— Трахаться на кухне, — сообщил Шуйлер и захохотал, словно гиена.
— При переводе звучит не очень, — заметил я. — Рифма теряется. Может, лучше «трах в кустах»?
Самый дурацкий разговор в истории устной речи. Мы все расхохотались.
— Шуйлер идиот, — произнес Брэм. — Лучше пусть выучит что-нибудь полезное. Ной, скажи: Ik moet mijn zonnebrils avond dragen.
— Даже не мечтай, — сухо отозвался я.
— Это значит: «По вечерам я ношу солнцезащитные очки», — сказал Брэм. — Ты ведь носишь, ja [Верно (голланд.).]?
— Ja, — подтвердил я с мягкой улыбкой, и в памяти эхом отозвалось старое воспоминание. — Как Боно [Пол Дэвид Хьюсон — вокалист рок-группы «U2».].
— Как Боно! — взвизгнул от смеха Шуйлер.
Все снова истерически расхохотались. Должно быть, они так накурились, что уже парили, как воздушные змеи. Смутное беспокойство, терзавшее меня по поводу моих новых «друзей», лишь что-то тихо нашептывало в уголке сознания. Мы болтали ни о чем, смеялись над пустяками и глупо шутили, пока я вдруг не осознал, что больше не чувствую на лице солнечных лучей.
— Эй, Ной! — внезапно позвал Шуйлер. — Мы идем ужинать, а потом… как говорят у вас, тусить в клуб.
— Ты когда-нибудь был в клубе в Амстердаме? — спросила Аника. — Обязательно пошли с нами!
— Да! — взревел Брэм. — Но какой выбрать? «Райский уголок»? «Побег»? Или…
— «Побег», — тут же вмешался я. — Идем в «Побег».
— Ной хочет в «Побег», — объявил Шуйлер. — Так давайте поможем ему сбежать!
Аника сжала мою руку, после чего новые приятели помогли мне выйти из кафе. Нас сопровождало облако терпкого, пьянящего запаха, смех и, возможно, крупица опасности. Я чувствовал, что она притаилась где-то под поверхностью, но копнуть глубже у меня не было ни сил, ни возможности. За последний месяц у меня развилось некое пятое чувство, инстинктивно уводящее подальше от подобных ситуаций и темных переулков, которых я не видел, но все же распознавал.
Однако эти четверо двигались слишком быстро. Они тянули меня за собой, и я, как подхваченный волной пловец, мог лишь беспомощно кувыркаться в воде и ждать, пока море успокоится. И, боже помоги мне, отчасти я даже наслаждался этим. Я всю свою жизнь жаждал опасности, искал ее, словно наркотик. От этого ощущения, щекотавшего мне нервы, меня вштыривало в миллион раз сильнее, чем от любой другой дури.
Мы перекусили сэндвичами в уличном кафе, а потом на машине Брэма отправились в клуб «Побег». Мне-то казалось, что для ночного клуба слишком рано, но прежде, чем оказаться в помещении, наполненном громкой пульсирующей музыкой, я выяснил, что сейчас около восьми вечера.
— О-о, у тебя говорящие часы! — крикнула Аника мне в ухо. — Суперкруто!
Притупленный наркотиком и оглушенный громкой музыкой мозг отказывался здраво мыслить, и я не нашелся с ответом. Впрочем, это не имело значения. Аника попыталась вытащить меня на танцпол, но я отказался. Может, я и был под кайфом, но не настолько, чтобы танцевать перед кем-то.
— Хочу присесть, — объяснял я, пытаясь вырваться из ее худых, но сильных рук.
Кругом грохотала музыка, а клуб был битком набит людьми. Случись здесь пожар или какое-то другое происшествие, мне конец.
«Из-за дури ты стал параноиком. Лучше возвращайся в отель».
«Почему? Шарлотты здесь нет. Она в безопасности».
«А ты?»
Да пошло оно все! Я устал от этой рутины, от образа жизни, который сам же и установил для себя. И поэтому решил сегодня просто плыть по течению, а после разбираться с последствиями. Ведь мой глупый, затуманенный разум не видел никаких угроз, кроме виснувшей на мне Аники. Нужно просто держаться подальше от цепких рук и постараться не разозлить ее.
— Где ты остановился, Ной? — вдруг спросил Джеймс.
— В районе красных фонарей, — предположил Шуйлер. — Там живут все американские туристы. И кайф, и девчонки под боком.
— Нет. В отеле «Сэр Альберт».
Внезапно повисло молчание.
— «Сэр Альберт»? О-ля-ля, — рассмеялся Шуйлер. — Ты принц? Член правящей семьи Америки, принц Ной?
— Что ты, приятель. Если бы. Я снял номер только на одну ночь, — ответил я, проклиная свой болтливый язык. Мое правило номер четыре гласило: «Раз ты слеп, как летучая мышь, молчи, что у тебя есть деньги». — Решил немного шикануть. На одну ночь.
— Да-да, конечно, — хмыкнул Шуйлер. — Само собой, на одну ночь.
Я мысленно отругал себя последними словами и почти физически чувствовал, как они оценивают мою кожаную куртку, часы и солнцезащитные очки какого-то дорогого бренда — подарок Авы.
«Принц Ной? — ехидно вопросил внутренний голос, в последнее время поселившийся в моем сознании. — Не забудьте подготовиться, ваше высочество. Вас знатно поимеют этой ночью».
Они начали болтать на голландском — даже британец Джеймс, как оказалось, владел этим языком, — и я ощутил, как поменялась атмосфера. Казалось, стало холоднее. В конце концов, ребята решили, что пора уходить, и усадили меня в машину Брэма, втиснув между Джеймсом и Аникой.
— Думаю, мне пора в отель, — запротестовал я.
— Ну нет, дружище, — возразил Брэм с переднего сиденья. — Мы едем ко мне домой на вечеринку. Вид на канал, и все такое, — добавил он с мрачным смешком. — Тебе понравится.
— Не сомневаюсь, — пробормотал я, пытаясь придумать, как выбраться из затруднительного положения и сохранить при этом все части тела.
Однако я стал медлительнее из-за дури, да и Аника не оставляла меня в покое. Она повернулась боком на сиденье и прижалась грудью к моему плечу, скользнув рукой вверх по ноге.
— У меня есть девушка, — резко произнес я и перехватил ее запястье, удерживая на месте. — Этого не будет.
— Этого? — пискнула Аника, а затем громко рассмеялась. — Мы лишь немного развлечемся. Трах в кустах, помнишь?
— Нет. — Я повысил голос, чтобы было слышно на переднем сиденье. — Брэм, останови машину. Я сам доберусь.
Он ничего не ответил. Аника, видимо, тоже решила не тратить на меня слова, зато сказала что-то по-голландски. Они вчетвером что-то активно обсуждали и больше не смеялись.
«Гребаный идиот», — обругал я себя, но было уже поздно.
Вскоре Брэм остановил машину и заглушил двигатель. Распахнулись две дверцы: пассажирская спереди и левая задняя. Шуйлер и Джеймс вылезли из автомобиля, а Брэм остался за рулем. Аника по-прежнему терлась рядом со мной.
Она тут же оседлала меня, сняла солнцезащитные очки и провела руками по моим волосам.
— О-о, а ты красавчик, принц Ной, — проворковала она и задвигала бедрами, прижимаясь ко мне. — Давай-ка поиграем. Мы вместе поговорим на прекрасном французском, а потом ты мне заплатишь, ja? За доставленное удовольствие.
Брэм на переднем сиденье закурил сигарету. Джеймс и Шуйлер были где-то снаружи. Видимо, стояли на страже, где бы мы, черт возьми, ни находились.
Я вздохнул.
От серьезности происходящего кайф полностью развеялся. Однако эти четверо даже не подозревали, что я уже участвовал в подобных состязаниях. Однажды вечером меня ограбили в Квинсе, после того как я вдоволь покатался на метро, а потом еще раз в Адской кухне, где Шарлотта лишилась своей скрипки. К тому же это путешествие меня до крайности измотало. Мне сейчас точно не до перепихона.
Когда Аника потянулась к ширинке джинсов и попыталась расстегнуть молнию, я сжал ее запястья с такой силой, что она взвизгнула. Я скинул ее с коленей и схватился за дверцу машины, услышав, как девушка врезалась головой в стекло.
— А-а-ай! Ублюдок! — вскричала Аника и пнула меня ногой. — Брэм! Джеймс! Hij mi pijn! [Он ударил меня! (голланд.)]
Крепко сжимая в руке белую трость, я на ощупь открыл дверцу и выбрался из машины.
Тут же раздался шорох шагов по бетону, и чей-то кулак заехал мне в правый глаз. Ощущение, будто вмазали кувалдой — только в десять раз сильнее, поскольку я не мог предвидеть удара. Однако былая апатия неожиданно принесла свою пользу. Боль казалась такой далекой и незначительной. Я замахнулся белой тростью, с удовлетворением почувствовав, что она врезалась кому-то в пах. Шуйлеру, судя по страдальческому писку. Отлично.
Ощутив приближающийся удар, я увернулся и шагнул влево, чтобы не оказаться зажатым между новыми «друзьями» и машиной. Однако Брэм почти мгновенно оказался рядом.
— Ты тронул Анику? — спросил он, схватив меня за лацканы куртки.
— Еще как тронул! — взвизгнула та. — Всю меня облапал, а когда я сказала, что придется заплатить, ударил по голове!
Я никак не мог понять, для чего нужно это маленькое представление, но от нелепости происходящего не смог сдержать смеха.
— Ради всего святого. Я не хотел причинять тебе боль…
— Думаешь, это смешно? — С этими словами Аника с силой залепила мне пощечину. По лицу разлилась сокрушительная волна жгучей боли, а кожа загорела словно огнем.
Я устало усмехнулся.
— О, Аника. Знал ведь, что ты любишь насилие.
После этого я мало что помню.
Думаю, я хорошо дрался, но они превосходили меня численностью и, что немаловажно, обладали зрением. Я прилично угостил Джеймса и Шуйлера ударами, но Брэм уничтожил меня, как катящийся с холма валун.