Глава 4

Только что убитые голуби

Суббота, 18 января — воскресенье, 2 февраля 1668 года

Когда кухарка не видит, посудомойки приходят на кухонный двор на свидание с парнями из конюшни. Парни приносят служанкам ленты. Они ласкают девушек, и те смеются. Парни задирают девушкам юбки, и те визжат.

Феррус лежит в конуре Пустобреха и ждет, когда хозяин его позовет. Чем позднее хозяин выходит утром, тем пьянее он был прошлой ночью. Хозяин спит в Скотленд-Ярде. Но Феррус спит здесь, на стороне Кокпита. Он не знает почему, но так всегда было заведено, всегда, даже до того, как здесь поселилась госпожа Крамл.

Служанки и парни с конюшни чирикают, как птицы. Джентльмены сражались друг с другом за рекой. Один убит. Лорд ранен и при смерти. Может, король отрубит другим голову. Говорят, это герцог во всем виноват: не тот герцог, милорд, старый жирный солдат, который иногда ночует в Кокпите. Другой герцог.

«Убивайте, убивайте, убивайте, — думает Феррус. — Да пусть они все перебьют друг друга».

Дуэль меня потрясла. Прямо на моих глазах одного человека убили, а второго ранили, возможно смертельно. Без помощи Вонсвелла и его сотоварищей я и сам вряд ли бы унес ноги. Хотя за свою жизнь я уже повидал слишком много насильственных смертей, однако по-прежнему не мог к этому привыкнуть. В конце концов, я ведь по профессии клерк, а не солдат.

После дуэли я плохо спал и пил слишком много вина в надежде притупить чувства и затуманить память. Еще меня беспокоило подозрение, что дело на этом не закончилось и меня ожидают неприятные последствия. У Бекингема и его слуг прибавилось причин невзлюбить меня еще больше. Дженкинс мертв, Шрусбери ранен. Бекингем и еще трое остальных участников дуэли скрывались. Но это не помешает герцогу продолжать свои козни и бороться с недругами.

В субботу днем господин Уильямсон вызвал меня в свой кабинет в Скотленд-Ярде. Он сообщил мне, что, несмотря на рану, милорда Шрусбери должны перевезти из его дома в Челси, где он находился после дуэли, в Арундел-хаус.

— Довольно рискованное предприятие, — сказал Уильямсон. — Опасаюсь, что от переезда рана может снова открыться. Полагаю, путь в основном будет лежать по реке, и молюсь, чтобы погода благоприятствовала. Люди Шрусбери, должно быть, считают, что среди родных он будет в большей безопасности. Говарды своих не бросают. Ну и конечно, все они паписты.

Арундел-хаус находился между Стрэндом и рекой, совсем рядом с моим собственным жильем в Савое. Это был еще один ветхий дом, чьи золотые дни давно миновали. Многие из дворцов у реки были перестроены или проданы. И не было сомнения, что рано или поздно, скорее рано, Арундел-хаус ждала та же участь. До меня дошли слухи, что Говарды предложили часть своего сада Королевскому обществу для возведения там его штаб-квартиры. Возможно, это только начало.

— Говорят, рана у милорда быстро заживает, — продолжал Уильямсон. — Поэтому, Марвуд, вы пойдете туда завтра после обеда, как только он устроится на новом месте. Вас будут ждать. Вы передадите его светлости письмо от лорда Арлингтона: всего лишь несколько слов, пожелание скорейшего выздоровления. Знак внимания.

— Но если за Арундел-хаусом следят по поручению герцога Бекингема, — отважился возразить я, — то не лучше ли было бы послать кого-нибудь, кого они не знают?

Уильямсон сурово глянул на меня:

— Если бы я нуждался в вашем совете, Марвуд, то спросил бы его. Когда будете там, посмотрите, как чувствует себя милорд. Хочу знать ваше мнение о состоянии его здоровья.

— Но я не врач, сэр. Я всего лишь…

— Мне это известно, Марвуд. Однако вы отнюдь не глупы. И вот еще что. У лорда Арлингтона есть сообщение для лорда Шрусбери, которое он не хочет доверять бумаге. Если будет возможность остаться наедине, передайте ему, что лорд Арлингтон по-прежнему у него в долгу и обещает, что герцог дорого заплатит за содеянное. Но будьте осторожны и попросите милорда быть осмотрительным. Если же поговорить с глазу на глаз не получится, забудьте об этом. — Он снова пристально на меня посмотрел. — Но я не сомневаюсь, что вы найдете способ сделать это.

Начальник отпустил меня, однако, когда я уже был на пороге, снова окликнул:

— До вас дошли слухи о миледи Шрусбери? — (Я покачал головой.) — Говорят, она тоже присутствовала на дуэли. Переодетая в костюм пажа стояла среди слуг герцога. А потом возлегла с ним. На Бекингеме была рубашка, испачканная кровью ее бедного супруга.

— Но я не видел там никакого пажа, сэр. И крови на рубашке герцога тоже.

Уильямсон облизал губы:

— Жаль. Но история тем не менее весьма полезная. Ее стоит распространить по городу.

В воскресенье после обеда я вышел из дома в Савое и отправился в Арундел-хаус. В воротах меня встретили двое слуг, облаченные в ливрею Говардов и вооруженные шпагами. Я назвал свое имя. Люди, приютившие лорда Шрусбери, оказались весьма предусмотрительными.

Внутренний двор был большой, но особого впечатления не производил. Его образовывали старинные здания, в большинстве своем неожиданно скромные. Одно было совсем древнее, из осыпающегося камня, с разваливающимся фонарем на крыльце. Слуга провел меня через двор на запад, к шеренге высоких строений, и остановился возле дома, где жили хозяева.

Здесь величие чувствовалось в большей степени. Жилье было построено с размахом, поскольку, как все знатные люди, Говарды окружали себя компаньонами, приживалами и дальними родственниками. Так уж было заведено. Меня проводили в комнату с окнами, выходящими на сад и реку за ним. В помещении никого не было. На стенах висели гобелены. В центре длинной стены в огромном мраморном камине с тонкой резьбой печально горел слабенький огонь. От него было мало проку, так что в комнате было холодно и сыро.

Слуга попросил подождать, пока он сходит справиться, может ли его светлость принять меня. Я встал у окна. В саду было множество статуй в бедственном состоянии. Справа длинная галерея простиралась до реки, где заканчивалась зубчатой смотровой площадкой. Деревья и кусты раскачивались под порывами восточного ветра. За садом виднелась зимняя Темза, вода в реке стояла низко. Небо, вода и земля были разных оттенков серого цвета.

Я обернулся и стал осматривать комнату. Перед камином стояло дубовое кресло с высокой спинкой. Подойдя к огню в надежде согреть руки, я вдруг обнаружил, что, оказывается, в комнате не один. На подлокотнике кресла лежала чья-то рука. При звуке моих шагов появилась голова в завитом парике, а потом знакомое лицо.

— Марвуд, — произнес господин Чиффинч. — Я так и знал.

Я поклонился, при этом напряженно размышляя. Уильям Чиффинч был хранителем личных покоев короля и человеком, которому монарх доверял свои самые сокровенные тайны. Мы были знакомы лучше, чем нам обоим того хотелось бы, поскольку пару раз его величество давал мне поручения, а Чиффинч служил посредником. Господин Уильямсон и господин Чиффинч терпеть не могли друг друга, а потому им, разумеется, не нравилось, что время от времени обоим приходилось пользоваться моими услугами.

— Что вы здесь делаете, Марвуд?

— Господин Уильямсон послал меня справиться о здоровье милорда. Узнать, как он перенес переезд.

Чиффинч потер губы, красно-пунцовые от вина, выпитого за обедом.

— Понятно.

Его голова внезапно исчезла. Я слышал, как он вздохнул. Я подошел поближе к огню, стараясь не загородить ему тепло.

— Хозяин сказал кое-что своему слуге, — неожиданно произнес Чиффинч, — а слуга посылает мальчишку.

Я промолчал. Смысл его слов был вполне ясен: лорд Арлингтон велел Уильямсону передать послание Шрусбери, а Уильямсон перепоручил это мне.

— В таком случае, — продолжал Чиффинч, пристально глядя на меня, — у хозяина имеется особый интерес к здоровью милорда, не правда ли? Поскольку он прежде всего в ответе за это… за это абсурдное бесчинство.

Мне с самого начала показалось, что в истории с поединком крылось нечто большее, чем Уильямсон счел нужным сообщить. Теперь я в этом уверился. Чиффинч переоценил мою осведомленность. Он ясно дал мне понять, что за дуэлью стоял лорд Арлингтон. Как только я это узнал, все встало на свои места: измена леди Шрусбери была лишь формальным поводом; Арлингтон и его союзник Тэлбот инициировали дуэль в надежде убить Бекингема, своего главного политического врага, или, по крайней мере, опозорить герцога и подорвать его власть.

Если Чиффинч знал об этом, тогда и король должен был знать. Вероятно, он послал сюда хранителя своих личных покоев, дабы оценить не только здоровье Шрусбери, но и состояние его ума. Дело было щекотливое. Чтобы добиться от парламента того, что он желает, Карлу II требовались услуги как Арлингтона, так и Бекингема.

Дверь в дальнем углу комнаты отворилась, и вошел слуга. Он поклонился Чиффинчу:

— Вы можете повидать милорда, сэр.

Я занял место Чиффинча в кресле и закутался в плащ. После чего прождал еще час. Наконец вернулся слуга и вполне учтиво велел следовать за ним.

Выйдя из комнаты, мы поднялись по потайной лестнице на этаж выше. Я догадался, что там располагались апартаменты, занимаемые Говардами и их близкими, куда посторонних обычно не допускали. Слуга вел меня через анфиладу комнат, украшенных картинами, гобеленами и побитыми античными мраморными скульптурами. Наконец мы оказались в просторной спальне, где было довольно холодно и пахло лекарствами.