Они забрали оба моих кошелька — настоящий и наживку для воров, — часы, чертовы солнцезащитные очки, трость и, что хуже всего, сумку, в которой лежали телефон, прибор для считывания денег и устройство преобразования текста в голос. Все, что мне было так необходимо. Слава богу, у меня хватило ума оставить в отеле паспорт и немного наличных на крайний случай.

Они бросили меня избитого, залитого кровью где-то на улице. Раздался визг шин, а потом все стихло. Ни поблизости, ни где-нибудь вдали не гудели автомобили, лишь трещал над головой какой-то уличный фонарь. Я чувствовал солоноватый запах воды и собственной крови, вытекавшей из носа, рта и подбородка.

Долгое время я просто лежал на тротуаре. Голова кружилась, а подо мной будто бы вращалась земля. Я крепко зажмурился, чувствуя, что сознание то появляется, то исчезает, как плохой радиосигнал.

— Уходи уже, — пробормотал я и наконец-то провалился в забытье.

Глава 10

Святая Марит

— Hey, — раздался женский голос, и плеча мягко коснулась рука. — Hey. Ben je oke? [Привет. Ты в порядке? (голланд.)]

Я полностью очнулся. И боль тоже, прокатившись по всему телу. Спустя несколько мгновений я вспомнил, что случилось прошлым вечером, и будто бы услышал призрачные звуки борьбы и ощутил удары, наносимые по мне.

— Где я? — спросил я и медленно сел.

— На парковке возле моей работы, — тихо ответила женщина. Молодая, судя по голосу. Примерно моего возраста. От нее пахло мылом и каким-то маслом с землистым ароматом. — Тебя ударили по голове? Глаза немного расфокусированы.

— Я слепой, — пробормотал я. — Это не новость.

— О. Мне очень жаль.

— Мне тоже. — Я потянулся к часам, чтобы выяснить время, но их больше не было. Как и всего остального. Ни денег, ни телефона. Ничего. «Ага. Отымели с королевским размахом».

— Может, кому-нибудь позвонить? — спросила женщина, помогая мне подняться на ноги.

— Нет. Э-э… не нужно, спасибо. — Я вздрогнул. Боль ощущалась в каждой клеточке тела, но, по иронии судьбы, мигрени не было. Невероятно.

— Вас ограбили? — предположила женщина. — Нужно вызвать полицию. И врача.

Я замахал руками.

— Не стоит. Ни полиции, ни врачей. Я просто хочу вернуться в отель. Каким-то образом… Где я сейчас?

— Неподалеку от «Графики». В Амстердам-Норд.

Насколько я помнил, Амстердам-Норд находился на другой стороне реки. Промышленный район и, в отличие от центра города, не столь дружелюбный к туристам. «Ха. Точнее и не скажешь», — подумал я, осторожно прикасаясь к распухшей губе.

— Вы, случайно, не видите поблизости трость? Или сумку?

— Нет. Ничего нет.

Я кивнул, вдруг осознав, что это уже не важно. Больше ничто не имело значения. Я лишился всех устройств, помогающих мне в путешествии, и чувствовал себя полностью опустошенным. У меня не осталось даже сил мысленно извиниться перед Шарлоттой.

— Можете вызвать мне такси? — поинтересовался я. — У меня в отеле есть деньги…

— Не стоит, я на машине. Я отвезу. — Рядом послышалось какое-то движение. — Кстати, меня зовут Марит.

— Да, прости. Я Ной, — вяло отозвался я. — Спасибо за предложение, но разве тебе не нужно на работу?

— Пока нет. Сейчас около шести утра. Я всегда приезжаю очень рано, так что время есть.

— Да, у меня тоже, — пробормотал я.

Мое путешествие подошло к концу. И времени теперь было в избытке.

Мне пришлось сложиться пополам, чтобы влезть в крошечную машину Марит. А эта женщина к тому же водила как ненормальная. Ну, или мне так казалось из-за боли во всем теле.

Сперва мы ехали молча, но я почти физически ощущал исходящее от нее любопытство.

— Знаешь, когда я спросила твое имя, — наконец заговорила она, — то по-глупому надеялась, что ты представишься Мэттом Мердоком.

— Кем?

Она смущенно рассмеялась.

— Мэтт Мердок по прозвищу Сорвиголова, герой комикса.

— Никогда о нем не слышал.

— О, это потрясающая история. Он слеп, как и ты, но борется с преступностью в Нью-Йорке.

— Каким образом, если он слепой?

— Он лишился зрения из-за радиоактивных химикатов, зато все его чувства невероятно обострились.

— Повезло.

— Так вот, когда я увидела тебя на парковке, слепого и избитого, как после стычки со злодеями, тут же подумала о Сорвиголове. — Она закашлялась. — Знаю, это глупо. Я просто очень люблю комиксы. Ярая фанатка, как говорят у вас в Америке.

— Это твоя работа? Рисовать комиксы? — Меня совершенно не волновал ответ, но разговор с Марит отвлекал от мыслей о вчерашнем вечере. О том, что ждет меня впереди.

— О нет. Я художник-график, но не занимаюсь комиксами. Хотя мне бы хотелось!

Я что-то хрюкнул. Вполне сошло бы за приличный ответ, находись мы среди свиней.

— Хочешь рассказать, что случилось? — через минуту спросила она.

— Не особо.

— Ладно, — мягко согласилась Марит. — Ты не обязан.

— Спасибо.

Я прислонился головой к прохладному оконному стеклу. По другую сторону от него проносился Амстердам, скрытый застлавшей мои глаза непроницаемой чернотой. Меня тошнило от этого, черт возьми, но я понимал, что так будет всегда. Однажды Харлан процитировал мне Джона Мильтона [Английский поэт (1608–1674), политический деятель и мыслитель эпохи Английской революции. Полностью ослеп к сорока четырем годам, но продолжал отдаваться творчеству и службе стране.]. Он сказал, что быть слепым не страшно, гораздо хуже не выносить собственной слепоты.

Да уж, Мильтон знал, о чем говорит.

Я услышал визг шин, после чего машина остановилась.

— Приехали, — объявила Марит. — Я припаркуюсь и провожу тебя в номер.

— Не нужно.

— У тебя нет трости. А лицо… э-э…

Я дотронулся до разбитого носа.

— Все настолько плохо?

— Ну, не очень хорошо.

Марит отвела меня в номер. Я тут же направился к кровати и лег на спину. Ребра болели, живот ныл, как будто я сделал тысячу упражнений на пресс.

Я слышал, как Марит что-то ищет в ванной.

— Тебе необязательно оставаться, — сказал.

— Знаю, но я не могу уйти, — отозвалась она. — Мама говорит, что из всех ее детей я самая аккуратная. Учителя тоже так считали. Я никогда не могла пройти мимо беспорядка. А тебя сейчас явно нужно подлечить. — Она придвинула к кровати стул. — Возможно, будет жечь. — Затем она промокнула порезы и синяки на лице. Я вздрогнул. — Что-нибудь сломано? Нос вроде цел. Чудом, не иначе. А ребра?

— Чертовски болят.

— Сделай глубокий вдох.

— Еще больнее.

— Есть внезапная, острая боль?

— Нет.

— Хорошо. — Она промокнула порез над правым глазом. — Ха! Я как Клэр! Это медсестра, которая латает Сорвиголову после его драк.

— Значит, этот парень часто проигрывает? — фыркнул я. — Тот еще герой.

— Обычно он выигрывает, — возразила Марит и, судя по скрипу, откинулась на спинку стула. — Просто сперва позволяет себя побить. От этого победа только слаще. — Она немного помолчала, а потом спросила делано веселым тоном: — Скажи-ка, Ной, зачем ты приехал в Амстердам?

Я хрипло рассмеялся и тут же застонал от прострелившей в ребрах боли. Затем сдался и рассказал Марит сокращенную версию.

— Ты ведь понимаешь, что это безумие? — тихо заметила она.

— Было безумием, — поправил ее. — Теперь все кончено. Я остался без необходимых устройств и не смогу сориентироваться в следующем городе. Мне даже не попасть на сегодняшний концерт Шарлотты. С меня хватит.

— Ладно. — Марит коснулась моей руки. — Нужно кому-нибудь позвонить?

— Люсьену Карону, — ответил я. — Он будет волноваться. Вот только я не знаю его номера, остался в пропавшем телефоне.

Марит задала мне кучу вопросов, чтобы разыскать Люсьена, а потом села за стол и сделала с десяток телефонных звонков.

— Люсьен Карон? — наконец произнесла она. — Добрый день! Я звоню по просьбе Ноя Лейка. Да, минутку.

Я подошел к столу, и Марит усадила меня на стул, все еще хранивший тепло ее тела, и вложила трубку мне в руку.

— Ной? Ты в порядке? — тут же спросил Люсьен. В его голосе отчетливо слышалась боль. — Вчера вечером ты не написал. Я позвонил тебе, но в ответ услышал только непристойности и смех, а потом телефон отключили.

— Кажется, ты пообщался с моим приятелем Шуйлером, — сообщил я и, согнувшись над столом, обхватил голову руками.

— Я как раз звонил в авиакомпанию, чтобы отправиться на твои поиски. Что случилось?

Я пересказал ему события прошлого вечера, стараясь по возможности избавить его от подробностей.

— Мне так жаль, Ной. Я закажу тебе обратный билет на вечер. И машину до аэропорта.

Я почувствовал, что оцепенение, в котором пребывал последние несколько дней, начало потихоньку отступать. Отваливаться кусочек за кусочком. Возможно, дело было в голосе Люсьена или в сорвавшихся с чужих губ словах, что все кончено, но в груди вдруг мучительно заныло, как будто меня ударили кулаком. От резкой, невыносимой боли на глаза навернулись чертовы слезы, и я крепче стиснул зубы.

— Ной, мальчик мой, ты здесь?

— Я потерпел неудачу, Люсьен, — прошептал я. — И не смогу сдержать данного Шарлотте обещания. Дело не в судьбе. И невезение тут ни при чем. Я совершаю ошибку за ошибкой. — Грудь сдавило, и я судорожно вздохнул, борясь с плотиной, готовой вот-вот прорваться. — Я потерпел неудачу, — хрипло повторил я. — И подвел Шарлотту… разрушил наши отношения.