— Продать «Камаро».

— Oui [Да (фр.).].

Я все равно не мог на нем ни ездить, ни даже спрятать где-то и просто любоваться. Машина стояла в гараже в Майами и собирала пыль. И все же расстаться с ней было непросто.

— Займись этим, — бросил я прежде, чем успел бы передумать и пойти на попятный.

И сейчас я мысленно готовился услышать, что машины больше нет. Какая разница, черт возьми? В конце концов, это ради Шарлотты. И тем не менее «Камаро» был последним напоминанием о моей прежней жизни. Реальным воплощением жизненного уклада, полного опасностей и движения, который для меня навсегда остался в прошлом.

— Ты нашел покупателя на «Камаро»?

— Точно. Получил довольно щедрое предложение. Сделка завершится к концу недели.

Мне казалось, что я почувствую себя в высшей степени дерьмово, но нет. Напротив, ощутил, будто с меня сняли тяжкое бремя.

«Вот так. Первый шаг, чтобы отпустить прежнюю жизнь. Здесь и сейчас».

— Со скрипкой сложнее, — продолжил Люсьен. — В аукционном доме «Кристис» в Гааге на торги выставлено изделие Йоханнеса Кейперса [Один из самых известных создателей скрипки родом из Нидерландов.].

— И?

— Прекрасная, исключительная скрипка.

Исключительная. Именно то, что заслуживала Шарлотта.

— Ладно. Можешь брать.

— Если бы все было так просто, — усмехнулся Люсьен. — Но я приложу все силы, чтобы инструмент оказался у нее до начала тура.

Что ж, с делами покончено. В комнате повисло молчание, и я почти услышал, как с лица Люсьена сползла улыбка.

— Ну, продолжай, — подтолкнул я. — Говори уже.

— Что?

— По-твоему, я совершаю ошибку? Думаешь, я поступил как сволочь, бросив ее подобным образом?

— Не мне судить, — спокойно отозвался Люсьен. — Но конечно, я за нее волнуюсь.

— Я сделал как лучше. Ты ведь сам говорил, что наилучший вариант не всегда самый легкий.

— Ну да, время от времени я пользуюсь этой фразой.

— Так вот, мне пришлось непросто. Черт побери, да я в жизни ничего труднее не делал. Поэтому наверняка поступил правильно.

— Завидная убежденность, — заметил Люсьен, — но совершенно бессмысленная, если не знать, куда двигаться дальше. Я люблю Шарлотту как собственную дочь и поддержу твое решение отдалиться от нее только в одном случае — если ты исполнишь обещанное. Ну так что, вперед? — Он хлопнул в ладоши. — Изучение азбуки Брайля? Собака-поводырь? Не сомневаюсь, существуют учреждения для слепых, в которых тебя научат независимости. Скажи слово, и я все организую.

— Ну не знаю. — Я крутил туда-сюда кружку с кофе. — Наверное, я готов брать уроки. Но… это вроде как не выход. По крайней мере одного этого мало. Такой путь не для меня.

— Хм-м-м, — задумчиво протянул Люсьен. — Ты должен обрести прозрение, Ной, — ровным голосом продолжил он. — Как можно скорее. Шарлотта страдает из-за твоего отъезда. А тебе паршиво без нее.

— Паршиво еще мягко сказано.

Скрипнул стул, когда Люсьен поднялся на ноги, и его следующие слова обрушились на меня сверху подобно дождю:

— Тогда тебе крайне важно правильно ответить на вопрос, что делать дальше. И побыстрее — пока не стало слишком поздно.

Прошло уже четыре дня, а я и пальцем не шевельнул. Родители хотели меня видеть, однако я не горел желанием тащиться в Коннектикут и рассказывать о неудаче с «Планетой Х». Грандиозный план пока тоже не складывался, так что я валялся без дела, ломая голову над решением проблемы, при котором мне не пришлось бы, сидя за столом, запоминать шрифт Брайля, учиться милым трюкам по маркировке банок с едой или искусству готовить так, чтоб не спалить дотла и себя, и дом.

На пятый день Люсьену позвонила Шарлотта и официально подала заявление об уходе с должности моей помощницы. Мне хотелось подскочить к Люсьену и выхватить из его рук телефон, чтобы услышать ее голос, пусть даже проклинающий мое имя. Но я лишь вцепился в диван с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и ловил каждое слово. Разговор быстро закончился, и Люсьен тяжело вздохнул.

— Ну что? — Я подался вперед. — Ей дали место?

— Да, ее взяли.

— Молодец, детка, — пробормотал себе под нос. Боже, как же я ей гордился!

— Она улетает в Европу через четыре дня, — продолжил Люсьен.

— Четыре дня? — Я резко поднял голову. — Скрипка не прибудет вовремя.

— Я уже думал об этом, — произнес Люсьен. — На следующей неделе Шарлотта летит в Вену, а турне начнется еще через две недели. Вполне возможно, что к тому времени мы получим скрипку и успеем отправить ее до первого концерта, который состоится второго июля.

— Как бы я хотел отдать ей скрипку лично, — пробормотал я. — Здорово, что у нее все так сложилось. Вот только она уедет чертовски далеко.

— Да, — согласился Люсьен. — Судя по ее словам, тур будет довольно стремительным. Семнадцать городов за полтора месяца.

— Ну вот видишь, я оказался прав. Если бы я поехал с ней, она бы возилась только со мной вместо того, чтобы сосредоточиться на музыке.

— М-м-м.

— Но мне бы хотелось послушать, как она играет, — признался я, по большей части самому себе. — Очень-очень.

— Я взял на себя смелость кое-что изучить. Кажется, у тебя есть возможность жить, не завися от других, — сообщил Люсьен. — Фонд Хелен Келлер в Бруклине. У него отличная репутация.

— Э-э… что? Ну да. Ладно.

— Может, тебе стоит пройти летние курсы, а потом самому слетать в Вену на встречу с Шарлоттой? Показать ей, что ты тратишь все свое время и усилия на выполнение обещания. Заодно проверишь новообретенные навыки.

— Что? Один?

Идея казалась нелепой и жутко пугала. До аварии большую часть своей жизни я мотался по городам мира и, соответственно, бывал в разных аэропортах. Зачастую там даже зрячему удается ориентироваться с трудом. А уж слепому? Невозможно.

Что же до остального… Я попросил Шарлотту дождаться меня. Но чего ей ждать? Как долго? Если я не собирался всерьез учиться жить вслепую, то какого хрена вообще ее бросил?

Я махнул рукой.

— Ладно, вперед. Запиши меня на эти курсы. И на Брайля тоже.

— Чудесно, — отозвался Люсьен. — Займусь сию же минуту.

— Отлично, — выдохнул я.

Тем же вечером, когда я лежал на кровати в гостевой спальне и слушал на телефоне «Концерт № 5 для скрипки с оркестром» Моцарта, в дверь постучал Люсьен.

— Прислали для тебя, — пояснил он, и я почувствовал, как прогнулся матрас. — Программа, которую рекомендовала Шарлотта. С ее помощью ты сможешь читать и писать на компьютере, а также выходить в интернет. Она прочитает, что написано на экране. Экстраординарная технология!

Он казался таким взволнованным, что я выдавил из себя слабую улыбку.

— Звучит здорово.

— Несомненно! — согласился Люсьен. — Кстати, тебя зарегистрировали в Фонде Хелен Келлер. Занятия начнутся на следующей неделе, так что есть время съездить в Нью-Хейвен. Родителям не терпится тебя увидеть.

— Хорошо. Спасибо.

— Ной…

— Да?

— Я тобой горжусь.

Когда он закрыл за собой дверь, я снова лег на кровать. Люсьен гордился мной, а я, как и всегда, был полон противоречий. Занятия в Фонде Хелен Келлер. Вау, черт возьми. Я все еще чувствовал себя не в своей тарелке, однако другого выхода не видел.

Прежде, еще во времена работы на «Планету Х», если не клеилась какая-нибудь статья, я просто начинал печатать. Все, что приходило в голову касательно темы, над которой работал в тот момент. Кто-то назвал это написанием риффов. По окончании я вычленял все самое лучшее и достоверное и объединял в статью.

Вот и сейчас мне требовалось выплеснуть все свои чувства и мысли о том, как выполнить данное Шарлотте обещание, а после проанализировать их. Возможно, в этой путанице слов что-то всплывет наверх, и я получу ответ.

Я позвал Люсьена и попросил установить программу, которую прислала Шарлотта, на его ноутбук, поскольку мой остался в таунхаусе. Хотя Люсьену перевалило за семьдесят пять, ум его по-прежнему оставался острым. Он поставил программу, запустил ее и объяснил, как диктовать текст и как заставить ее зачитать написанное. Потом оставил меня одного.

Чувствуя себя в высшей степени глупо, я добрых десять минут просто играл с микрофоном. Однако мне нужен был ответ на вопрос.

«Хочешь научиться жить слепым? Так учись, слабак! Другого пути нет».

Вот только мне этого не хотелось. Я не желал учиться действовать вслепую, да и вообще быть слепым. Страдания казались до жути простыми — ни глубины, ни поэзии. Я всего лишь мечтал снова видеть, хоть и понимал, что этому не суждено случиться. И мучился из-за этого. Внутри меня будто сталкивались, как тектонические плиты вдоль разлома, две непримиримые силы, каждая из которых ждала, пока другая уступит. Но слепота не могла отступить, а я не желал ей поддаваться и поэтому не мог обрести внутренний покой. И это вытягивало из меня все силы.

— Не хочу быть слепым, — вслух заявил я.

«Расскажи что-нибудь новое, гений».

Похоже, после несчастного случая мой внутренний редактор стал очень придирчивым.

Тем не менее суть проблемы крылась именно в этом. Я не хотел быть слепым. И уже много раз пожалел, что вообще, черт подери, спрыгнул с того утеса. Или что прыгнул именно в тот момент. Помедли я еще немного — и, возможно, получил бы другую травму, которая не изменила бы мою жизнь столь кардинально.