Маратха помотал головой:

— Нет-нет, господин, ни пива, ни воды, разве что огненной. Позвольте уж мне действовать по моему плану. Поверьте, если он не умер от вашего удара, то и теперь не помрет. Парии необыкновенно живучи.

Каммамури плеснул виски в бокал из желтого хрусталя и подошел к лжебрамину, упорно не желавшему открывать единственный глаз.

— Пей, приятель, — душевно сказал он. — У тебя небось в глотке пересохло.

— Воды, воды… Пива… — проскрежетал несчастный и распахнул рот.

— На вот, глотни.

Мучимый страшной жаждой пленник одним глотком выпил содержимое бокала, полагая, что это вода или пиво, и тут же подпрыгнул, несмотря на веревки, которыми был привязан к подлокотникам шезлонга. Его физиономия страшно перекосилась.

— Жжется, — сдавленно прохрипел пария. — Воды!

— Хоть ведро, когда решишь наконец все нам рассказать.

— Я ничего не знаю…

— Ах так? Тогда испей еще этого прекрасного виски. — Безжалостный маратха снова поднес к его губам бокал.

Пленник взвыл, точно дикий зверь, и отшатнулся, натянув веревки:

— Нет! Нет!

— Говори, где рани? — взревел Янес, нависая над ним. — Она подчинилась твоему приказу и, похоже, до сих пор под гипнозом.

— Рани? Какая рани? Кажется, я ее где-то видел, но где?..

— Вот, значит, как? Тогда выпей еще! Может быть, вспомнишь. — Каммамури вновь придвинул бокал к губам парии.

Тот вдруг сжал его край зубами. Тонкий хрусталь треснул, и содержимое пролилось.

— Я бы сказал, что у этого человека душа истинного брамина, — произнес Тремаль-Наик. — Поразительное упорство. Двое суток без воды и еды на такой-то жаре…

— И что нам теперь делать? — Янес в отчаянии запустил руки в шевелюру. — Я требую, чтобы этот негодяй немедленно сказал, где моя жена!

— Ваше высочество, сдается мне, этот человек скорей умрет, нежели признается, — покачал головой крысолов.

— Считаешь, он велел ей поджечь дворец и уйти?

— Да, раджа. Ваша жена по-прежнему в его власти.

— Но куда, куда он приказал уйти Сураме?

— Мы скоро это узнаем, господин Янес, — ответил Каммамури. — Побудьте здесь с моим хозяином. Почему бы вам пока не допросить второго пленника? Он сможет поведать много интересного.

— Говори, где рани? — взревел Янес, нависая над ним.

— А ты куда собрался?

— Мы с Тимулом и крысоловом вернемся во дворец и поищем следы рани. Уверен, до рассвета что-нибудь выясним, а то и найдем вашу жену. Но заклинаю, не спускайте глаз с пленника и маленького Соареса. Я боюсь очередного предательства.

— Дом окружен раджпутами, — успокоил его Тремаль-Наик, глянув в окно. — Никто не посмеет приблизиться. Сомневаюсь, что Синдхии, если это он затеял заговор, уже удалось собрать в городе достаточно людей, чтобы устроить переворот.

— Хорошо, идите. — Янес метался из угла в угол, дергая себя за бороду и бросая злобные взгляды на брамина, который, казалось, впал в забытье. — Верните нам рани! Верните мне мою жену!

— Вернем, ваше высочество, — сказал Тимул. — Вы знаете, я никогда не теряю след.

Прихватив лампы, троица вышла за дверь и направилась к колеснице.

Больше полусотни вооруженных раджпутов и стражников охраняли бунгало. Никто, за исключением министров, не посмел бы нарушить покой махараджи.

Зебу, резко рванув с места, поскакали обратно к дворцу. Тот стоял темный и мрачный. Огонь, пожрав все, что могло гореть, потух. Горожане почти разошлись по домам, обсуждая несчастье, постигшее правящую чету, так что колесница неслась по улицам без риска кого-нибудь задавить.

— Господин, — обратился крысолов к Каммамури, — думаешь, у нас получится отыскать рани?

— Тимул сможет. У этого парня есть шестое чувство, не иначе. Увидишь, он приведет нас в нужное место.

— По-моему, обнаружить следы на улицах, истоптанных тысячами ног, довольно трудно.

— Он не раз брал след преступников и безошибочно шел по нему многие мили. С его помощью мы всегда их находили. Как ему это удается, ума не приложу. Это так же необъяснимо, как талант лозохода, чувствующего воду под толщей земли. Вот ты, крысолов, сумеешь определить место, где нужно рыть колодец?

— Я? Не-ет.

— И я нет.

— Иначе говоря, ты не теряешь надежды?

— Именно. К тому же у меня есть кое-какие соображения.

— Какие же?

— Рани не покидала столицы. Она может оказаться гораздо ближе, чем мы полагаем. Одна мыслишка не выходит у меня из головы, но об этом пока рано говорить.

— Ну и сила же в глазах этого негодяя!

— Если уж он голодных крыс заставил повернуть назад…

— Приехали, — сказал Тимул.

Повозка подкатила к дворцовым воротам. Закопченные дочерна, они тем не менее крепко держались на мощных колоннах. Огонь потух. Не столько благодаря криворуким пожарным, сколько из-за отсутствия пищи. Верхние этажи, крыши и галереи сгорели, однако каменный первый этаж уцелел. Вокруг дворца стояли раджпуты и стражники, отгоняя зевак, среди которых наверняка были и воры, готовые воспользоваться бедой.

Каммамури подозвал к себе начальника стражи, о чем-то коротко с ним переговорил и вместе с Тимулом вошел под своды дворца. С потолка все еще капала вода.

— Дайте мне хотя бы ее туфельку, господин, — сказал следопыт.

— Крыло рани более-менее уцелело. Ты найдешь там не одну, а сотни туфелек.

Миновав два просторных зала, они подошли к кабинету Янеса. Толстые каменные стены и потолок выдержали, однако драгоценные гобелены, занавеси и ковры почернели от копоти или истлели.

Каммамури бросился к покоям рани. Раскаленные камни еще дышали жаром. Белая прежде комната теперь превратилась в закопченную духовку. Гобелены, расшитые золотом и шелком, потемнели и едва держались на стенах. Маратха открыл огромный сундук красного дерева, инкрустированный серебром и перламутром, порылся внутри и протянул следопыту желтую сафьяновую туфельку с загнутым носом.

— Эта подойдет?

— Да, господин.

— Тогда ходу. Иначе испечемся, как цыплята. Мы словно в печь угодили.

Они кинулись назад, однако у лестницы, ведшей в подземелья, маратха остановился и сказал:

— Хочу все-таки глянуть, что сталось с марабу. Потерпишь минутку, Тимул?

— Конечно, господин, — ответил тот, пряча туфельку рани в кожаную сумку.

Они сбежали вниз, пинками распахивая бронзовые двери. Огонь не добрался до подземелий, но металл дверей раскалился. Наконец они вошли в подвал, где ранее сидел пленник. Несчастные марабу лежали с широко раскрытыми клювами, распластав крылья и вытянув голенастые ноги, скованные цепями. Кто знает, как мучились бедные птицы, пытаясь вырваться из темницы, где страдали двое суток!

— Ну что ж, — изрек Каммамури, — Индия богата на мудрецов: и крылатых, и бескрылых. Понадобятся — наловлю еще. Наверх, Тимул.

— Крысы, господин!

— Бежим! Если догонят, сгрызут нас, как пару сухарей.

Должно быть, раджпут или крысолов вновь открыли дверь в нижние подземелья, и теперь по подвалу с писком носились крысы, потревоженные сильным жаром. Куда вели те подземелья, не знала, наверное, и сама рани, но крыс там было великое множество. По счастью, грызуны обнаружили трупы марабу и принялись за них, дерясь между собой.

Каммамури и Тимул в несколько прыжков преодолели лестницу и выбежали наружу, где около повозки их поджидал крысолов.

— Вы там пятки себе не поджарили? — спросил старик.

— Только мозоли слегка опалили, — усмехнулся маратха.

Они огляделись. Охрана стояла вдоль обочины, никого не подпуская к дворцу и его несметным сокровищам. У столичных воров наверняка слюнки текли при одной мысли о них. Зеваки окончательно разошлись по домам, дорога была свободна.

Тимул вытащил туфельку рани, долго обнюхивал ее, потом опустился на четвереньки и принялся нюхать пыль и грязь, образовавшуюся от натекшей воды.

— Отослать повозку? — спросил крысолов.

— Нет. Пусть потихоньку следует за нами. Она может понадобиться.

— Для нас?

— Для рани.

Старик с сомнением покачал головой, но передал вознице приказ Каммамури.

Тимул продолжал ползти дальше, держа в одной руке фонарь. Два или три раза он застывал, словно в нерешительности, потом вроде бы уверенно брал след и вновь останавливался. Неужели у юноши действительно было шестое чувство, которое позволяло ему находить след даже на городской дороге? Не исключено. С другой стороны, он вел себя как ищейка: нюхал то туфельку, то землю.

— Ну что скажешь? — спросил маратха у крысолова.

— Что этот парень не менее удивительный человек, чем наш брамин.

— Это ты верно заметил.

— Полагаешь, он уже взял след рани?

— Уверен. Сейчас я расскажу тебе одну историю. Около полугода тому назад в столице объявился некий туг, спустившийся, судя по всему, с гор Бунделкханда, ибо там до сих пор обитают адепты кровавой Кали. Каждую ночь злодей душил нескольких человек и исчезал, будто злой дух. Напрасно махараджа сулил щедрую награду за его голову. Напрасно стражники и раджпуты денно и нощно патрулировали улицы. Когда счет жертв перевалил за два десятка, раджпуты застукали негодяя на месте преступления около одной пагоды. Проворный убийца успел удрать, но потерял башмак. Обувь принесли Тимулу. На следующий день мы уже знали, что проклятый туг покинул столицу и направился в сторону Гоалпара, намереваясь, видимо, сократить тамошнее многочисленное население. Не знаю, как Тимул выследил его, но через два дня он и четверо отважных шикари схватили убийцу в лесу.

— Невероятно! И что, пойманный оказался тем самым тугом?

— У него на груди обнаружили татуировку — змею с женской головой. Так что сомнений нет — Тимул выследил адепта этой треклятой богини, требующей от своих последователей бесконечных убийств. К тому же при нем нашли черный шелковый платок с зашитым в углу свинцовым грузиком, а вместо пояса негодяй носил аркан. Он даже не подумал отрицать свою вину. Напротив, он гордился преступлениями и жаловался, что ему помешали продолжить богоугодное дело.

Конец ознакомительного фрагмента