эти.

— Почему же тогда они не напали?

— Разве ты не видишь, как светятся глаза пленника?

— Вижу. Словно у тигра.

— Негодяй просто заворожил твоих крыс и приказал им убираться. Ладно, теперь посмотрим, на что способны мои пернатые мудрецы.

— Он и с ними такое же устроит.

— У марабу слишком крепкие черепушки, чтобы их сбил с толку чей-то взгляд.

— Крысы уходят. Не желают нападать.

— Пусть себе уходят. Не за хвост же их держать.

Действительно, грызуны ретировались под взглядом парии. Время от времени они останавливались, собираясь вернуться, но затем с громким писком подскакивали и откатывались назад, словно сметенные невидимой метлой. В самых дверях крысы попробовали в последний раз задержаться, но тут же удрали в темноту, охваченные непреодолимым ужасом.

— Зря я на них рассчитывал, — вздохнул старик. — В жизни ничего подобного не видел.

— Я тоже.

— А чем нам помогут птицы? Ты так и не объяснил.

Пария вытянул шею, насколько позволили цепи. В его зрачках вспыхнуло зеленовато-желтое пламя.

— Они не дадут парии заснуть. Лишение сна — одна из самых страшных пыток. Даже очень крепкий человек не в силах долго держаться.

— Что ж, пойдем пригласим твоих птичек. Прямо хочется проверить, устоят ли они под взглядом пленника.

— Марабу лишь разъярятся и поднимут такой гвалт, что даже мертвый проснется. Идем, поможешь мне.

Они поднялись по ступенькам. Оголодавшие марабу уже принялись клевать друг друга. Их острые клювы оставляли кровоточащие раны. Заставить их спуститься в подвал оказалось непросто, пришлось обратиться за помощью к раджпуту. Втроем они привязали птиц цепями к железной балке неподалеку от тюфяка, но так, чтобы марабу не могли достать друг друга.

Увидев эти приготовления, пария расхохотался:

— Вы, кажется, приняли меня за кота или ворона и решили скормить падальщикам?

— Их клювы достаточно остры, чтобы выклевать твои глаза, — ответил маратха.

— Хотите ослепить меня? — изменившимся голосом спросил пленник.

— Посмотрим. Если тебя клонит в сон, попробуй поспать. Но предупреждаю, тебя всякий раз будут будить.

— Пытка бессонницей?

— Знать ничего не знаю. Справился с крысами? Молодец. Теперь попробуй заворожить этих тварей. Правда, глаза у них слишком пусты, а головы чересчур тверды. — Каммамури достал старинные серебряные часы. — Половина пятого. Поздно уже, пойду-ка я посплю.

— Постой! — заорал явно перепуганный пария.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы составим тебе компанию?

— Нет, но учти, я и правда брамин.

— Что-то не похож.

— А если я поклянусь Буддой?

— Да хоть самим Брахмой.

— Я тоже ему не верю, — поддержал маратху крысолов.

— Вы еще раскаетесь, да поздно будет. Вам наверняка известно, что браминов защищают сами боги, потому что мы — чистые существа. Никто не имеет права безнаказанно нас обижать.

— Пой, птичка, пой. — Каммамури закурил папиросу, обнаруженную на дне кармана.

— Знай, никому не дозволено трогать не только нас, но и наш скот или птиц.

— В таком случае подвинься к ним поближе. Марабу заскучали. До чего громко кричат.

— Знай же, что если кто убьет телку, принадлежащую кому-то из нашей касты, то после смерти попадет в преисподнюю, где его, мучимого голодом и жаждой, будут безжалостно кусать змеи.

— Да-а, несладко же там, я думаю. — Каммамури пожал плечами. — Расскажи еще что-нибудь на сон грядущий.

— Ты даже вообразить не можешь все муки, которые ждут убийцу брамина. И не важно, по какой причине. Сей грех четырехкратно тяжелее убийства коровы.

— Для парии ты на редкость образован.

— Я брамин, а не пария! — взревел пленник, впиваясь в маратху глазами, на что тот не обратил ни малейшего внимания.

— Закончил? — Каммамури зевнул.

— Предупреждаю, душа того, кто убьет брамина, хранимого самими богами, будет приговорена к переселению сначала в навозного жука, а потом в слепого, прокаженного парию. Хватит ли тебе теперь смелости поднять руку на брамина?

— За дурака меня держишь? — поинтересовался маратха. — Я прекрасно знаю, что, если убил человека высшей касты, достаточно прочитать особенную молитву. Если не ошибаюсь, она называется гаятри.

— И что будет?

— Да ничего. Прочитаю и избавлюсь от греха.

— Но ты не брамин, чтобы читать такие мантры.