Лицо его было искажено предсмертной судорогой. Бесцветные, словно у дряхлого тигра, глаза вылезли из орбит. Рот скалился почерневшими от бетеля зубами.

— Отравлен, это ясно с первого взгляда. — Янес промокнул шелковым платком вспотевший лоб. — Что он пил?

Бхарави подошел к столику, сделанному в форме павлина, и протянул принцу бутылку и хрустальный бокал. От бутылки сильно пахло апельсином, на дне плескалось немного грязно-розовой жидкости. Янес долго принюхивался, потом задумчиво пробормотал себе под нос:

— Индийцы слишком большие доки по части ядов, с ходу и не разберешь, что сюда подмешали.

Усевшись в кресло-качалку, он закурил и велел Бхарави рассказать, как было дело.

— Ваше высочество помнит, что три дня назад во дворец явился некий брамин, просящий милостыню?

— Еще бы я не помнил! Он пытался выклянчить у меня алмазный рудник. Хороша милостыня! Обыкновенный проходимец, я сразу отправил его восвояси. Продолжай.

— Сегодня поутру, через три часа после вашего отъезда, он пришел вновь и начал умолять об аудиенции вашего первого министра, как раз отдыхавшего в этом зале.

— Опять требовал подарить ему рудник?

— Неизвестно. Министр встретился с брамином наедине.

— Очень неосмотрительно, господа.

— Вы правы, ваше высочество. Он заплатил жизнью за свой промах.

Янес вскочил, со злостью отбросил окурок и начал расхаживать взад-вперед, засунув руки в карманы. Португалец выглядел крайне обеспокоенным, если не сказать встревоженным, хотя его храбрости и хладнокровия хватило бы на всех подданных, вместе взятых. Остановившись у столика, он еще раз понюхал бутылку, но не почувствовал ничего, кроме горьковатого запах апельсина.

— Бхарави, какой, по-твоему, яд сюда подмешали? Ты индиец и куда старше меня, поэтому лучше в этом разбираешься.

— Мне кажется, в бутылку капнули яд бис-кобры.

— Может ли выжить человек, отравившись этим ядом?

— Нет, ваше высочество. Этот яд в двадцать раз сильнее яда очковой кобры.

— Это так, Каммамури? Когда-то ты был самым знаменитым змееловом Черных джунглей.

— Все верно, господин. Бис-кобра ядовитее змей-минуток [Очевидно, речь идет о маленьких, но смертельно ядовитых змеях. Некоторые ученые предполагают, что представление о яде, который убивает за минуту, скорее местная легенда, а самих змей, ввиду их размера, было бы правильнее называть «крошечными» или «карликовыми».] и любых обычных кобр. От их укусов до сих пор нет противоядия.

— Тебе случалось их убивать?

— Сотнями. Мы с моим хозяином перебили немало бис-кобр.

— И эта рептилия действительно может брызгать ядом из зубов?

— Еще бы!

— Какого он цвета?

— Прозрачный с перламутровым отливом.

— Ты когда-нибудь пробовал смешивать его с водой?

— Нет, господин. В Черных джунглях у нас с хозяином не было времени на опыты.

— Проклятие! — Янес вновь принялся расхаживать туда-сюда, время от времени останавливаясь под четырьмя китайскими фонарями, светившими мягким, похожим на лунный светом.

Не зная, на ком сорвать гнев, Янес безостановочно курил, похожий на маневровый паровоз. Вдруг он подскочил к министру и спросил:

— Думаешь, тот человек действительно брамин?

— Не могу точно сказать, но у меня есть сомнения. Лицом он не был похож на человека высшей касты.

— Где Тремаль-Наик?

— Покинул дворец вместе со следопытом Тимулом через полчаса после того, как было обнаружено тело.

— То есть они нашли какие-то следы?

— Вроде бы. Борнейский Тигренок не уехал бы без веских оснований.

— Кто знает, кто знает… Впрочем, если с ним Тимул, можно надеяться, они что-то обнаружили. Сей юноша не потеряет след ни на пыльной дороге, ни в густом лесу. Министры, а что вы думаете об этом преступлении?

— Ничего хорошего, — ответил за всех Бхарави. — Мы все на волосок от гибели. Похоже, всех ваших министров, махараджа, решили уничтожить таинственные враги, которым мы перешли дорогу.

— Но кто они? Хотелось бы мне знать.

— Мы подняли на ноги стражу и отправили ее прочесывать город.

— Стражники что-нибудь обнаружили?

— Пока нет, ваше высочество.

— Поставьте кого-нибудь охранять труп. Случится что — сразу же докладывайте мне. Я буду в кабинете. Судя по всему, я не смогу уснуть этой ночью.

— Собираетесь открыть охоту на убийцу, господин? — вполголоса спросил Каммамури.

— Подождем Тремаль-Наика. Постой-ка и ты на страже, дружище, а если тот брамин вернется, хватай его и тащи ко мне.

— Сомневаюсь, что он вновь сунет сюда нос, — покачал головой маратха.

— Напрасно. Зачастую убийц тянет на место преступления неодолимая сила.

Пожелав министрам спокойной ночи, Янес покинул зал в сопровождении двух фонарщиков с монументальными светильниками. Пройдя лабиринтом коридоров, стены которых были увешаны прекрасным оружием, а затем полутемными просторными залами, португалец остановился перед дверью и объявил сопровождающим:

— Дальше я сам. Ступайте.

Фонарщики отвесили глубокий поклон, едва не ткнувшись лбом в отполированный до блеска пол, и ушли.

Янес резко повернул ручку и оказался в изысканно убранной комнате. Вдоль стен, обитых голубой парчой, стояли низенькие диванчики, неяркая лампа давала рассеянный свет. Он пересек помещение и подошел к другой двери, рядом с которой висел гонг. Взяв деревянный молоточек, Янес три раза ударил по бронзовому диску. Раздался громкий звон. Дверь сразу же распахнулась, и на пороге появилась обеспокоенная Сурама.

— О, мой Янес! — вскричала рани. — Я так за тебя волновалась!

Молодая принцесса Ассама была прекрасна. Немного смуглая кожа, тонкие черты лица, бездонные черные глаза, длинные волосы цвета воронова крыла, в которых алели цветы муссенды [Муссенда — многолетний вечнозеленый тропический кустарник или полукустарник с вытянутыми или яйцевидными листьями.] и посверкивали нити манахарского жемчуга. На Сураме было розовое платье, расшитое золотом, шелковые белые шаровары и красные бабуши, украшенные крохотными бриллиантами. Янес крепко обнял жену.

— Мой господин, — всхлипнула рани, позволив усадить себя на невысокую оттоманку, заваленную разноцветными парчовыми подушками.

— Моя маленькая женушка всякий раз теряет покой, стоит мне взяться за ружье, — рассмеялся Янес. — Хотя отлично знает, что я никогда не хожу на охоту в одиночку и меня не пугают даже самые свирепые тигры.

— Однако вы пренебрегаете государственными делами, милорд.

— А зачем нам тогда министры, получающие годовое жалованье в десять тысяч рупий? Чтобы позволить себя дурачить и травить? Что до меня, в моих жилах течет горячая кровь Малайских Тигров, и тебе это известно. Как наш Соарес?

— Спит.

— Кто с ним сейчас?

— Кормилица. Детская заперта, у двери стоят раджпуты с тибетскими мастифами. Туда никто не проникнет.

— Да уж, мастифы способны завалить медведя. Пойдем-ка проведаем нашего сына.

— Только не шуми, а то разбудишь его.

— Я тихо.

Они встали и, полуобнявшись, подошли к двери, скрытой тяжелой парчовой занавесью. За дверью открылась комната, обитая белым шелком. Пол покрывали толстые яркие ковры из Кашмира, вдоль стен стояли неизменные диванчики. В центре находилась серебряная колыбелька, по форме похожая на рыбу, прикрытая легчайшим шелковым облаком. В ней спал наследник правителей Ассама.

Янес приподнял муслиновый полог, под которым безмятежно посапывал ребенок. Одну ручку он вытянул вперед, словно держа оружие. Соарес был очень развит для своих двух лет. Его прозрачная кожа имела розовый оттенок, встречающийся у американских, кубинских и пуэрто-риканских креолов благодаря смешению крови. Черные, как у матери, и довольно длинные волосы вились тугими кудрями.

— По-моему, ему снятся будущие сражения, — заметил Янес, опуская полог. — Его пальчики подрагивают, будто нажимают спусковой крючок карабина.

— Когда-нибудь твой сын станет великим воином, — сказала Сурама. — А мы будем размышлять о том, как бы укротить порывы его горячего сердца.

— Отправим на обучение к Сандокану, если тот будет жив. К сожалению, даже Малайские Тигры стареют. — Янес вздохнул.

— Сандокан проживет еще сто лет!

— Ты слишком оптимистично настроена.

Португалец вновь обнял жену за тонкую талию и повел обратно в кабинет. Лицо его посерьезнело.

— Тебе известно, что в нашем царстве не все ладно. Колеса государственной машины того и гляди развалятся. Если мы в ближайшее время не отремонтируем их, то рискуем погибнуть.

— Я боюсь, Янес. Боюсь за тебя и Соареса.

— А я — за тебя, Сурама. Сегодня на Кайлас [Кайлас — гора на юге Тибетского нагорья, самая высокая в своем регионе. Индуисты верят, что на вершине Кайласа находится обитель Шивы.] отправились наши министры, завтра туда можем отправиться мы.

— Но подданные нас любят.

— Согласен, однако, по моему мнению, простые люди тут ни при чем.

— Ты кого-то подозреваешь? Я вижу это по твоим глазам.

— Да. Синдхию. Он мог бежать из Калькутты и попытаться вернуть себе корону.

— Мне тоже приходила в голову подобная мысль. Синдхия такой же подлец, как и его брат, потехи ради убивший собственных родственников.

— Что ты мне посоветуешь?

— Отправить в Калькутту Каммамури. Пусть проверит, на месте ли Синдхия.

— Я дам ему еще одно задание. — Янес начал расхаживать по комнате. — Хочу послать в Лабуан шифрованную телеграмму и вызвать сюда Сандокана и его Тигрят. С ними и с верными горцами Садии мы заставим таинственного убийцу плясать…

— Хочешь призвать в Ассам Сандокана?

— Думаю, сейчас это необходимо, дорогая. Наш трон слишком сильно шатается. Не пройдет и месяца, как Тигрята со своим вождем будут здесь.