— Ладно, я попытаюсь, — ответил Тремаль-Наик. — У меня, конечно, нет особенной силы, чтобы вывести рани из-под его власти, но, думаю, разбудить ее сумею. Когда-то я тоже пробовал себя в подобных вещах.

— Хозяин, ты собирался заворожить тигров в Черных джунглях? — спросил Каммамури.

— Напрасно смеешься. Я нередко заставлял тигра на секунду остановиться, благодаря чему побеждал хищника.

— Идем, — решился португалец. — Только не шумите.

Миновав череду богато обставленных комнат, они вошли в просторный зал, обитый голубым шелком того оттенка синевы, который китайцы, отлично разбирающиеся в цветах и оттенках (даже будучи посредственными художниками), именуют «гобеленом после дождя». Вдоль стен стояли такие же голубые диванчики с парчовыми подушками и изящная резная мебель из палисандра.

Посередине зала, под большой золотой лампой эпохи Моголов, располагалось низкое ложе правительницы Ассама. Балдахина не было, зато на нем лежало множество расшитых подушек. За Сурамой наблюдала кормилица Соареса, молодая и красивая индианка из племени горцев. На руках она баюкала малыша.

— Спит? — спросил Янес.

— Да, ваше высочество. Посмотрите только, как вспотела! Ее словно огонь изнутри пожирает.

— Скоро все пройдет, моя добрая Митанэ. Человек, заставивший страдать рани, в наших руках. Мы в любой миг можем его убить.

Сурама спала одетой. Ее волосы разметались по подушкам. Она действительно выглядела так, словно вместо крови по венам у нее текло пламя. Ее руки двигались, будто отгоняя кого-то.

— Сурама, — повелительно произнес Янес, — Сурама, ты меня слышишь?

При звуках знакомого голоса молодая женщина вздрогнула, но глаз не открыла.

— Дай-ка я попробую, — отстранил друга Тремаль-Наик. — Надеюсь, у меня получится.

Он наклонился над рани. Сжал пальцами ее виски, потом быстро провел ими по шее и лбу, словно рисуя какие-то знаки. Янес вскрикнул. Черные глаза Сурамы открылись, она диким взглядом обвела комнату.

— Сурама, ты меня видишь? — спросил португалец.

— Зачем ты хочешь, чтобы я отдала своего сына марабу? — еле слышно прошептала та. — Ты мне приказал… Я должна подчиниться…

Янес зло потряс кулаком. Попадись ему сейчас магнетизер, тому бы точно настал конец.

— Что скажешь, Тремаль-Наик?

— Я уже предлагал: позволь ей исполнить приказ. Мы будем рядом.

— Проклятие! Бросить моего Соареса грязным тварям! Это не человек, а дьявол!

Сурама поднялась с кровати, пригладила волосы. Потом, точно повинуясь неслышному зову, направилась к перепуганной кормилице и забрала малыша.

— Гром и молния! — взревел Янес, смахивая на пол драгоценную китайскую вазу, стоившую столько же золота, сколько она весила. — В жизни ничего подобного не видел. Этот человек должен умереть, но сперва его ослепят.

— Потерпите еще немного, господин, — сказал Каммамури. — Его признание может вывести нас на след обширного заговора, о котором мы даже не подозреваем. Речь идет о ваших с рани жизнях и коронах.

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Пойдемте за Сурамой.

Рани завернула сына в желтое шелковое покрывало и без тени сомнения и малейшего колебания направилась к лестнице, ведущей в подземелья. Ребенок крепко спал с раскрытым ртом, стиснув кулачки так, словно держал в них самое грозное оружие своего отца.

Мужчины на цыпочках двинулись за ней, хотя уже поняли, что разбудить ее не так-то просто. Сурама подчинялась могучей силе, полностью подавившей ее волю. Она без труда открывала тяжелые бронзовые двери, уверенно спускалась по ступеням, ни разу не споткнувшись и не промедлив. Магнетизер звал ее, и она подчинялась.

Дойдя до двери в подвал, где находился пария, Сурама остановилась. Казалось, молодая женщина пытается сделать над собой последнее усилие и вернуться, но беззвучный зов, столь сильный, не оставил ей выбора. Прижав спящего сына, пригревшегося у материнской груди, рани слепо миновала раджпута и вошла в подвал.

— Ради всех богов и небесных светил! — воскликнул Янес. — Я боюсь так, как не боялся бы, окажись передо мной десяток тигров!

— Все скоро кончится, господин Янес, — успокоил его Каммамури. — Наш пария, оказывается, не любит побоев.

— Я ему все ребра переломаю.

— И убьете его.

— Выколю ему глаза, чтобы он никогда больше не увидел света.

— Это можно. Но умоляю, не убивайте его.

— Хорошо, обещаю.

Рани скрылась в подвале, откуда неслось истошное карканье марабу. Кто знает, что обсуждали птицы? Может быть, они спрашивали друг друга, почему все реки внезапно пересохли и оставили их умирать от жажды.

— Сейчас я снесу головы этим облезлым курицам. — Янес выхватил остро наточенный тальвар с золотой рукоятью.

— Нет-нет, господин! Вы нарушите мои планы! — Каммамури перехватил руку португальца. — Птицы отлично справляются со своей задачей.

— С какой задачей?

— Об этом позже. Давайте понаблюдаем за госпожой.

Прижимая к себе сына, Сурама медленно приближалась к марабу. Янес не выдержал, бросился в подвал и встал у жены на пути. Птицы, как будто вняв наконец магнетическим взглядам парии, разом повернули голову и распахнули клюв. Они словно чуяли, что сейчас им перепадет вкусная добыча.

Рани резко остановилась перед Янесом, малыш проснулся. Увидев громадных, страшно орущих птиц, Соарес повис у матери на шее и закричал:

— Мама, мама, где мы?

Потом он увидел отца:

— Папа, забери меня или дай мне мой пистолетик!

Янес с нежностью взял мальчика из рук матери и передал Тремаль-Наику, будущему наставнику принца. Сурама, услышав плач ребенка, на миг пришла в себя, но безжалостный магнетизер тут же вновь подчинил женщину своей воле. Не понимая, что сын больше не у нее в руках, несчастная бросила птицам желтое покрывало.

Один из марабу, самый жадный, схватил его, попытался заглотнуть, но тут же повалился, задыхаясь. Другие отчаянно тянули клюв, чтобы добраться до молодой женщины и растерзать ее. Каммамури с Янесом пришлось отгонять настырных падальщиков пинками. Сурама стояла неподвижно. Видимо, пария, опасаясь за свою шкуру, велел ей не приближаться к марабу.

— Тремаль-Наик, передай Соареса раджпуту и охраняй мою жену.

Янес выглядел донельзя взвинченным. Одним тигриным прыжком он оказался у тюфяка и грозно навис над пленником. Каммамури метнулся к португальцу с воплем:

— Не убивайте его! Он еще не заговорил!

При виде португальца с воздетыми кулаками пария в упор уставился на него, надеясь наконец загипнотизировать.

— Поганый пес! — прогремел Янес, не обращая ни малейшего внимания на потуги пленника. — Хотел скормить моего сына марабу? Я тебя раздавлю, трусливый червяк!

— Смерть меня не пугает.

— Кто ты?

— Брамин. Обычный брамин.

— Пария! Пария! Пария! — трижды выкрикнул в ярости Янес. — Ладно, не важно. Ты загипнотизировал мою жену, и теперь она полностью в твоей власти.

— Нет, я не обладаю подобными силами.

— Ах наглец! — Каммамури, в свою очередь, поднял руку, собираясь отвесить пленнику затрещину. — Твои светящиеся глаза заставили отступить голодных крыс, а они собирались тебя сожрать.

— Вовсе нет. Они убежали, испугавшись звона цепей.

— Надеешься обвести нас вокруг пальца? Да я сам тогда едва устоял перед твоей черной волей. Твои глаза светились, будто у пантеры в ночи.

— Тебе померещилось, — невозмутимо возразил пленник.

— Хватит ломать гнусную комедию! — гаркнул Янес, взбешенный его дерзостью. — Приказываю тебе освободить мою жену, которую ты загипнотизировал.

— Не могу, ваше высочество.

— Продолжаешь упорствовать?

— Я ничего не делал вашей жене!

— Мы видели достаточно! И ты еще смеешь упорствовать после такого? Вели ей вернуться в спальню.

— У меня нет на это сил, ваше высочество.

— Приказывай! — Янес занес кулак.

— Хоть убейте, я не могу исполнить ваш приказ. Госпожу рани заворожил кто-то другой.

— И кто же?

— Наверное, тот, кто отравил министров.

Терпение Янеса лопнуло. Он со всего маху ударил пленника по лицу, выбив ему глаз. Теперь пария наполовину ослеп. Из пугающе пустой глазницы потекла кровь.

— Вы за это заплатите, ваше высочество! — закричал пленник. — И скорее, чем вам кажется! За меня отомстят!

— Кто за тебя отомстит? Синдхия? — продолжал бушевать Янес, которого с трудом удерживал Каммамури, опасавшийся, что португалец прикончит негодяя.

— Я никогда не встречался с Синдхией. Говорят, он прежде правил Ассамом, вот и все, что мне известно.

— Каммамури, займись подлецом, — буркнул Янес.

— Сию же минуту. Надо же, сколько кровищи! Ох и тяжелые у вас кулаки, господин Янес. А пленнику пока умирать нельзя, совсем нельзя.

Янес отправился к себе, осторожно поддерживая рани. Тремаль-Наик нес маленького Соареса. Каммамури разорвал платок, взял у раджпута фляжку с крепкой тафией [Тафия — алкогольный напиток, изготавливается путем перегона перебродившей патоки из тростникового сахара, заранее разбавленной водой.], обильно смочил лоскут и бесцеремонно запихал прямо в кровоточащую глазницу. Раненый завизжал.

— Заткнись, шакал. Будет больно, зато кровь остановится.

— Чтоб вас Брахма проклял!

— Будем ждать, — усмехнулся Каммамури. — Оставь в покое бога, которому до тебя нет дела.