Она сама никогда не плакала. Мать не могла признать свою вину в том, что не выразила эмоции, которые люди должны выражать, когда умирает любимый человек. Я не сомневаюсь, что она глубоко переживала потерю моего отца. Я знаю, что она очень любила его. И все это знали. Он был самоотверженным человеком, который умер, пытаясь помочь другим людям.

Сам я никогда не оценивал глубину ее утраты по тому, как она себя вела. Отец умер, и в доме перестал раздаваться его веселый смех, погас свет, который он излучал. Даже чужой, заглянувший к нам, не мог не почувствовать, что в доме чего-то недостает. Я вспоминаю рассказы отчима о том, как он, служа в Берлине, ездил на поезде из Западной Германии в Восточную. Это было как переезд из цветного кино в черно-белое, говорил он. При жизни отца мир был полон красок. После — краски стали номерами в перечне цветов. Все казалось тусклым.

Моя реакция на гибель Джунипер была сродни тлению. Теперь Гленн, может, и верит, что я не трогал ее, но, лежа в постели и глядя в потолок, я размышляю, считает ли он меня человеком, способным на убийство. Что я должен был сказать, когда он назвал ее имя? Какой должна была быть моя мимика? Не знаю. Я уверен, что правильный ответ это не «сидеть сложа руки и тупо смотреть прямо перед собой, как греческая статуя». В конце беседы Гленн дал мне второй шанс отреагировать как нормальный, чувствующий человек, когда сказал, что они поймают медведя. Но мой ответ был ответом ученого, а не человека из плоти и крови, горящего жаждой мести за случившуюся несправедливость.

Чтобы было ясно: я ненавижу этого гребаного медведя.

Возможно, это просто естественный ход событий, но тогда он не отличается от лихорадки Эбола или от холеры. Эту заразу я бы стер с лица планеты, если бы мог.

Медведи — потрясающие животные, имеющие с нами гораздо больше общего, чем мы полагаем. Они приспособились почти к тем же вариантам среды, что и мы. Это чрезвычайно успешные и умные млекопитающие. Они заслуживают, чтобы мы их охраняли. Но только не этот. Раз он слишком глуп, чтобы знать, что безобидная молодая женщина не представляет угрозы, то он должен умереть. Сейчас мне больше всего на свете хочется красться вместе с охотниками по его следам.

Вот что я должен был сказать Гленну. Правильный ответ — гнев и желание что-то сделать. А теперь он, наверное, думает, что я не просто бесчувственный, а кое-что похуже. Трус. Настоящие мужчины, которые даже не были знакомы с Джунипер, которые никак не могли на нее повлиять, сейчас рыщут в чаще, выслеживая ее убийцу.

А я тем временем валяюсь под кондиционером, за запертой (будем так считать) дверью, переживая из-за своей неспособности показать людям, как я зол. Как бы плохо ни думал обо мне Гленн, я еще хуже. Я жалок. Неспособность выразить свое разочарование делает меня не просто жалким — бессильным.

Я лежу неподвижно, пока не звонит телефон.

Это детектив Гленн.

— Мы поймали его! — слышу я в трубке воодушевленный голос.

— Где он? Хочу его увидеть.

Глава 10. Зверь

Я заезжаю на стоянку Дорожного управления на краю леса, где под навесом хранится оборудование для расчистки дорог. Под тусклым фонарем собралась толпа мужчин. Их человек двадцать, они окружили что-то, лежащее на земле. Пикапы с подставками для винтовок в кузове загораживают мне обзор. Судя по номерным знакам, съехались не только местные власти, но и полицейские из столицы штата.

Я паркую свой «Форд Эксплорер» и выхожу из машины. Расстояние до фонаря кажется мне футбольным полем, каждый шаг дается с трудом, кажется, я никогда не дойду. Фотовспышки в центре круга как молнии озаряют высокие сосны. В холодном воздухе плывет аромат кофе, раздается смех. Если убрать машины, айфоны, коробку с пончиками и винтовки, то это может быть сцена из пещер Ласко, где двадцать тысяч лет назад люди собирались, чтобы отпраздновать свои победы на охоте. Я незваный гость, в то время как они — герои, не убоявшиеся чудища, убивающего прекрасных дев. Я наблюдатель, пришедший посмотреть на монстра, я не имею права участвовать в дружеских похлопываниях по спине и поздравлениях.

— Доктор Крей! — окликает меня детектив Гленн. Он отходит от человека в форме Лесной службы и направляется ко мне.

Мне кажется, что он спросит меня, что я здесь делаю, хотя он сам пригласил меня. Он пожимает мне руку. На его лице улыбка. Он знал Джунипер только в виде трупа. Для Гленна ее история началась с обнаружения мертвого тела в лесу и благополучно завершилось победой над чудовищем. Как и для всех остальных. Главное действующее лицо в их драме — медведь. Все они — положительные персонажи, противостоящие отрицательному — лютому зверю. Бедняжка Джунипер — статистка, завязка действия. Имя, повод совершить благое дело. Я не сержусь на них за это. По крайней мере, они что-то делали, пока я смотрел на свой пупок.

Гленн знакомит меня с человеком с седой бородой, в куртке Службы охраны рыболовства и диких животных. На поясе его шорт висит револьвер.

— Это Кевин Ричардс. Он выследил животное и убил его.

Я пожимаю Кевину руку.

— Сочувствую вашей утрате, — обращается ко мне Ричардс с серьезным и мрачным лицом. Я чувствую, что он из тех охотников, которым не нравится смерть любого существа. Я не могу придумать, что сказать. Я просто киваю, слишком смущенный, чтобы признать, что самая большая потеря, которую я чувствую, — это утрата чувства собственной гордости. Сквозь толпу мне удается разглядеть клок бурой шерсти. Ричардс сжимает мое плечо.

— Пойдемте, покажу.

Его намерение понятно — желание меня поддержать. Но меня, наоборот, покидают последние силы, и я борюсь с желанием сбросить его руку. Он — торжествующий рыцарь, показывающий испуганному крестьянину мертвого дракона. Не хватало только услышать от него: «Не бойся, малыш, у меня все под контролем».

Толпа, заметив приближение Ричардса и Гленна, расступается. На щебенке расстелен синий брезент, в середине — гора меха, засыпанная листьями и ветками. Я вижу побуревшую кровь на туше, но это не пулевые ранения. На животном видна только одна рана: отметина на правом виске, сразу за глазом. Это был мастерский выстрел и быстрая смерть. Глаза медведя остались открытыми, из разинутой пасти торчат острые клыки. Выпущенные когти напоминают наточенные ножи.

Это чудовище убило Джунипер. Это кошмар, забравший ее жизнь. Он очень большой, даже для гризли. Я должен чувствовать ненависть, глядя на него. Какой-то инстинкт должен заставить меня схватить топор и начать рубить зверя на куски, демонстрируя свою ярость. Но я не могу заставить себя сплюнуть или хотя бы покачать головой. Я смотрю на него и вижу медведя. Просто медведя.

Оскал — скорее всего, просто спазм после выстрела. Когда Ричардс нажал на курок, животное, должно быть, опустило голову, вынюхивая съестное под поваленным стволом. Смерть настигла его в мирный момент, а не в разгар эпической битвы. Он умер тихо, не успев осознать случившегося, как и должно было быть. Как полагалось и Джунипер в старости.

Мне жаль медведя. Их с Джунипер пути не должны были пересечься. Окажись она на каких-то десять метров дальше по ветру, медведь бы сейчас уютно спал, а Джунипер запивала вином пиццу в соседнем городке. Оба были бы живы, здоровы и счастливы. Но все пошло не так, и мы имеем мертвую девушку в морге и мертвого медведя, распростертого на земле, ставшего объектом насмешек и ненависти.

Я кошусь на Ричардса и выдавливаю похвалу:

— Хорошо сработано.

Он понимающе кивает, не догадываясь, что у меня на уме, и уходит вместе с Гленном. Я стою над медведем, смотрю на него, но в действительности не вижу.

— Извините, — раздается у меня за спиной.

Я оборачиваюсь и вижу молодую женщину в форме помощника шерифа, у нее в руках толстый конверт.

— Вы биолог?

— Да.

— Мне сказали передать вам это. — Она протягивает конверт мне. — Мой муж торопится на работу, так что мне надо скорее возвращаться. — Она смотрит на медведя: — Твою же мать! Ну и чудище!

И она быстро уходит в сторону своей машины. Я не сразу понимаю, что конверт теперь у меня в руках. Медведь будто смотрит на меня. Я запускаю в конверт руку и нащупываю несколько пробирок. Сначала я предполагаю, что это образцы из моего полевого набора. Я вынимаю одну и читаю этикетку: «Парсонс, Джунипер 8.04.17 — H.C.M.E.».

Содержимое пробирки ни с чем не спутаешь. Это кровь. Темная, свернувшаяся. Взята из раны. Я рассматриваю другие пробирки. На всех одинаковая маркировка. Я держу ее кровь. Внутри ее ДНК. Рецепт изготовления Джунипер Парсонс у меня в руках. Конечно, если поместить генетический материал в яйцеклетку и заставить ее делиться, никакой Джунипер не получится. С момента оплодотворения и до того момента, как она села рядом со мной в ресторане несколько лет назад, окружающий мир влиял на нее, превращая в Джунипер, которую я помню. Той девушки больше нет, и я никогда по-настоящему не знал ее. Ее ДНК — не в большей степени Джунипер, чем ее фотография.

Я читаю надпись на конверте:

«Д-ру Лайэму Гудсону. Служба рыболовства и охраны диких животных».