Позади нее появляется неуклюжий подросток, одетый с ног до головы в черное, полная противоположность яркому наряду матери.

В ухе у него наушник, Кристина указывает на меня и подталкивает его вперед. Он неохотно берет мой чемодан. На мою благодарность он не отвечает.

— Переходный возраст, — объясняет Кристина. — Ни со мной не разговаривает, ни с отцом, — только с друзьями. И плохо говорит по-английски, так что вы в нашей команде тех, кому не отвечают.

Она от души смеется над сыном, а он, кажется, не замечает. Он тащит чемодан, чем вызывает у матери поток слов. Она снова обращает его внимание на меня, качая головой с явным раздражением.

— Идите за ним. Если понадоблюсь, я здесь. На склоне есть магазинчик с продуктами. Я оставлю овощи для салата и домашнее вино. Вам надо перекусить, время обеда. Ключи у Александра.

Я благодарю ее и спешу за подростком вверх по холму, успокоенная теплым приемом, приглушившим тревогу из-за путешествия в одиночестве.

Поднимаясь за Александром, я смотрю на морские просторы. Из воды выступают величественные скалы, словно какой-то великан сбросил камни. Готовые к битве, они встречаются между морем и небом. Непоколебимые стражи прошлого, любовники, семьи и все те, кто пришел тысячи лет назад, их истории почти осязаемы в воздухе. Эти древние скалы и утесы должна была увидеть моя мать. Растроганная этой мыслью, я на мгновение останавливаюсь, и, когда смотрю на вековое обнажение породы, меня переполняют чувства.

Александр терпеливо ждет у мощеной дорожки. Каменный дом, окруженный оливковыми деревьями, с изогнутой черепицей на крыше, прекрасен простотой. Александр отпирает дверь, вносит чемодан и, пожав плечами в знак того, что с работой покончено, уходит.

Внутри все идеально и просто. Большая кухня-столовая открытой планировки и гостиная, ванная комната и спальня. В гостиной и спальне двойные двери, ведущие на террасу. Я бросаю сумку на накрахмаленное белое белье, и груда полотенец у изножья кровати подпрыгивает.

Открываю ставни на дверях, ведущих на террасу, комнату заливает свет, и выхожу наружу. Дыхание замирает, и в горле застревает стон восхищения. От вида на море буквально захватывает дух. Передо мной все возможные оттенки синего, морские просторы и бесконечное лазурное небо. Схватившись за перила балкона, я поражаюсь несказанной красоте. Недаром мама назвала это место «раем на земле» и увековечила на холсте.

Оливковые деревья в саду внизу пока невысоки и не скрывают прекрасный вид. Вдалеке на краю мыса в знойной дымке сверкает город Пилос, в окнах которого отражается солнце.

Бухта — словно в объятиях древних рук: окружена полуразрушенными крепостными валами замка Метони. Дальше — остальной мир. Лента золотисто-песчаного цвета отмечает линию прилива перед тавернами, мимо которых я ехала сюда.

Со своего наблюдательного пункта на склоне холма я вижу, как на дороге поднимается облако пыли от мчащегося с грохотом грузовика. Он проезжает по деревне, и гул стихает.

В море слышится слабый звук мотора, и только. Похоже, я снова могу дышать полной грудью. Я упиваюсь теплым солоноватым воздухом, заполняющим каждый забытый уголок моего тела, удрученного горем. Моя кровь исцеляется, вселяя надежду в каждую клеточку организма.

На кухонной столешнице стоит небольшая плетеная корзинка с чудесными местными продуктами: сушеным орегано, бутылкой золотистого масла, оливками из Каламаты, свежим кофе, домашним печеньем и завернутым в бумагу хлебом. В холодильнике я нахожу все, что нужно для первого настоящего греческого салата. Horiatiki Salata.

Обшарив со стуком и грохотом простенькую кухню, я в конце концов нахожу большую миску, разделочную доску и нож и нарезаю салат, предвкушая скромное пиршество. Я обедаю на террасе, прихватив бокал охлажденного розового вина. Упиваюсь роскошью маленького застолья и сногсшибательного пейзажа. Даже приготовление простого салата — в кайф, так я люблю еду.

Сухое вино бодрит, сладкий зеленый перец дополняет пикантную сливочную фету и сочные помидоры. Орегано делится своими землистыми нотками, а местное масло насыщает салат изумительным ароматом; оно как мед с тончайшей текстурой. Нирвана для гурманов!

Я отрываю ломти хлеба, чтобы обмакнуть в золотой нектар.

Вкусная пища возвращает меня к жизни. Я преображаюсь с каждым глотком.

* * *

Проснувшись, вижу над головой деревянные балки и медленно вращающийся потолочный вентилятор, сажусь в кровати, понятия не имея, где я. Сморивший меня тяжелый сон рассеивается, и я расслабляюсь. Мне не приснилось. Я на самом деле здесь.

Комната купается в оранжевых бликах предзакатного солнца. Я потягиваюсь в постели и через французские окна любуюсь великолепной картиной. Солнце с прощальным поклоном медленно тонет за огромной скалой посреди моря. Все усыпано золотом, словно здесь присутствует божество. Я мысленно фотографирую, потом хватаю телефон и отправляю сообщение Таше.

...

Софи: Спасибо и спокойной ночи, солнышко! Люблю, позвоню утром, обещаю — только что проснулась (готовлюсь к ночной гулянке), и все хорошо! хх

В море как в зеркале отражается розово-пурпурное небо и темно-синий силуэт скалы на фоне огненно-красного шара, выглядывающего из-за вершины. Местные краски сильно отличаются от лондонских, привычных глазу. Этот контраст настолько ошеломляет, что я начинаю понимать, почему мама любила эти места. Она прославилась именно умением работать с цветом. У нее был особый яркий стиль, как в творчестве, так и в одежде. Без нее мир превратился в серое водянистое пятно. Я еще острее чувствую ее отсутствие.

Но здесь все так на нее похоже. Я рада, что приехала. После месяцев в подвешенном состоянии, за которыми последовала безграничная нерешительность, застрявшая в бездумной рутине горя, я как будто снова с мамой. Она помогает мне обрести себя, пока я пытаюсь найти ее картину.

Я бы о многом ее спросила, но у меня отняли выбор. Если бы у нас было больше времени. Раздражает сама невозможность поговорить. Хотелось бы расспросить ее о картине. Это похоже на поиск песчинки, но кто-то должен знать о картине, или, если повезет, она может храниться у кого-то здесь.

В прошлом апреле никто бы и не подумал, что мой мир в одночасье рухнет и придется собирать его по кусочкам. Я словно тридцатилетний подросток, унаследовавший дом и солидный каталог известных произведений искусства. Но я бы все это отдала за лишний час с мамой. Вещи ничего не значат — им не заменить утраты и не смягчить удар от потери. Бессмысленное барахло словно пустая оболочка. Но если сосредоточиться на простом и важном, то постепенно возрождается оптимизм — поначалу едва заметный.

Под дверь просовывается листок бумаги. Записка от Кристины.

...

Захотите поужинать, стукните мне, и мы сходим в деревню. Там есть музыка, так что приготовьте удобные туфли для танцев! Целую, обнимаю. Кристина.

Я очень благодарна за приглашение. Уже скоро стемнеет. Я ведь не знаю, куда можно пойти в деревне. Музыка, еда, танцы — святая троица.

Встаю под горячие струи душа. Вода стекает по лицу, массирует тело. Я запрокидываю голову, и капли отскакивают от кожи на плитки из песчаника. Страхи, тревоги, мысли о доме смыты. И впервые за столь долгое время я вновь обретаю себя.