Я признался, что Шарлотта всеми силами пыталась показать мне лучшую жизнь. А я отплатил ей тем, что бросил наедине с ублюдком Диконом.

— Но сейчас она в безопасности. — В голосе Люсьена зазвучали ледяные нотки.

— Да, подальше от меня, — согласился я. — На следующей неделе у нее прослушивание в оркестр, который гастролирует по всей Европе. Ее точно возьмут, с таким-то талантом.

— Мне казалось, что после смерти брата у Шарлотты не клеилось с музыкой.

— Она сможет все вернуть, обязательно снова отыщет вдохновение. Этот тур для нее — идеальная возможность. Время пришло, и она тоже это понимает. Ей… хотелось, чтобы я поехал с ней, — произнес я, чувствуя, как от боли сжимается сердце. — Но так нельзя. Я буду только тянуть ее вниз. В последние месяцы она жила ради меня. Теперь пусть займется своей жизнью.

— А ты не думаешь, что это ей решать?

— Конечно, ей, — огрызнулся я. — И я бы сделал все, что она хочет. Вот только я облажался. И вчерашняя вечеринка лишний раз доказала, что мне не место рядом с ней. К тому же она будет только носиться со мной и не сможет сосредоточиться на музыке, а я не хочу ей мешать. Да и несмотря на ее гастроли… мне самому нужно понять, как жить дальше. Если не справлюсь, то не смогу стать достойным ее… а значит, просто ей не подхожу, — закончил я, и в комнате повисла тишина.

Я раздраженно поерзал в кресле. Признаться в собственных ошибках и так было довольно сложно. Но в миллион раз хуже, когда ты не видишь лица человека, перед которым облегчаешь душу. Наверное, я ждал его реакции с тем же чувством, с каким пленник с завязанными глазами ожидает удара вражеского топора. А может, и нет.

Наконец, кресло Люсьена скрипнуло. Я представил, как он задумчиво откидывается на спинку и выпускает ленивые завитки сигаретного дыма, вившиеся вокруг его серебристых волос.

— Тогда позволь узнать, что ты собираешься делать? Ты попросил Шарлотту тебя дождаться. Но чего ей ждать?

— Не знаю. И я не понимаю, какого хрена вообще делаю. — Я потер лицо руками. — Если есть блестящие идеи, поделись со мной, не стесняйся.

— Даже будь у меня ответ, Ной, — возразил Люсьен, — но тебе предстоит отыскать его самому. Я просто хочу напомнить, что тебя любит потрясающая молодая женщина. Пожалуйста, не забудь об этом, если вдруг решишь погрязнуть в ненависти к себе.

Я все никак не мог выбросить из головы слова Шарлотты, сказанные в полицейском участке:

«Дикон оттеснил меня в угол лифта… с силой схватил за подбородок… хотел заставить меня открыть рот…»

Я содрогнулся.

— Слишком поздно.

— Quoi? [Что? (фр.)]

— Ничего.

Я потер затылок, чувствуя, как постепенно начинает нарастать боль. Похоже, чрезмерно дерьмовая ночь еще не подошла к концу. Монстр просыпался.

— Мигрень? — с беспокойством поинтересовался Люсьен.

Я кивнул и порылся в карманах смокинга в поисках лекарств. Ну разумеется, дома перед вечеринкой Шарлотта догадалась сунуть их мне в карман.

— А еще чертово похмелье.

— Ты пил? — Удивление Люсьена, казалось, осязаемо повисло в воздухе.

— Ну да. Вчерашний вечер был полон неудачных решений.

Заскрипело кресло, потом раздались шаги и звук льющейся из крана воды. Вскоре Люсьен вернулся и вложил мне в руку стакан. Я сунул в рот таблетку и запил ее водой.

— Пойдем, — предложил Люсьен, опуская ладонь мне на плечо.

Он проводил меня в комнату для гостей, пахнущую чистотой, но явно необитаемую. Я присел на кровать, только сейчас понимая, как сильно устал. Головная боль была несильной, притупленной. Возможно, лекарства и сон помогут с ней справиться. Впрочем, сейчас меня это не волновало.

«Ну и поделом мне».

— Напротив кровати слева ванная комната, — сообщил Люсьен. — Отдохни сперва, а потом мы поговорим и, возможно, придумаем, как тебе преодолеть эти трудности.

— Спасибо, Люсьен, — проговорил я прежде, чем он закрыл дверь.

— Конечно, мой мальчик. Спи спокойно, — отозвался он, как настоящий друг, а не человек, получивший от отца кучу денег за заботу обо мне.

Ну наконец-то этой ночью случилось хоть что-то хорошее.

Я рухнул на кровать и вскоре, когда боль в затылке отступила, погрузился в пустоту.

Глава 2

Книга откровений

Мало что так сильно напоминает о кошмарной ночи, как пробуждение в одиночестве и в холодной постели. Проснувшись, я сразу потянулся к Шарлотте, к ее теплу, коже и мягким волосам. Мне хотелось, чтобы она коснулась губами моих губ и с улыбкой прошептала: «Доброе утро». Я делил с ней постель в таунхаусе чуть больше недели, но уже начал привыкать к подобной жизни.

Однако сейчас ее не оказалось рядом. Конечно, ведь меня не было в таунхаусе. Лишь спустя пару мгновений я смог упорядочить окружающие запахи и звуки и вспомнить, что ночевал в гостевой комнате в квартире Люсьена на Парк-авеню. Он жил на двадцать третьем этаже, из окон открывался великолепный вид на Центральный парк. Впрочем, в последний раз я приходил сюда еще тринадцатилетним мальчишкой, которого ничуть не волновал городской пейзаж. Тогда мне хотелось лишь забраться еще выше.

Я верил, что непобедим.

Я медленно сел на кровати. Мигрень прошла, но, судя по ощущениям во рту, я будто бы всю ночь поедал горстями грязь, и желудок явно этому не радовался. Держась рукой за стену, я добрался до ванной комнаты и на ощупь отыскал чертов унитаз, мысленно проклиная себя за то, что не приходил к Люсьену почаще — в те времена, когда еще мог видеть планировку квартиры. И его лицо. Детали внешности Люсьена ускользали из памяти, словно медленно стирающийся набросок. Как и лица родителей и Авы. И только Шарлотту помнил, поскольку очень часто прикасался к ее лицу. Но теперь ее не будет рядом. Неужели и ее черты в скором времени позабудутся?

От этой мысли затошнило сильнее, чем от похмелья.

Казалось, поход в туалет занял целых десять часов. Потом я, все так же придерживаясь за стены, побрел в кухню. К счастью, Люсьен услышал шаги и провел меня к столу, после чего налил чашку крепкого черного кофе.

— Есть хочешь? — поинтересовался он. — Уже далеко за полдень.

Я покачал головой.

— Я отвлекаю тебя от работы?

— Вовсе нет.

Люсьен, как и мой отец, частично отошел от дел. Он снимал офис на Уолл-стрит, откуда, даже при наличии других клиентов, в основном управлял деньгами отца и проводил сделки с недвижимостью. Люсьен практически превратился в члена семьи и теперь вовсю занимался пенсионным обеспечением родителей. А после несчастного случая был назначен моим опекуном и заботился обо мне, когда я вычеркнул всех остальных из своей жизни.

Почему именно он?

Трудно сказать, но отчего-то из всех людей я мог выносить только лишь Люсьена Карона, даже когда пребывал в самом мрачном настроении. Было в нем что-то постоянное, нечто, что меня успокаивало. Или, возможно, он просто оставался глух к моей язвительности, тогда как всех прочих она отталкивала. В любом случае, я искренне надеялся, что так будет и впредь.

— Хорошо спал? — мягко спросил Люсьен.

— Наверное. Никакие озарения меня не тревожили.

Люсьен что-то промычал, щелкнул зажигалкой, и по комнате поплыл запах дыма.

— А Шарлотта? Собираешься поговорить с ней?

— Нет, — ответил я. — Лишь в одном я не сомневаюсь: лучше держаться от нее подальше. И не мешать. Пусть готовится к прослушиванию, не отвлекаясь на меня.

— Ты уверен, что она вообще туда пойдет?

— Конечно. Она сильная и храбрая. — Я сглотнул. — Шарлотта пройдет прослушивание, и ее возьмут. Нужно быть идиотами, чтобы не дать ей место.

— М-м-м. — Люсьен выдохнул дым. — В таком случае у меня есть новости относительно сделки, о которой ты просил еще в Коннектикуте.

— Ты нашел скрипку? — осведомился я. — Или продал машину?

— Можно сказать, и то и другое.

За три года до аварии я купил «Камаро Зет 28 Трибьют» 1969 года выпуска, черный с белыми гоночными полосками. И так мощные цилиндры после улучшения развивали четыреста пятьдесят лошадиных сил. На момент покупки машине требовалась доработка, однако через год, занимаясь ею время от времени, я превратил ее в шедевр скорости и инженерного искусства. Как-то раз приятель позволил мне прокатиться на «Камаро» по гоночной трассе в Дейтоне, и это подарило мне одно из величайших впечатлений в жизни.

Что касается скрипки… На нас с Шарлоттой напали и украли ту, на которой она играла. Следующим утром мы отправились к моим родным в Коннектикут, и моя сестра Ава объяснила мне, что для музыканта уровня Шарлотты означает потеря инструмента. Да и сама Шарлотта, заливаясь слезами, однажды призналась, что чувствует себя так, будто потеряла конечность. Тогда я решил действовать.

— Ей нужно что-то исключительное, — объяснял я Люсьену по-французски, чтобы Шарлотта случайно не подслушала нас. — Но я не стану обращаться к родителям. Хочу оплатить покупку сам.

Люсьен колебался.

— Подобные скрипки стоят непомерно дорого. Конечно, ты можешь опустошить свои сбережения или взять деньги с накопительного пенсионного счета, но я не рекомендую делать ни того ни другого. Еще есть вариант…