— Боюсь, что не разделяю вашего мнения, Роджер, — произнесла Ротшилд противным надтреснутым голосом. — Мисс Уайлд, мне всегда казалось, что темой вашей докторской диссертации является археология. Не мифология. А Атлантида — миф и не более того.

— Троя, Убар и семь храмов-ратха Махабалипурама тоже были мифами, пока их не нашли, — отпарировала Нина и подумала: «Надо же, не „доктор Уайлд“! Мелочная старая сука!» Поскольку Ротшилд уже явно все для себя решила, она собиралась бороться.

Филби кивнул.

— Тогда, может быть, вы более детально представите свою теорию?

— Конечно. — Нина присоединила свой старенький, но надежный лэптоп «Эппл» к стационарному проектору.

Экран ожил, высветив карту Средиземного моря и часть Атлантического океана к западу от него.

— Атлантида, — начала она, — одна из самых живучих легенд в истории человечества, но основывается она на весьма скромном количестве источников. «Диалоги» Платона наиболее известны, но и у других древних культур есть упоминания о великом государстве в Средиземноморье; особенно это касается сказаний о народе моря, который покорял прибрежные территории, где сегодня расположены Марокко, Алжир, Ливия и Испания. Но большая часть из того, что нам известно об Атлантиде, изложена в «Тимее» и «Критии» Платона.

— Причем оба произведения, несомненно, являются беллетристикой, — отрубила Ротшилд.

— Это подводит к первой части моей теории, — сказала Нина, которая ожидала критических замечаний. — Нет сомнения, в произведениях Платона присутствуют элементы беллетристики — это облегчило ему возможность изложения своей точки зрения, как, например, сжимаются временные периоды и комбинируются персонажи в современных жизнеописаниях. Однако Платон не писал свои диалоги как художественные произведения. Другие его труды приняты как исторические документы, так почему не быть таковыми тем, в которых упоминается Атлантида?

— Значит, вы хотите сказать, что все написанное Платоном об Атлантиде является правдой? — спросил Филби.

— Не совсем так. Я хочу сказать: он думал, что это правда. Но ему рассказал об этом Критий, который опирался на записи своего деда, Крития «старшего», в детстве узнавшего об Атлантиде от Солона, а тому о ней поведали египетские жрецы. Таким образом, налицо игра в китайский телефон — ну, можно сказать, в эллинский телефон, — Хогарт хохотнул при этой шутке, — в которой неизбежны искажения первоначальной информации, как при копировании копии с копии. Так вот, областью, и которой с наибольшей вероятностью со временем могли появиться неточности, является область измерений. Я имею в виду странную особенность «Крития», где содержатся практически все детальные описания Атлантиды, которая настолько очевидна, что, похоже, никто не замечает ее.

— И в чем же она заключается? — спросил Хогарт.

— В том, что все размеры Атлантиды, данные Платоном, не только округлены, но и приведены в греческих мерах! Например он говорит, что размеры равнины, на которой размещалась столица Атлантиды, составляли три тысячи на две тысячи стадиев. Очень строгие пропорции, не правда ли? И ее размеры поразительно точно укладывались в греческие меры — особенно если учесть, что информация пришла из египетского источника! — Нина поняла, что начинает волноваться, и попыталась унять пыл, но это оказалось непросто. — Даже если цивилизация атлантов и использовала какую-то меру длины, которая называлась стадием, едва ли она совпадала по размеру с египетской — и тем более с греческой.

Ротшилд язвительно скривила губы.

— Все это очень интересно, — произнесла она тоном, который предполагал совершенно обратное, — но каким образом это дает вам возможность найти Атлантиду? Раз ни вам, ни кому-то другому не известно, какие меры длины использовались в Атлантиде, я не представляю, для чего все это.

Прежде чем ответить, Нина тихонько вздохнула. Она понимала, что это самое слабое место в ее теории и если ученые, выжидательно глядящие на нее, не примут ее объяснения, тогда всему конец…

— На самом деле это ключ к моему предложению, — сказала она уверенно. — Попросту говоря, если принять размеры Платона — один стадий равен ста восьмидесяти пяти метрам, что чуть меньше шестисот семи футов, — то Атлантида была очень большим островом, который имел по меньшей мере триста семьдесят миль в длину и двести пятьдесят — в ширину. Это больше Англии! — Она указала на светившуюся на экране карту. — В мире не много мест, где может — даже под водой — скрываться нечто таких размеров.

— А как насчет Мадейры? — спросил Хогарт, ткнув в карту. Этот португальский остров отстоял примерно на четыре сотни миль от африканского берега. — Мог бы здесь разместиться затонувший остров?

— В какой-то момент я допускала такую возможность, однако с точки зрения топографии она вряд ли подходит. В реальности в восточной Атлантике негде разместить описанный Платоном остров.

Ротшилд победоносно хмыкнула. Нина язвительно, насколько позволяла ситуация, взглянула на нее, прежде чем вернуться к карте.

— Но именно этот факт и составляет основу моей теории. Платон говорил, что Атлантида находилась в Атлантическом океане, за Геркулесовыми столбами — это вход в Гибралтарский пролив еще он говорил, что в переводе на современные меры, Атлантида имела почти четыреста миль в длину. Поскольку свидетельства, которые отвечали бы обоим этим заявлениям, отсутствуют, то Атлантида находится либо не там, где он указывал, либо приведенные им размеры неверны.

Филби молча кивнул. Нина все еще не могла определить его настроение — но неожиданно у нее возникло чувство, что он уже принял решение.

— Итак, — сказал он, — где же все-таки находится Атлантида?

Это был не тот вопрос, которого Нина ожидала именно сейчас, поскольку она собиралась ответить на него с соответствующей моменту драматической подкладкой в самом конце своего выступления.

— Хорошо, она находится в Кадисском заливе, — ответила она, волнуясь, и ткнула указкой в расположенную примерно в сотне миль от Гибралтара точку в океане. — Я полагаю.

— Вы полагаете? — усмехнулась Ротшилд. — А я надеялась, что у вас имеется нечто большее, чем простое предположение, чтобы подтвердить это заявление.

— Если позволите мне привести мои обоснования, профессор Ротшилд, — сказала Нина, заставляя себя оставаться вежливой, — то я покажу, откуда появился такой вывод. Центральная посылка моей теории заключается в том, что Платон был прав и Атлантида действительно существует. Он ошибался в измерениях.

— А не в местоположении? — спросил Хогарт. — Вы отбрасываете все современные гипотезы, заявляющие, что Атлантидой на самом деле был Санторин возле Крита и что предполагаемой цивилизацией атлантов в действительности была минойская культура?

— Определенно. Во-первых, древним грекам уже было известно о минойцах. Опять же не совпадает временная шкала. Извержение вулкана, уничтожившее Санторин, произошло примерно за девятьсот лет до Солона, а Атлантида исчезла и вовсе за девять тысяч лет.

— Допущенная Солоном погрешность на один нуль широко используется как способ связать минойцев с мифом об Атлантиде, — напомнила Ротшилд.

— Египетские символы, обозначающие сотню и тысячу, совершенно различны, — ответила ей Нина. — Чтобы спутать их, нужно быть или слепцом, или полным идиотом. — Ротшилд поморщилась, но промолчала. — Кроме того, Платон в «Тимее» однозначно поместил Атлантиду в Атлантику, а не в Средиземноморье. Платон был довольно умным парнем; думаю, что он мог отличить восток от запада. Я считаю, что в процессе передачи информации от самих атлантов древним египтянам, потом — почти девять тысяч лет спустя — от египетских жрецов Солону, а затем, через несколько поколений семьи Критиев, — Платону, возникла путаница в измерениях.

У Филби взметнулась бровь.

— Путаница?

— Возможно, я изложила это не самым научным образом, но суть в этом. Даже несмотря на то что названия одни и те же — фут, стадий и так далее, — разные цивилизации пользовались различными единицами измерения. Каждый раз, когда информация переходила из одного места в другое, числа округлялись и даже преувеличивались, чтобы показать, сколь значительной была в действительности исчезнувшая цивилизация. Ошибка росла. По моему предположению, какую бы единицу измерения, которую перевели как стадий, ни использовали атланты, она была значительно меньше той, которой пользовались эллины.

— Это всего лишь предположение, — не унималась Ротшилд. Нина почувствовала, что ей захотелось произнести старую поговорку: «Когда ты возражаешь, как будто воз рожаешь».

— Я могу логически подкрепить его, — сказала она. — В «Критии» приводятся разные измерения, касающиеся Атлантиды, но самые важные относятся к цитадели, расположенной на острове в центре системы круговых каналов столицы атлантов.

— Там находились храмы Посейдона и Клейто, — задумчиво отметил Филби, теребя ус.

— Да. Платон говорил, что диаметр острова составляет пять стадиев. Если мы воспользуемся греческой системой, то он будет чуть больше полумили в ширину. Даже если стадий атлантов меньше, то ненамного, так как в «Критии» говорится, что на острове помешалось еще много чего. Храм Посейдона был крупнейшим сооружением длиной в стадий, но ведь там были и другие храмы, дворцы, бани… Он был плотно застроен, почти как Манхэттен!

— А как велик — или, скорее, как мал, — по-вашему, был стадий у атлантов? — спросил Хогарт.

— Я думаю, что он не мог быть меньше двух третей греческого стадия, — пояснила Нина. — Примерно четыреста футов. Тогда цитадель будет более трети мили в поперечнике, и если прибавить размеры храма Посейдона, то на острове останется довольно места и для всего остального.

Хогарт начал набрасывать цифры на листке бумаги.

— При таком способе измерения размеры острова составят… давайте-ка посмотрим…

Нина моментально произвела расчеты в уме.

— Он должен быть двести сорок миль в длину и более ста шестидесяти в ширину.

Хогарт еще несколько секунд писал, чтобы получить те же результаты.

— Гм-м… Это не просто в Кадисском заливе… это должен быть весь Кадисский залив.

— Но нужно не забывать и о возможности других погрешностей, — сказала Нина. — Площадь в три тысячи на две тысячи стадиев, приведенная Платоном для центральной равнины острова, явно округлена. Она также может быть преувеличена, если не Платоном, то египтянами, пытавшимися произвести впечатление на Солона. Думаю, следует допустить возможность погрешности примерно в пятнадцать процентов.

— Очередное предположение, мисс Уайлд? — злобно блеснув глазами, прошипела Ротшилд.

— Даже если допустить погрешность в двадцать процентов, длина острова все же составила бы сто девяносто миль, — добавил Хогарт.

— Еще есть вероятность путаницы в числах при переводе из одной системы в другую… — Нина оглушала, что теряет контроль над ситуацией. — Я не говорю, что все мои цифры верны. Потому-то я здесь — у меня есть теория, которая отвечает имеющимся данным, и я хочу… хотела бы, — поправилась она, — получить возможность проверить ее.

— Прощупывание сонаром всего Кадисского залива было бы довольно дорогим способом ее проверки, — съязвила Ротшилд.

— Но если я права, то это будет величайшее археологическое открытие после Трои! — запротестовала Нина.

— А если вы ошибаетесь, то департамент выбросит на ветер миллионы долларов в погоне за мифом!

— Я не собираюсь тратить впустую средства департамента! У меня на руках все документы, подкрепляющие мою версию, все исторические ссылки — я два года потратила на эти исследования и не стала бы все это вываливать перед вами, если бы не была уверена в своей правоте.

— Зачем вам это, Нина? — неожиданно спросил Филби.

Личный тон вопроса застал Нину врасплох.

— В каком смысле?

— Я хотел спросить, — сказал Филби, с печальным сочувствием глядя на нее, — вы преследуете эту цель ради себя… или ради ваших родителей?

Нина попыталась заговорить, но у нее перехватило горло.

— Я очень хорошо знал Генри и Лору, — продолжал Филби. — Они могла сделать блестящую карьеру… если бы не были зациклены на одной легенде. Сейчас я слежу за вашей карьерой. Некоторые ваши работы просто замечательны. Лично я считаю, что в вас заложен даже больший, чем в отце, потенциал. Но… вы можете оказаться на пути, по которому шли ваши отец и мать.

— Джонатан! — почти непроизвольно вскрикнула Нина; в ее душе смешались потрясение, злость и боль.

— Мне жаль, но я не могу позволить вам пренебречь всеми вашими достижениями ради этой… этой пустой затеи. Столь дорогостоящий провал принес бы громадный вред вашей репутации, возможно даже — непоправимый.

— Меня не волнует моя репутация! — возразила Нина.

— Однако нас волнует репутация этого университета, — с легкой усмешкой сказала Ротшилд.

— Морин, — одернул ее Филби, прежде чем снова взглянуть на Нину. — Доктор Уайлд… Нина. Ваши родители погибли из-за этого. Если вы последуете их путем, то же самое может случиться и с вами. И ради чего? Ответьте себе честно — стоит ли умирать ради легенды?

У нее было чувство, словно кто-то только что ударил ее в живот — такой жуткий эффект произвели слова Филби.

— Это означает, что мое предложение отвергнуто? — сквозь зубы процедила она.

Трое обменялись многозначительными взглядами и вновь повернулись к ней. Филби в течение нескольких секунд смотрел Нине прямо в глаза.

— Боюсь, да.

— Понятно. — Она отвернулась и отсоединила свой компьютер от проектора. Экран погас. Губы у нее дрожали. — Раз так, то спасибо за потраченное вами время.

— Нина, — сказал Филби. — Не принимайте это близко к сердцу. У вас есть все для того, чтобы сделать по-настоящему прекрасную карьеру.

— Если?

— Если… вы не окажетесь в той же западне, что и ваши родители. Вы знаете, профессор Ротшилд права. История и мифология — это разные вещи. Не растрачивайте свое время, свой талант на мифы.

Прежде чем ответить, Нина пристально посмотрела на него.

— Спасибо за совет, профессор Филби, — с горечью проговорила она. Затем развернулась и вышла, хлопнув дверью.

Нине потребовалось десять минут, чтобы, спрятавшись в кабинке женского туалета, понять — она снова готова показаться на люди. Первоначальное потрясение в ее душе сменилось саднящей злостью. Как смеет Филби приплетать сюда ее родителей? Он должен был оценить ее предложение как самостоятельное, а не с личных позиций!

Со времени смерти отца и матери Филби был конечно, не заменой родителей — никто не мог бы заменить их, — но незримой поддержкой, наставником в период ее научного созревания.

И он отверг ее. Это было настоящим предательством.

— Сукин сын! — выдохнула она, ударив кулаком в кафельную стену.

— Доктор Уайлд? — послышался из соседней кабинки знакомый голос профессора Ротшилд.

Черт!

— Э-э… нет, я не говорить по-английски! — протараторила Нина, лихорадочно выбегая из дамской комнаты с компьютером под мышкой. Вконец смущенная, она оказалась у главного выхода из здания. Снаружи ее встретили знакомые небоскребы Манхэттена.

Ладно, что теперь?

Несмотря на столь сокрушительное поражение, она не верила в окончательный проигрыш и теперь думала только об одном: что же делать дальше?

Для начала — ехать домой. Самое лучшее решение. Наесться, напиться, а утром сожалеть о содеянном.

Она сошла по ступеням на тротуар и стала высматривать такси. И в тот момент, когда подняла к глазам сумочку, чтобы убедиться в наличии денег, Нина поняла, что за ней наблюдают. Какой-то мужчина — всего на мгновение дольше — задержал на ней взгляд, прежде чем перевести его на другой объект. Он стоял, прислонившись к стене университета: широк в плечах, с короткими редеющими волосами, одет в джинсы и потертую черную кожаную куртку. Его приплюснутый нос выглядел так, словно его ломали не один раз. Он был не намного выше Нины — чуть более пяти футов, — но его мускулатура говорила о большой физической силе, а едва уловимая опасность, исходившая от его квадратного лица, подсказывала, что он прибегает к ней без малейшего колебания.

Живя в Нью-Йорке, Нина привыкла встречать типов с угрожающей наружностью, но в этом было что-то такое, что заставило ее занервничать. Она уставилась на приближающийся поток машин, но краем глаза продолжала следить за мужчиной.

Никаких сомнений, он снова смотрел на нее. Даже несмотря на то что на многолюдной улице был час пик, Нина ощутила странную тревогу.

Такси! Спасибо тебе, Господи!

Она энергично замахала рукой. К ее облегчению, такси затормозило рядом. Забравшись внутрь и сказав, куда ехать, Нина посмотрела в заднее окно. Мужчина — на ее взгляд, лет тридцати пяти, хотя из-за грубых черт лица точно определить его возраст было невозможно — провожал глазами такси, когда оно тронулось с места. Затем его закрыл автобус. Нина облегченно вздохнула.

Итак, шпик, унижение и позорный провал. Она поудобнее уселась в кресле. Что за дурацкий день!

Вернувшись домой, в маленькую, но уютную квартирку в Ист-Виллидже, Нина решила начать с обильной еды. В холодильнике нашлись две бутылки вина, но — после минутного раздумья — она предпочла оставить их на потом.

С большим пакетом картофельных чипсов и банкой «Бен-энд-Джерри» Нина прошла в гостиную, взглянув по пути на автоответчик. Никаких посланий. Никаких сюрпризов.

Она распустила волосы и уселась на тахту, прикрывшись большим вязаным пледом. «Еще бы компакт-диск с умными грустными песнями и трех-четырех кошек — и портрет печального одинокого неудачника завершен», — грустно подумала Нина.

Она подтянула ноги к груди и открыла пакет с чипсами. Рука непроизвольно погладила кулон.

— Не много же удачи ты принес, — пожаловалась она вслух, держа кулон на ладони. Хотя вещица была сильно поцарапана, она все же засияла странным красноватым светом, когда Нина поднесла ее к лампе. На одной стороне ясно виднелись значки — группки крошечных «галочек», от одной до восьми, под короткими линиями, нанесенными по всей длине. Не в первый уже раз она подумала, что они могли бы означать, но ответа, как всегда, не было.

Нина решила снять кулон, подумав, что хуже сегодня уже не будет, но передумала и оставила талисман на месте. Не стоит искушать судьбу.

Только она захрустела первым чипсом, как зазвонил телефон. Звонков она не ожидала — кто бы это мог быть?

— Алло, — промычала она в трубку.

— Это доктор Нина Уайлд? — спросил мужской голос.

Прекрасно. Какой-нибудь торгаш.

— Да, и что? — Она сунула в рот еще пару чипсов и уже собралась вешать трубку.

— Меня зовут Джейсон Старкмен, я работаю на фонд Фроста.

Нина прекратила жевать.

Фонд Фроста? Филантропическая организация, действующая по всему миру. Производит лекарства и вакцины, субсидирует все виды научных исследований.

В том числе — археологические экспедиции.

Она прижала трубку к уху.

— Да, слушаю вас!

— Я с сожалением услышал, что университет сегодня отверг ваше предложение, — сказал Старкмен. — С их стороны это было очень недальновидно.

Нина нахмурилась:

— Откуда вы это знаете?

— У фонда в университете есть друзья. Доктор Уайлд, я перейду к делу. Ваших коллег, видимо, не заинтересовала ваша версия местоположения Атлантиды, а вот нас — напротив. Кристиан Фрост, директор фонда, лично попросил меня связаться с вами и выяснить, не согласитесь ли вы обсудить с ним вопрос об экспедиции сегодня вечером.