— Я брамин! — из последних сил выкрикнул пленник.

— Будешь и дальше морочить нам голову, получишь новую порцию побоев. Может, и второго глаза лишишься. Клювы у марабу острые.

— Уж лучше убей меня!

Каммамури только фыркнул. Раджпут и крысолов расположились поодаль от тюфяка, с безразличным видом наблюдая за подвывающим пленником. Тот же пытался сосредоточить всю свою силу в единственном оставшемся глазу. Маратха раскурил папиросу из пальмовых листьев, сел на пол, подогнув под себя ноги, и сказал парии:

— Теперь я знаю, чего ты боишься больше всего. Ослепнуть.

— Оставь меня в покое! От твоей тряпки рана горит огнем.

— Но так нужно. Для твоего же блага.

— Можешь скормить мой второй глаз марабу, если хочешь. Все равно рани сделает то, что должна.

— Ты на что намекаешь? Говори прямо, хватит угроз.

Пленник, как и все индийцы, обладавший немалой силой духа, лишь пожал плечами и хрипло выдавил:

— Скоро узнаешь…

Трое мужчин с воплями: «Убить негодяя!» — вскочили на ноги.

— Убивайте. — Пария уставился на них одним, дико горящим глазом.

Они готовы были наброситься на наглеца, и тут Каммамури опомнился:

— Остановитесь, друзья. Довольно с него. Еще один удар — и он окажется в объятиях Кали. Что ты за человек такой? Тебя, наверное, изрыгнула сама преисподняя.

— Я родился с благословения Брахмы.

— Скорей уж Рудры [Рудра — в древнеиндийской мифологии божество, связанное с несчастьями и болезнями.].

— Дай мне попить… У меня язык к нёбу прилипает…

— Дам. Сколько угодно, хоть все реки Индии. Но сначала ты должен во всем признаться.

— Позволь мне умереть… Не могу больше… Молю, отдай меня птицам, они ждут не дождутся, когда смогут вонзить свои клювы в мою плоть и внутренности…

— Будешь говорить, подлец? Зачем ты отравил министров? На кого работаешь?

— Ничего не знаю… Воды… Я готов выпить весь Ганг.

— Придется потерпеть. — Маратха достал серебряные часы размером с луковицу и не без труда прикинул время. — Полдень. Пора обедать. Пойдемте перекусим, друзья. А заодно выпьем несколько бутылочек пивка.

— Пиво…

— Да-да, пиво. Мы напьемся вдоволь. В погребах раджи его полно.

Несчастный зашевелил губами, словно пытаясь произнести еще что-то, и вдруг обмяк.

— Не помрет? — забеспокоился раджпут.

— Не думаю; марабу быстро заставят его очнуться. Как вопят! Ревут, что твои буйволы. Удивительные птицы!

— Они сами скоро спятят от жажды, — заметил крысолов. — Дай им попить.

— Нет-нет, воды не получат ни марабу, ни пария, — сурово отрезал маратха.

— Закончится тем, что они нападут друг на друга, чтобы напиться крови.

— Пусть сперва цепи порвут. Это поводки мастифов. Сам подумай, насколько они прочны. — Каммамури осклабился, продемонстрировав два ряда зубов, которым позавидовал бы молодой крокодил. — У меня в животе пусто. Пойдемте-ка обедать.

— А с ним что делать? — спросил раджпут, заметив, что пленник приоткрыл глаз.

— Пусть беседует со своим Брахмой или ругается с моими пернатыми мудрецами, — со смехом ответил Каммамури. — Он заговорит! Заговорит, или я не маратха. А нас ждет обед.

Они направились к выходу, отбиваясь от плешивоголовых марабу, тянувших к ним клювы. Поднялись на верхний этаж, в комнату, где стояли походные койки. Слуги уже принесли корзины с жареной птицей, холодным мясом, маслеными лепешками, бананами и кокосовыми орехами, полными прохладного молока.

— Отдадим их парии, — с усмешкой предложил крысолов. — Что может быть лучше кокосового ореха, когда хочешь есть и пить?

— Нет, сами выпьем. — Каммамури начал распаковывать корзины. — Пусть страдает, пока язык не развяжется.

— Ты все еще на это надеешься?

— Конечно.

— Я б уже сдался, — протянул раджпут. — Кажется, мои барабанные перепонки, привычные к грохоту английских пушек, того и гляди лопнут от криков марабу.

— Раз ты их слышишь, значит еще не лопнули, — засмеялся Каммамури, с аппетитом набрасываясь на еду.

Он как раз отрезал кусок жареного огаря [Огарь — водоплавающая птица семейства утиных, имеет характерное оранжево-коричневое оперение.], которого обнаружил под лепешками, когда в дверях появился Тремаль-Наик в сопровождении крепкого юноши лет двадцати с умным взглядом.

— Тимул! Следопыт Тимул! — воскликнул маратха и с тревогой посмотрел на хозяина. — Есть новости? Что с госпожой рани?

— Спит рядом с сыном. Однако Янеса чрезвычайно беспокоит ее состояние.

— Меня тоже, хозяин. Негодяй заявил, что рани сама знает, что делать, и его взгляд ей больше не требуется.

— Подлый шакал и отравитель строит против нас козни. Теперь и у меня сердце не на месте.

— Хозяин, хочешь, марабу выклюют ему второй глаз? Проглотят мигом, будто яйцо.

— Нет, не надо. Янес собрался уже привязать его к пушке и разметать на тысячу клочков, да я не позволил. У парии — ключ к тайне дворцовых убийств, за которыми наверняка стоит Синдхия. Боюсь, опальный принц сбежал из Калькутты в надежде вернуть корону Ассама, которую замарал кровью не меньше, чем его брат. Может, я ошибаюсь, но сдается мне, у нас под ногами мина, готовая в любой миг взорваться. Что бы ни твердили младоиндийцы, мы никогда не приблизимся к благам цивилизации. Нам нужны голод, холера и массовые казни.

— Да, это наша беда. — Каммамури подвинулся, давая место Тремаль-Наику и Тимулу, и продолжил нарезать утку. — Зачем вы привели сюда следопыта?

— У меня родилась идея.

— Какая, хозяин?

— Прихватить раджпутов, отправиться в крокодилий залив и переловить там париев из клоак.

— Вряд ли они сообщат что-нибудь полезное, хозяин. Брамин у них главный, только ему все известно.

— Посмотрим… Вдруг мне повезет?

Собеседники приступили к еде. Им прислуживали два молодых лакея, чьи правильные черты указывали на их благородное происхождение. Обедающие налегали в основном на пиво и фрукты. Жаркий индийский климат не подходит чревоугодникам: всем им быстро приходится отказываться от тяжелых блюд в пользу фруктов и напитков, чтобы восполнить потерю жидкости из-за обильного потоотделения.

— Так говорите, хозяин, вы надумали застать врасплох этих таинственных охотников на крокодилов? — уточнил маратха, раскуривая свою пальмовую папиросу.

— Да, мой бравый Каммамури. И рассчитываю, что ты составишь мне компанию. Раджпут и крысолов пока присмотрят за пленником.

— Не хотелось бы мне его оставлять с ними. Опасный человек.

— Брось, он избит до полусмерти. Вставай, вставай. Отважный Сахур, любимый слон Янеса, ждет нас у ворот. Раджпуты уже потопали к заливу.

— Как прикажете, хозяин.

— Не беспокойся, надолго мы не задержимся.

— Хоть к вечеру вернемся?

— Думаю, да.

— Тогда едем, хозяин. Честно говоря, мне и самому любопытно порасспросить этих мерзавцев. Подозреваю, охотниками они стали ради того, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Вот заодно и проверим.

Выпив по последней кружке пива, Тремаль-Наик и Каммамури поднялись.

— Не спускайте глаз с пленника, — велел маратха.

— Можешь рассчитывать на нас, — хором ответили крысолов и раджпут.

— Не давайте ему ни еды, ни питья. И кулаки свои попридержите.

Сунув за пояс пистолеты, он пошел за Тремаль-Наиком и Тимулом. Пройдя длинной чередой залов, они вышли к огромным воротам, которые поддерживали двенадцать исполинских колонн из зеленой яшмы. Там уже переминался с ноги на ногу от нетерпения Сахур. Время от времени слон поднимал хобот и трубил, и над дворцом словно гремел гром.

Корнак сбросил им веревочную лестницу и занял место на шее у толстокожего. Трое товарищей взобрались наверх и устроились в хауде [Хауда — подобие кровати с балдахином, которое устанавливали на спине слона или же верблюда; как правило, ими пользовались богатые люди, поэтому хауды украшались драгоценными камнями.] под позолоченным куполом и пальмовыми листьями, которые должны были смягчить жар полуденного солнца.

— Давно ушли раджпуты? — спросил Тремаль-Наик у погонщика.

— Около часа назад.

— Отлично. Будем там одновременно с ними. Вперед!