«Вдохни мысль, выдохни слова. Легко и просто, Джеймс.

Вдох. Выдох.

Попробуй петь. Иногда музыка может помочь вывести слова наружу».

Я вдохнул воспоминания о Южной Каролине и выдохнул нынешний Бунс-Милл, штат Вирджиния. Все мои надежды сосредоточились на дерьмовом домике и собеседовании.

Я снова надел шлем, завел мотоцикл и отправился в путь. Через пятнадцать минут я был в Саус-Хиллс, недалеко от Роанока. На юго-западе под ясным летним небом спали горы Голубого хребта. Я двинулся по извилистой двухполосной дороге по холмистой местности, окруженной яркими зелеными папоротниками и высокими деревьями. Слева от меня появилась старинная вывеска с вычурными буквами: «Санаторий «Голубой хребет», основан в 1891 году».

Ниже был воткнут знак поновее, с более яркой краской: «Специализация: длительное лечение черепно-мозговых травм, памяти и реабилитация».

Психи и шлепнутые, как сказал арендатор. Я мысленно показал ему средний палец. Все мы в той или иной мере психи и шлепнутые. Просто некоторые лучше это скрывают. А некоторые вообще делают сокрытие данного факта целью своей жизни.

Я ехал по дорожке, пока не достиг высокой каменной стены, которая простиралась далеко по обе стороны и исчезала в лесу. Грозное строение нарушали только широкие металлические ворота с охраной в небольшой сторожке. Я свернул к ним.

— Джим Уилан, — представился я. — На собеседование.

Человек в светло-серой форме со значком на груди сверился с планшетом.

— Уилан… Да. Вам надо к Алонзо Уотерсу. Первый этаж. Спросите на стойке регистрации, там подскажут. Парковка для посетителей слева.

— Спасибо.

Ворота с металлическим скрежетом раздвинулись, и я поехал по асфальтированной дороге. Еще через сто ярдов я добрался до санатория «Голубой хребет».

Высокий дом выглядел как усадьба плантатора, коей, вероятно, и являлся до 1891 года. Прочный трехэтажный особняк из красного кирпича с белой отделкой, со стороны фасада четыре белые колонны.

Я свернул к пустой парковке для посетителей и оставил там «Харлей». Тишину нарушал только гул насекомых во влажном воздухе. Никто не прогуливался по дорожкам и не сидел на каменных скамьях вдоль них.

На выкрашенной в черный цвет старой деревянной двери коробка домофона смотрелась довольно неуместно. Я нажал красную кнопку.

Ответил женский голос.

— Чем могу вам помочь?

— Я Джим Уилан, прибыл к мистеру Уотерсу.

Дверь загудела и щелкнула. Я повернул ручку и вошел в прохладные пределы санатория. Паркетные полы окружали стойку регистрации. Запах чистящих средств облаком висел над запахом старого дерева. Кондиционер делил пространство стены с картиной, где маслом была нарисована ваза с фруктами. Казалось, что санаторий застыл где-то на полпути между усадьбой и медицинским учреждением. Возможно, в этом и заключался смысл: дать пациентам ощущение, что они находятся дома, а не в больнице.

Женщина средних лет с темными волосами, собранными в хвост, помахала мне рукой. Она носила ту же форму, что и охранник в кабинке, только ее именная табличка гласила «Джулс». Женщина беззастенчиво меня рассматривала.

— Ну привет, красавчик. Кого ты хотел бы увидеть?

— Алонзо Уотерса.

Ее глаза расширились.

— Ты пришел наниматься санитаром?

Я кивнул.

— Хм. Как скажешь. По мне, ты не особо похож на санитара. Скорее уж, на сексуального доктора из какого-нибудь сериала.

Я не ответил на ее улыбку, просто стоял, скрестив руки на груди и твердо расставив ноги, и ждал, пока она закончит свой отвратительный осмотр.

— Сильный, молчаливый, — тихо рассмеялась Джулс, все еще бродя по мне взглядом. — Что ж, от души надеюсь, ты получишь работу. Отличное зрелище для усталых глаз. Плюс у нас нехватка санитаров с тех пор, как двое последних уехали из города.

Хорошо. Раз в санатории туго с персоналом, они наверняка меня наймут и попросят как можно скорее приступить к работе.

— Что, не хочешь поболтать? — Джулс тяжело вздохнула. — Ладно, ладно. Алонзо сейчас в столовой, иди в те двойные двери. Не промахнешься.

— Спасибо, — сказал я и зашагал в указанном направлении.

— Ах, он все-таки умеет разговаривать! Удачи, красавчик.

Я почувствовал, как взгляд Джулс сверлит мне спину, и невольно передернулся.

В столовой были белые полы и стены с высокими окнами, в которые лилось яркое июльское солнце. Десяток квадратных столов, каждый рассчитан на четверых. Человек с видимой вмятиной в голове размером с подстаканник сидел с медсестрой у окна и медленно ел суп. Когда я вошел, мужчина пристально вгляделся в меня.

Я посмотрел ему в глаза и почтительно кивнул. Он вскинул брови, затем хмыкнул и вернулся к своему супу.

За небольшой витриной с выпечкой и салатами стояла полная женщина в белой форме повара. За ней в высоких серебристых кофейниках дымился кофе. Она разговаривала с чернокожим мужчиной, где-то за шестьдесят, с тронутыми сединой волосами. На нем была белая рубашка с короткими рукавами, заправленная в белые же брюки. Черный пояс, черные ботинки. Огромное кольцо с ключами позвякивало на его талии.

Я подошел ближе, и повариха повернула голову ко мне.

— Вам чем-то помочь?

Мужчина обернулся.

— Должно быть, ты Джим Уилан, — сказал он.

Я кивнул и протянул ему руку.

— Алонзо Уотерс, — представился он, оценивая меня. — Хочешь быть санитаром, а?

— Да, сэр.

— Резюме принес?

Я вытащил из кармана куртки две сложенные вчетверо бумажки.

— Да, сэр.

— Сэр, — со смехом повторил Алонзо. — Слыхала, Марджери?

Она закатила глаза.

— Не слишком-то привыкай.

— Давай сядем и поговорим. — Алонзо подвел меня к пустому столу и устроился напротив меня. — Кофе?

— Нет, спасибо.

— Тоже пытаюсь пить его поменьше. — Алонзо просмотрел мое резюме. — Двадцать четыре года. Окончил Вебстер-Хай, Южная Каролина. Сразу отправился работать в клинику Ричмонда, где и трудился в течение шести лет?

— Да, сэр.

— Почему ты ушел? Или тебя уволили?

— Клиника закрылась. — Я прочистил горло и указал на резюме. — Там на обороте рекомендательное письмо.

— О, точно, вот оно. — Алонзо откинулся назад и прочитал письмо от моего бывшего руководителя. — Ого. Здесь говорится, что ты был «образцовым сотрудником» и он хотел бы, чтобы у него было десять таких же ребят, как ты. — Он сложил руки на животе и посмотрел на меня. — Неплохо, неплохо. Та клиника работала с наркоманами. Как ты там справлялся?

— Нормально.

— А подробнее не хочешь рассказать?

«Не облажайся. Просто говори».

— Я всегда приходил вовремя. Ни дня не пропустил.

Я выдохнул. Ни разу не заикнулся, причем во фразах, где были пять моих худших врагов из числа согласных. «Д», «н», «м», «с» и «ф» всегда доставляли мне трудности, но звук «д» был просто королем их всех. Мое заикание на имени Дорис сводило ее с ума, поэтому она вечно била меня по затылку: «Да говори уже дальше, придурок».

— А как насчет взаимодействия с пациентами?

— Я не особо с ними общался, — ответил я. — Просто делал свою работу.

— Когда-нибудь имел дело со случаями черепно-мозговой травмы?

Я покачал головой.

— Я сам работал во всевозможных учреждениях, — сказал Алонзо. — И в реабилитации наркоманов тоже. Так что скажу по опыту: эти травмы головного мозга — совсем другая история. Наркоманы, по сути, все еще остаются собой. Здесь же не всегда так. У нас в «Голубом хребте» двадцать семь резидентов. — Он постучал по лбу. — Тебе придется изучить их истории болезни. Как правильно с ними разговаривать. Одно-единственное неверное слово может сбить их с толку или привести к срыву. Справишься?

— Думаю, да.

В клинике мне почти не приходилось говорить, за что мне и нравилась та работа. Но решив участвовать в уходе за пациентами в «Голубом хребте», я пытался пробудить свою давнюю мечту — помогать таким детям, как я, с нарушениями речи. Детям, что чувствовали себя глупыми и мучились каждую чертову минуту своей жизни. Мое заикание породило во мне эту мечту, но она умерла вместе с ним.

Кто захочет, чтобы его заикающийся ребенок лечился у заикающегося терапевта?

«Да никто, дубина», — услужливо подсказала Дорис.

— Вопреки местным слухам, — говорил Алонзо, — это не психиатрическая клиника. Никто из резидентов — резидентов, а не пациентов — не попал к нам из-за расстройств психики. Они все здесь из-за травм. В основном несчастные случаи. И все страдают от неизлечимого повреждения головного мозга. Наша работа — помочь им приспособиться к их новой реальности.

— Хорошо.

Алонзо откинулся на спинку стула, сложив руки на животе.

— Почему ты хочешь работать здесь, сынок?

Тысяча профессиональных, но неискренних ответов готовы были сорваться с моего языка, но… застряли.

Я медленно вдохнул и выдохнул правду.

— Я хочу помогать.

Алонзо прищурился, затем посмотрел на мое резюме.

— Ты довольно основательно закопался в той клинике. Чувствовал себя как дома?

«Сделал ее своим домом».

— Почему не пошел в колледж? Хочешь убирать за больными всю оставшуюся жизнь?