— Сложите оружие, и я сохраню вам жизнь! — крикнул капитан пиратов. — Иначе мы сожжем деревню дотла, а вас перестреляем как собак! Это говорю я, Малайский Тигр!

Едва услышав имя, прекрасно известное всему Борнео и внушавшее недюжинный страх, даяки побросали кампиланы, крисы и духовые трубки.

— Всех связать! — приказал Сандокан. — Но смотрите, чтобы ни у одного с головы даже волос не упал. Женщин и детей не трогайте. Да, и позовите ко мне Самбильонга.

Закинув карабин за спину, он зашагал к хижине старосты, бормоча под нос:

— Пришло время поквитаться с тобой, Насумбата, сейчас ты у меня попляшешь.

Глава 2

Даякские пираты

Хижина старосты стояла отдельно, в центре деревенской площади, но в остальном не отличалась от прочих, разве что была чуть повыше и попросторнее. Как и все постройки дикарей, она представляла собой шалаш, небрежно сплетенный из ветвей и крытый пальмовыми листьями так, чтобы их наслоения не давали дождю просочиться внутрь.

Пол единственной круглой «комнаты» выстилали аляповато окрашенные циновки. Обстановка была скудной: несколько глиняных кувшинов, выделанные панцири морских черепах и две груды листьев, исполнявшие роль постелей.

Однако у дальней стены помещался стеллаж, плотно уставленный человеческими черепами, — своеобразный племенной музей.

Лесные даяки — заядлые охотники за головами. Молодой воин не имеет права жениться, если не преподнесет своей возлюбленной по меньшей мере два черепа. Кому они принадлежали, побежденному в честном бою мужчине, застигнутой в лесу женщине или ребенку — не важно. Главное — пополнить жуткую коллекцию. Каким образом раздобыт тот или иной трофей, никто не спросит.

Насумбата лежал на куче листьев под охраной четырех малайцев. Руки связаны за спиной, раненая нога перемотана лоскутом от чьего-то баджу. На вид пленнику было слегка за тридцать. Худощавый, но крепкий, желтокожий, с правильными и довольно красивыми чертами лица. Среди малайских островитян даяки, пожалуй, один из самых привлекательных народов.

Увидев вошедшего капитана, Насумбата вздрогнул. В его черных глазах промелькнул ужас.

— Вот мы и встретились, приятель. — Сандокан присел на свернутые рулоном циновки, поставил карабин между ног. — Ты, конечно, не ожидал увидеть меня так скоро, да? Скажи, почему ты дезертировал после того, как сам же явился ко мне в бухту Радости и умолял принять тебя на борт?

— Хотел вновь увидеть родные леса и свое племя, — глухо ответил раненый.

— Врешь! — рявкнул Сандокан. — Ты так быстро удрал, что забыл в своей хижине клочок пальмового листа, исчерченный знаками, которые даяк из моей команды сумел прочитать.

Насумбата вздрогнул, его лицо исказила гримаса.

— Лист… — пробормотал он, растерянно глядя на Сандокана.

— Так сколько озерный раджа пообещал тебе за слежку в надежде расстроить мои планы?

— Озерный раджа? — пролепетал пленник.

— Да, раджа с озера Кинабалу. Белый, который вот уже много лет неизменно занимает трон, принадлежавший моим предкам. Наверное, он решил, что я отказался от идеи отомстить за смерть отца, матери, всех моих братьев и сестер. Если бы не этот проходимец, сбежавший из английской тюрьмы, свергший с престола моего отца и с помощью каких-то дьявольских ухищрений поднявший против него озерных даяков, я бы не сделался самым знаменитым пиратом Момпрачема. Понимаешь, о чем я толкую, Насумбата?

— Почему ты ждал так долго? Я был мальчишкой, когда белый раджа истребил всю твою семью.

— Сил не хватало.

— Но ты же давно стал грозой малайских морей! Сам султан Варауни бледнеет при звуке твоего имени. Разве не ты одолел Джеймса Брука, могущественного правителя Саравака?

— Откуда тебе это известно?

— До нас время от времени доходили слухи о твоих похождениях.

— И приносили их, конечно, соглядатаи, разосланные озерным раджой по всему побережью, включая Лабуан? Знаю, он неотступно следил за мной. Наверняка и англичан на меня натравил, чтобы я потерял свой остров.

— Мне это неведомо, Малайский Тигр, — сказал Насумбата, однако его лицо помрачнело еще больше.

— Так сколько тебе заплатили за слежку?

— Господин, ты ошибаешься на мой счет.

— Отпираться бессмысленно. Тебя выдал тот забытый лист. На нем было записано, сколько у меня людей, сколько кораблей и даже имя моего друга Янеса. Судя по всему, ты подслушивал наши разговоры, а при первой же возможности дал деру, торопясь с донесением к хозяину.

— Никто не докажет, что знаки на листе вырезаны моей рукой.

— Ни морские даяки, ни малайцы такой письменностью не пользуются, а из сухопутных даяков ты был у меня один. Кроме того, Тигрята Момпрачема верны мне душой и сердцем, никто из них не совершил бы подобного предательства. Ты видел своими глазами, как они меня любят. Для них я — бог войны, а не простой человек.

Раненый вновь скривился, но тут же опомнился и твердо произнес:

— Повторяю, ты ошибаешься, господин. Я оставил бухту Радости лишь потому, что затосковал по родине. Море, увы, оказалось чужим даяку с суши. Я не могу жить без лесов и своей скромной хижины. А ту записку написал кто-то другой.

— Где находится твоя деревня?

— Далеко, очень далеко отсюда, в глубине бескрайних лесов, протянувшихся за большим озером.

— Выходит, тебе известна дорога на Кинабалу.

— Там нет дорог.

— Ну, это понятно. Однако же ты сумеешь отвести нас к озеру через джунгли?

Пленник взглянул на него с прищуром, помолчал, а затем произнес:

— Сумею, если оправлюсь от раны. Но туда возможно провести только небольшой отряд.

— Почему?

— В тамошних джунглях живет племя кадазан [Кадазан — народность, проживающая в Малайзии и Индонезии.]. Они многочисленны и свирепы. На севере нет никого свирепее их. Если ты двинешься туда с большим отрядом, тебя сразу заметят и нападут, а ваши головы присоединятся к тем, что уже украшают их алтари.

— Это не твоя забота. Я в жизни не боялся охотников за головами.

— Честно говоря, я больше пекусь о сохранности моей.

— Ты хитер, как истинный житель лесов. Надеешься обвести меня вокруг пальца? Не выйдет, приятель. Ладно, позже еще поговорим. — Сандокан усмехнулся и повернулся к своим малайцам. — Наложите ему на ногу лубки, соорудите носилки и оттащите на берег.

Сандокан направился к выходу, и тут в хижину вошел Сапагар, которого капитан отправил обследовать залив Маруду и выяснить, кто палил из пушки.

— На нашу флотилию напали? — спросил Малайский Тигр.

— Нет, господин. И пароход, и проа в безопасности. Их команды бдительно наблюдают за побережьем.

— А кто же тогда стрелял?

— Мы услышали еще два выстрела. Похоже, они донеслись с открытого моря. Я велел гребцам проплыть около двух миль, несмотря на бурные волны, однако не заметил ни огонька.

— Надеюсь, стреляли с яхты Янеса, — задумчиво проговорил Сандокан. — Что ж, через час взойдет солнце, и мы увидим, что происходит в заливе. Передай Самбильонгу, чтобы оставался со своим отрядом караулить пленников. Всех остальных — созвать. Мы возвращаемся на берег. Мне не терпится туда попасть.

Сапагар отправился исполнять приказы, а четверо малайцев принялись делать для раненого носилки из скрещенных веток и бамбуковых стволов.

Сандокан извлек из-за широкого кушака трубку, изукрашенную жемчугом и мелкими изумрудами, набил ее и прикурил от головешки, которую подобрал у еще дымящейся соседней хижины. Не успел он сделать и пяти затяжек, как вновь появился Сапагар с двумя дюжинами пиратов.

— Мы готовы, капитан.

— Часовых выставили? Эта деревня может стать для нас бесценной.

— Часовые на своих местах.

— Окружите носилки да смотрите, чтобы раненый не сбежал. Этот подлец даже со сломанной ногой способен сыграть с нами дурную шутку.

Отряд покинул деревню через оставшийся от взрыва пролом в стене и углубился в сумрачный лес. Сандокан на ходу попыхивал трубкой. Четверо человек скользили между деревьями впереди, разведывая дорогу, чтобы не натолкнуться на засаду.

Отход был быстрым и прошел гладко. Им не встретилось ни души, лишь какой-то зверь, вспугнутый авангардом, метнулся в чащу. То ли тигр, то ли пантера, то ли безобидная бабирусса.

Заря едва занялась, когда Сандокан со своими людьми вышел к крохотной бухте у южной оконечности просторного залива Маруду. Там на якорях стояли четыре военных проа, ощетинившихся длинноствольными спингардами, а кроме того — паровой баркас, водоизмещением в пару сотен тонн. Вооружение корабля состояло из носового пулемета на шкворне [Шкворень — станок или лафет, то есть опора для пушки.], что позволяло вести огонь по всему горизонту, и двух крупнокалиберных пушек по бортам, неподалеку от рулевого румпеля [Румпель — рычаг для управления рулем на парусном судне.].

Золотой свисток Сандокана издал протяжный звук. Малаец, дежуривший на борту, спрыгнул вниз и выбрался на берег.

— Ты слышал еще пушечные выстрелы?

— Четыре, капитан.

— Когда?

— Два часа назад.

— С тех пор все тихо?

— Да, капитан.

— Откуда доносилась пальба?

— С севера.

— Ты там ничего не разглядел?

— Ничего, капитан.

— Машина под пара́ми?

— Так точно.

— Все на борт! Скоро выясним, кто тут шумит.