— Он разыскивает полковника Флаттерса.
Вождь глухо выругался:
— Ему известно, что это мы…
— Тише, Амр. — Эль-Мелах закрыл туарегу рот ладонью.
— Он для нас опасен?
— Он — француз. И этим все сказано.
— Француз! — сквозь зубы процедил Амр. — Знай я это прежде, убил бы еще тогда, в пустыне.
— И лишился бы султанской награды за поимку кафира.
— Так ты ради награды притащил их сюда?
— Конечно. Мужчины — твои. Женщина — моя.
— Среди них есть женщина?
— И красивая, точно гурия.
— Что ты с ней собираешься сделать?
— Похитить и продать султану.
— Ну и змея же ты, Аль-Абьяд…
— Не называй меня так! Я теперь Эль-Мелах.
— Сменил имя?
— Не только имя, но и кожу. Узнай француз, что это я виновен в гибели экспедиции, мне бы не поздоровилось.
— Когда он собирается прибыть в Тимбукту?
— Через семь дней. Я сам приведу его сюда.
— Буду ждать. А сколько всего кафиров?
— Два европейца и один еврей.
— Ну что ж, за европейцев султан отвалит немало. Он давно мечтает заполучить белых рабов. А еврея с удовольствием сожжет, как бешеного пса.
— Только смотри не заикнись, что еврей — брат девушки, — предупредил Эль-Мелах.
— Хорошо, но за это тебе придется раскошелиться.
— А скажи-ка мне, Амр…
— Спрашивай, не стесняйся.
— Не было ли, случайно, среди рабов, захваченных твоими соплеменниками в оазисе Эглиф, старика?
— Вроде был один. А что?
— Он нужен мне, чтобы убедить кафиров приехать в Тимбукту. Если старого хрыча уже продали, перекупи его или укради.
— К утру он будет здесь, клянусь. Я знаком со всеми здешними туарегами и легко найду человека, которого ты ищешь.
— Где мы встретимся?
— На невольничьем рынке.
— Удачи, Амр.
И Эль-Мелах вернулся к своему ангаребу. Эль-Хагар продолжал храпеть.
Наутро, когда они проснулись, туарегов с их мехари и след простыл.
— Разделимся, — сказал Эль-Хагар. — Я займусь розысками полковника.
— А я тогда поищу Тасили, — охотно согласился Эль-Мелах.
— Увидимся в полдень. Перекусим и поделимся добытыми сведениями.
Подождав, пока Эль-Хагар удалится, туатец уселся на своего мехари и покинул караван-сарай, вокруг которого уже сновали люди. Улицы были заполнены верблюдами, лошадьми и ослами, груженными разнообразным товаром. Кого тут только не было! Купцы марокканские, алжирские и триполитанские, чернокожие с берегов Нигера, туареги из пустыни, красавцы-бамбара и фульбе в широких уазроцах и огромных чалмах. Некоторые щеголяли едва ли не в султанских нарядах, кто-то ходил в одной набедренной повязке.
Все городские площади превратились в базары, где сбывались горы европейских и африканских товаров. Ведь Тимбукту нуждается буквально во всем. Даже дерево туда привозят из Нигера.
Горы сушеных фиников и инжира, проса и ячменя, фисташек и картофеля, цитронов и лимонов, с огромными трудностями привезенных из Северной Африки. Рулоны тканей, пирамиды мыла, связки свечей, французские безделушки, сахарные головы, шкатулки из кораллов, и среди всего этого изобилия — горки драгоценной соли, которую продают здесь едва ли не на вес золота. Соль служит деньгами, за пять-шесть либр [Либра — мера веса, равная 327,45 грамма.] соли можно купить раба во цвете лет.
Надо всем этим висел оглушительный гомон, в который вносили свою лепту сновавшие туда-сюда навьюченные животные. Несмотря на все попытки кисуров навести порядок, шум, гам и толчея лишь усиливались.
Эль-Мелах ехал сквозь толпу к невольничьему рынку, расположенному под навесом на широкой площади. Продвигался он с трудом: торговцы, только бы не упустить выгодной сделки, предпочитали, чтобы верблюды и кони оттоптали им ноги.
Знакомых туарегов пока видно не было, но толчея и здесь была порядочной. На рынке продавали негров со всей Африки: бамбара, бара-исса и прочих прибрежных жителей Нигера; массина, бахима, фульбе… Под навесами жались друг к другу старики и молодые, дети, мужчины, женщины. Все — голые, чтобы покупатель лучше смог оценить их достоинства и недостатки, все — молчаливые и печальные, стыдящиеся своего положения.
Их придирчиво осматривали, ощупывали, заставляли бегать или поднимать тяжести, чтобы увидеть мускулы, заглядывали в рот, проверяя зубы, принуждали драться, оценивая их силу. Хозяевами были в основном туареги, эти ужасные пираты Сахары, которые ураганом проходили по окрестностям Тимбукту, грабя и захватывая в плен всё и вся.
Эль-Мелах напрасно обошел навесы. Приятеля нигде не было. Тогда он привязал мехари в тени пальмы, сам сел рядом, раскурил трубку и принялся ждать.
Полдень еще не наступил, когда он увидел Амра, за которым брел мавр лет шестидесяти, высокий и крепкий. Туарег тащил раба на веревке, привязанной к запястьям, при этом сильно ее дергая и понося несчастного почем зря. Заметив Эль-Мелаха, он подошел к нему и спросил:
— Это тот человек, которого ты ищешь?
— Не знаю. — Эль-Мелах пристально посмотрел на мавра. — Ты слуга Бена Нартико, у которого есть сестра по имени Эстер?
Услышав эти имена, мавр вздрогнул и изумленно уставился на Эль-Мелаха.
— Твое имя Тасили? — продолжал допытываться тот.
— Откуда ты знаешь? — Голос раба дрожал.
— Это он, — подтвердил туарег. — Мне сказали, что его зовут Тасили, а в плен он был взят в оазисе Эглиф.
— Все верно, — кивнул мавр.
Эль-Мелах развязал ему руки и сказал:
— Ты свободен. Если хочешь, я провожу тебя к твоим хозяевам.
— К господину Бену и госпоже Эстер? — ахнул старик.
— Да.
— Когда я смогу их увидеть?
— Завтра.
Эль-Мелах кивком попрощался с Амром, прибавив на туарегском:
— Здесь же. Через два дня.
— Буду ждать, — понимающе усмехнулся вождь.
Эль-Мелах и мавр, ведя мехари в поводу, миновали людные улицы и подошли к караван-сараю как раз в тот момент, когда вернулся Эль-Хагар.
— Что за старика ты привел? — спросил тот.
— Вижу, мне повезло больше, чем тебе, Эль-Хагар, — похвалился туатец. — Раздобыл сведения о полковнике?
— Нет.
— А я меж тем не только разыскал Тасили, но и выяснил, что полковника Флаттерса продали в рабство султану.
— Ты удивительный человек, Эль-Мелах! — Эль-Хагар взглянул на него с восхищением.
— И это еще не все, — продолжил Эль-Мелах с коварной усмешкой. — Я узнал, что вчерашние туареги подались за Нигер, в Сарай-Ямо, где располагается их дуар.
— Значит, наши дела здесь окончены.
— Да, пора возвращаться к маркизу. У тебя деньги есть?
— Господин дал мне немного золотого песку.
— Тогда пойдем купим мехари для старика и немедленно тронемся. До заката будем в оазисе.
Глава XXV
Дом старого Нартико
Семь часов спустя, к величайшему удивлению маркиза и Рокко и неимоверному ликованию Бена и Эстер, Эль-Хагар, Эль-Мелах и Тасили возвратились в оазис Тенег-эль-Хадак.
Все четверо приветствовали старого Тасили, который, увидев своих молодых господ, разрыдался от счастья. Маркиз, обрадованный новостями, долго расспрашивал предателя о судьбе полковника. У Эль-Мелаха на все был готов ответ.
Якобы от своего знакомого туарега он узнал, что Флаттерса привезла в Тимбукту банда, повинная в расправе над экспедицией, и продала в рабство султану.
— Мой приятель, — разливался соловьем Эль-Мелах, — лично присутствовал при продаже француза на невольничьем рынке и слыхал, что люди султана заплатили за него четыре либры золотого песка, десять слоновьих бивней и триста золотых монет. Неслыханная сумма для города, где негров продают за несколько горстей соли.
— Мы его освободим, — произнес маркиз. — Пусть даже ради этого придется спалить Тимбукту и взять в плен султана.
— О султане я позабочусь, хозяин, не сомневайтесь, — пробасил Рокко.
— Будьте настороже, — с самой серьезной миной предостерег их Эль-Мелах. — У султана много кисуров, и они прекрасно вооружены.
— А ты, Тасили, ничего не слышал о французском полковнике, проданном в рабство? — спросила Эстер.
— Нет, госпожа, — покачал головой мавр. — Впрочем, человек, купивший меня у туарегов, не разрешал мне покидать дом и с кем-нибудь разговаривать.
— Чем же ты занимался?
— С утра до ночи молол ячмень.
— О мой бедный Тасили! Тот человек тебя обижал?
— Во всяком случае, госпожа, скупым на колотушки его не назовешь, — попытался пошутить мавр.
— Если вы покажете мне своего бывшего хозяина, я не поскуплюсь ради него на удары своих кулаков! — в гневе вскричал Рокко. — Вот подлец! Так обращаться со стариком!
Маркиз и Бен проводили Тасили в палатку, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Рокко и Эстер начали готовить ужин, чтобы отпраздновать возвращение Тасили.
— Не видел ли ты дом моего отца? — спросил Бен.
— Видел. Как-то раз, когда хозяин уехал, я улучил минутку и отправился на него взглянуть.
— Там теперь кто-нибудь живет?
— Нет. Ведь перед тем, как покинуть Тимбукту и оповестить вас о смерти отца, я разломал все, что мог, чтобы никому не захотелось там поселиться.
— Думаешь, сокровища на месте?
— Наверняка, хозяин. Я сложил их в обитый железом сундук, сундук бросил в глубокий колодец, а колодец завалил песком и камнями.