— Я брамин! — из последних сил выкрикнул пленник.
— Будешь и дальше морочить нам голову, получишь новую порцию побоев. Может, и второго глаза лишишься. Клювы у марабу острые.
— Уж лучше убей меня!
Каммамури только фыркнул. Раджпут и крысолов расположились поодаль от тюфяка, с безразличным видом наблюдая за подвывающим пленником. Тот же пытался сосредоточить всю свою силу в единственном оставшемся глазу. Маратха раскурил папиросу из пальмовых листьев, сел на пол, подогнув под себя ноги, и сказал парии:
— Теперь я знаю, чего ты боишься больше всего. Ослепнуть.
— Оставь меня в покое! От твоей тряпки рана горит огнем.
— Но так нужно. Для твоего же блага.
— Можешь скормить мой второй глаз марабу, если хочешь. Все равно рани сделает то, что должна.
— Ты на что намекаешь? Говори прямо, хватит угроз.
Пленник, как и все индийцы, обладавший немалой силой духа, лишь пожал плечами и хрипло выдавил:
— Скоро узнаешь…
Трое мужчин с воплями: «Убить негодяя!» — вскочили на ноги.
— Убивайте. — Пария уставился на них одним, дико горящим глазом.
Они готовы были наброситься на наглеца, и тут Каммамури опомнился:
— Остановитесь, друзья. Довольно с него. Еще один удар — и он окажется в объятиях Кали. Что ты за человек такой? Тебя, наверное, изрыгнула сама преисподняя.
— Я родился с благословения Брахмы.
— Скорей уж Рудры [Рудра — в древнеиндийской мифологии божество, связанное с несчастьями и болезнями.].
— Дай мне попить… У меня язык к нёбу прилипает…
— Дам. Сколько угодно, хоть все реки Индии. Но сначала ты должен во всем признаться.
— Позволь мне умереть… Не могу больше… Молю, отдай меня птицам, они ждут не дождутся, когда смогут вонзить свои клювы в мою плоть и внутренности…
— Будешь говорить, подлец? Зачем ты отравил министров? На кого работаешь?
— Ничего не знаю… Воды… Я готов выпить весь Ганг.
— Придется потерпеть. — Маратха достал серебряные часы размером с луковицу и не без труда прикинул время. — Полдень. Пора обедать. Пойдемте перекусим, друзья. А заодно выпьем несколько бутылочек пивка.
— Пиво…
— Да-да, пиво. Мы напьемся вдоволь. В погребах раджи его полно.
Несчастный зашевелил губами, словно пытаясь произнести еще что-то, и вдруг обмяк.
— Не помрет? — забеспокоился раджпут.
— Не думаю; марабу быстро заставят его очнуться. Как вопят! Ревут, что твои буйволы. Удивительные птицы!
— Они сами скоро спятят от жажды, — заметил крысолов. — Дай им попить.
— Нет-нет, воды не получат ни марабу, ни пария, — сурово отрезал маратха.
— Закончится тем, что они нападут друг на друга, чтобы напиться крови.
— Пусть сперва цепи порвут. Это поводки мастифов. Сам подумай, насколько они прочны. — Каммамури осклабился, продемонстрировав два ряда зубов, которым позавидовал бы молодой крокодил. — У меня в животе пусто. Пойдемте-ка обедать.
— А с ним что делать? — спросил раджпут, заметив, что пленник приоткрыл глаз.
— Пусть беседует со своим Брахмой или ругается с моими пернатыми мудрецами, — со смехом ответил Каммамури. — Он заговорит! Заговорит, или я не маратха. А нас ждет обед.
Они направились к выходу, отбиваясь от плешивоголовых марабу, тянувших к ним клювы. Поднялись на верхний этаж, в комнату, где стояли походные койки. Слуги уже принесли корзины с жареной птицей, холодным мясом, маслеными лепешками, бананами и кокосовыми орехами, полными прохладного молока.
— Отдадим их парии, — с усмешкой предложил крысолов. — Что может быть лучше кокосового ореха, когда хочешь есть и пить?
— Нет, сами выпьем. — Каммамури начал распаковывать корзины. — Пусть страдает, пока язык не развяжется.
— Ты все еще на это надеешься?
— Конечно.
— Я б уже сдался, — протянул раджпут. — Кажется, мои барабанные перепонки, привычные к грохоту английских пушек, того и гляди лопнут от криков марабу.
— Раз ты их слышишь, значит еще не лопнули, — засмеялся Каммамури, с аппетитом набрасываясь на еду.
Он как раз отрезал кусок жареного огаря [Огарь — водоплавающая птица семейства утиных, имеет характерное оранжево-коричневое оперение.], которого обнаружил под лепешками, когда в дверях появился Тремаль-Наик в сопровождении крепкого юноши лет двадцати с умным взглядом.
— Тимул! Следопыт Тимул! — воскликнул маратха и с тревогой посмотрел на хозяина. — Есть новости? Что с госпожой рани?
— Спит рядом с сыном. Однако Янеса чрезвычайно беспокоит ее состояние.
— Меня тоже, хозяин. Негодяй заявил, что рани сама знает, что делать, и его взгляд ей больше не требуется.
— Подлый шакал и отравитель строит против нас козни. Теперь и у меня сердце не на месте.
— Хозяин, хочешь, марабу выклюют ему второй глаз? Проглотят мигом, будто яйцо.
— Нет, не надо. Янес собрался уже привязать его к пушке и разметать на тысячу клочков, да я не позволил. У парии — ключ к тайне дворцовых убийств, за которыми наверняка стоит Синдхия. Боюсь, опальный принц сбежал из Калькутты в надежде вернуть корону Ассама, которую замарал кровью не меньше, чем его брат. Может, я ошибаюсь, но сдается мне, у нас под ногами мина, готовая в любой миг взорваться. Что бы ни твердили младоиндийцы, мы никогда не приблизимся к благам цивилизации. Нам нужны голод, холера и массовые казни.
— Да, это наша беда. — Каммамури подвинулся, давая место Тремаль-Наику и Тимулу, и продолжил нарезать утку. — Зачем вы привели сюда следопыта?
— У меня родилась идея.
— Какая, хозяин?
— Прихватить раджпутов, отправиться в крокодилий залив и переловить там париев из клоак.
— Вряд ли они сообщат что-нибудь полезное, хозяин. Брамин у них главный, только ему все известно.
— Посмотрим… Вдруг мне повезет?
Собеседники приступили к еде. Им прислуживали два молодых лакея, чьи правильные черты указывали на их благородное происхождение. Обедающие налегали в основном на пиво и фрукты. Жаркий индийский климат не подходит чревоугодникам: всем им быстро приходится отказываться от тяжелых блюд в пользу фруктов и напитков, чтобы восполнить потерю жидкости из-за обильного потоотделения.
— Так говорите, хозяин, вы надумали застать врасплох этих таинственных охотников на крокодилов? — уточнил маратха, раскуривая свою пальмовую папиросу.
— Да, мой бравый Каммамури. И рассчитываю, что ты составишь мне компанию. Раджпут и крысолов пока присмотрят за пленником.
— Не хотелось бы мне его оставлять с ними. Опасный человек.
— Брось, он избит до полусмерти. Вставай, вставай. Отважный Сахур, любимый слон Янеса, ждет нас у ворот. Раджпуты уже потопали к заливу.
— Как прикажете, хозяин.
— Не беспокойся, надолго мы не задержимся.
— Хоть к вечеру вернемся?
— Думаю, да.
— Тогда едем, хозяин. Честно говоря, мне и самому любопытно порасспросить этих мерзавцев. Подозреваю, охотниками они стали ради того, чтобы не привлекать к себе внимания.
— Вот заодно и проверим.
Выпив по последней кружке пива, Тремаль-Наик и Каммамури поднялись.
— Не спускайте глаз с пленника, — велел маратха.
— Можешь рассчитывать на нас, — хором ответили крысолов и раджпут.
— Не давайте ему ни еды, ни питья. И кулаки свои попридержите.
Сунув за пояс пистолеты, он пошел за Тремаль-Наиком и Тимулом. Пройдя длинной чередой залов, они вышли к огромным воротам, которые поддерживали двенадцать исполинских колонн из зеленой яшмы. Там уже переминался с ноги на ногу от нетерпения Сахур. Время от времени слон поднимал хобот и трубил, и над дворцом словно гремел гром.
Корнак сбросил им веревочную лестницу и занял место на шее у толстокожего. Трое товарищей взобрались наверх и устроились в хауде [Хауда — подобие кровати с балдахином, которое устанавливали на спине слона или же верблюда; как правило, ими пользовались богатые люди, поэтому хауды украшались драгоценными камнями.] под позолоченным куполом и пальмовыми листьями, которые должны были смягчить жар полуденного солнца.
— Давно ушли раджпуты? — спросил Тремаль-Наик у погонщика.
— Около часа назад.
— Отлично. Будем там одновременно с ними. Вперед!