Туареги, потрясая оружием, кричали:

— Смерть кафиру! Казнить неверного! Казнить! Бог велик!

— Вот ведь лицемеры! — воскликнул маркиз.

— Идемте, господин, надо встать в первом ряду.

Увидев старейшину, арабы и туареги расступились, пропуская его вперед. Маленький отряд оказался перед самым эшафотом. Вожди разбойников, отличавшиеся седыми косматыми бородами, подошли к арабу и поприветствовали его.

— Все готово? — спросил тот.

— Нашим людям не терпится пустить в ход ятаганы, — ответил один. — Мы распустили слух, что казнить собираются не кафира, а турецкого посланника. Те двое, что бежали, здесь?

— Да.

— Они знают, что визирь рвет на себе волосы от ярости?

— Могу себе представить.

— Но как же им удалось удрать?

— Это не ваша забота.

— Однако нам все равно заплатят наши двадцать тысяч? Ведь теперь осталось спасти только одного кафира.

— Деньги будут ждать вас в доме старого Самуэля. Нынче вечером вы сможете их забрать.

— А иудей не обманет?

— Я за него ручаюсь.

— Значит, стражникам сегодня не поздоровится, — зло ухмыльнулся туарег.

— Сумеете убраться из Тимбукту?

— Наши мехари оседланы и ждут. Быстро нанесем удар и скроемся в пустыне. У кисуров кишка тонка погнаться за нами.

В этот момент где-то на дворцовой площади выстрелила пушка.

— Пленника вывели из Касбы, — пояснил араб.

Толпа, ставшая к этому времени огромной, заволновалась. Люди, прятавшиеся от солнца под навесами, рванули к помосту, однако туареги лишь плотнее сомкнули ряды, а за их спинами уже выстроились две сотни негров.

— По-моему, перевес на нашей стороне, — заключил маркиз при виде последних. — Араб все сделал как надо.

Вдали загремели барабаны. Процессия приближалась, вытесняя толпу на площадь. Отовсюду слышались крики: «Смерть кафиру! Отрубить ему голову! Сжечь его! Смерть подлому убийце!»

И вот на рыночной площади показались кисуры, расталкивающие негров, фульбе и приезжих караванщиков ударами древков. Стражников было около шестидесяти: двадцать конных с пиками и ятаганами и сорок пеших с мушкетами. Впереди вышагивали четверо негров и четверо фульбе. Первые оглушительно дудели в длинные трубы, вторые яростно стучали в деревянные барабаны, обтянутые верблюжьей кожей.

В центре шел Рокко со связанными руками. Сардинец выглядел невозмутимым, однако он исподтишка шарил глазами по толпе в надежде увидеть своих друзей. Наверняка рассчитывал, что маркиз с товарищами не бросят его в беде.

— Готовы? — спросил араб у туарегских вождей.

— Готовы, — ответили разбойники.

— Тогда слушайте. Как только я выстрелю из пистолета, бросайтесь на кисуров.

Маркиз взял в правую руку ятаган, в левую — револьвер. То же самое проделал и Бен. Туареги, усыпляя бдительность стражи, принялись вопить еще громче:

— Смерть кафиру! Отрубить ему голову!

Процессии оставалось пройти до помоста каких-нибудь тридцать шагов. Стража принялась расталкивать туарегов, однако те не спешили освободить путь.

Вдруг над площадью, перекрывая гомон толпы, разнесся крик:

— Рокко!

Кричал, разумеется, маркиз. Услыхав голос хозяина, сардинец вздрогнул и, будучи выше своих охранников, быстро оглядел толпу поверх голов.

Грянул пистолетный выстрел. Араб подал сигнал к атаке. Вопли туарегов тут же изменились:

— Бей кисуров! Свободу турку!

Разбойники пустыни, словно самум, налетели на стражников. Их ятаганы вспарывали животы верблюдам, животные падали, жалобно ревели и били ногами, усиливая хаос. Верховые очутились на земле, путаясь в стременах. Придавленные своими мехари, они не могли оказать должного сопротивления.

Их пешие товарищи, хоть и были застигнуты врасплох туарегами, за секунду до нападения требовавшими голову кафира, успели сомкнуть ряды и дать залп из мушкетов. Над площадью словно гром грянул. Кое-кто из нападавших упал с пробитой грудью.

Получив отпор, туареги заколебались, однако тут со всех сторон на кисуров кинулись арабы, паля из пистолетов. Негры тем временем толкали и пихали горожан, сея панику.

Мавры, фульбе, нигерийцы и караванщики с севера, перепуганные выстрелами и свистом пуль, бросились кто куда с площади, вопя, наталкиваясь друг на друга и падая. Зевак охватил страх.

Меж тем арабы и туареги наседали на стражников. Маркиз и Бен дрались в первом ряду. Опустошив револьверы, они взялись за ятаганы. Эстер метко била из карабина, староста размахивал саблей как одержимый.

Рокко, сообразив, что его пытаются освободить, тоже не терял времени даром. Поднатужившись, разорвал путы, схватил за ноги ближайшего кисура и, орудуя им, будто дубиной, принялся сшибать с ног охранников. Сила островитянина вселила ужас в султанских кисуров. На них нападали и с фронта, и с тыла. Кто на их месте не дрогнул бы?

— Вперед! — кричал де Сартен. — Рокко рядом!

Он одним ударом зарубил командира кисуров. Расталкивая стражников, маркиз рвался к пленнику:

— Ко мне, Рокко!

…Рокко схватил за ноги ближайшего кисура и, орудуя им, будто дубиной, принялся сшибать с ног охранников.

Великан отшвырнул кисура, подобрал с земли мушкет и, круша им противников, быстро пробился к хозяину.

— Расступись! — громогласно скомандовал старейшина.

Туареги и арабы исполнили приказ. Маркиз, Бен, Рокко и Эстер вслед за старейшиной пересекли площадь, покинув место сражения. Продолжавшийся бой, судя по всему, складывался не в пользу султанских кисуров.

Улицы были забиты народом, и на пятерых прохожих никто не обратил внимания. На всякий случай маркиз отдал Рокко свой уазроц, а Бен — чалму. Вот и городские стены. Сзади еще слышались выстрелы и вопли. Со стороны дворца заухала пушка.

— Вон ваши мехари, — показал араб. — Быстро в седла и скачите что есть мочи.

— А вы? — поинтересовался де Сартен.

— Пойду отзову своих людей.

— Спасибо, друг.

— Да пребудет с вами милость Аллаха. Я сдержал слово.

Пожав всем руки, он поспешил обратно на площадь.

— В седла! — скомандовал маркиз. — Нас ждет Нигер.

Негры-рабы Самуэля подвели четырех великолепных мехари, быстрых, точно ветер.

— Не пройдет и часа, как мы будем в Кабаре, — сказал Бен, одаривая рабов пригоршней золотых. — Готовы?

— Готовы, — ответил маркиз.

— Поторопитесь, господин, — крикнул один из рабов. — Я вижу облако пыли у восточных ворот. Приближаются всадники.

И четыре верблюда понеслись к Нигеру, чьи воды сверкали на солнце, точно расплавленное золото.

Глава XXXIII

Кабара

Нигер — одна из самых длинных и полноводных рек Африки. Впрочем, еще каких-то полтора века назад европейцы сомневались в его существовании, а родники, питающие эту реку, были открыты всего сто лет тому. Нигеру далеко до Нила, однако он вполне может потягаться длиной с Замбези и Конго.

Этот западноафриканский гигант зарождается на северных склонах отрогов Конго, а точнее — в горах Ломе, возвышающихся к востоку от Сьерра-Леоне. Описав длинную дугу, Нигер разворачивается на запад и впадает в Гвинейский залив, разделившись на три рукава: Старый Калабар, Новый Калабар и Нун. Ширина его истока всего два фута — слабенький ручеек, да и только. Но чем дальше, тем полноводнее он становится, вбирая в себя многочисленные притоки, омывающие царства Бамасин, Янина, Сегу и Дженне, пока наконец его ширина не достигает четырех — шести километров, а глубина — двенадцати метров.

В своем верхнем течении Нигер носит имя Темби, затем — Баба́ и Джолиба. За Тимбукту он зовется Бара-Исса, а еще дальше — Куарра.

Как сказано выше, эта водная артерия, пронизывающая богатейшие земли Западной Африки и доходящая почти до самой Сахары, еще в восемнадцатом веке была неведома европейцам. Они знали, что в этой части Черного континента существует какая-то таинственная река. Но какая именно? Геродот слыхал о ней от греков, живших в Кирене, однако счел Нигер притоком Нила. В более поздние времена географы решили, что Нигер впадает в озеро Чад.

Доказательства его существования были получены лишь в 1795 году. Доставил их смелый шотландец по имени Мунго Парк. Его небольшая экспедиция с неимоверными усилиями прибыла в царство Бамбара. Мунго Парк первым из европейцев воочию увидел величественную реку.

Второй раз он вернулся туда в 1797 году вместе со своим шурином Александром Скоттом, но на сей раз ему не повезло. Сначала ряды экспедиции прореживает лихорадка, затем их лодку атакуют негры, она тонет, а несчастного первооткрывателя и его спутников убивают.

В 1822 году англичанин, майор Ленг, предпринимает новую попытку и добирается до гор Конго, где находятся истоки реки. Пять лет спустя он повторил свое путешествие, но угодил к туарегским фанатикам. Те предложили ему перейти в магометанство, а когда майор гордо отказался, задушили его.

Французу Рене Кайе повезло больше. Он в одиночку, без чьей-либо помощи, проявив чудеса героизма, пересек Сахару и, притворившись арабом, первым посетил Тимбукту. С 1827 по 1828 год исследовал Нигер, вновь преодолел пустыню и вернулся на родину, заработав десять тысяч франков от Парижского географического общества.