Кромвель улыбнулся дочери:

— Сейчас мне ничего не нужно, кроме семьи и некоторых средств, чтобы жить как подобает джентльмену, в относительном комфорте. На самом деле меня всегда привлекало тихое и мирное существование в кругу родных.

Кэт не сводила с него глаз, пытаясь сопоставить то, что она видела, с детскими воспоминаниями о редких встречах с отцом Элизабет. Это оказалось нелегко. Тогда он не носил бороду и усы, да и за прошедшие годы, разумеется, добавилось морщин на лице и седины в волосах. Ей почудилось некоторое сходство Ричарда Кромвеля с его знаменитым отцом Оливером — нос и очертания рта.

— Я видел вас в Уайтхолле в те времена, сэр, — произнес Хэксби. — И иногда в Сити. Вы, конечно же, меня не помните.

Кромвель улыбнулся ему:

— Знаете поговорку, господин Хэксби: «Многие знают дурака Тома, а сам он лишь немногих». Мне же хуже.

Учтивые слова. Кэт почти прониклась симпатией к этому человеку. Ей нравилось, что он больше не скрывал от них, кто он такой. Но она не могла не думать об опасности, которая грозила им из-за присутствия бывшего протектора. Более того, не было оснований полагать, что ему можно доверять. Притворство Кромвеля не внушало доверия.

А потом Кэтрин вдруг все поняла и с прямотой, которая ее саму удивила, проговорила:

— Для чего, сэр, вы с Элизабет подстроили нашу якобы случайную встречу? Именно так ведь все и было, не правда ли? Вы хотели познакомиться с моим мужем. Вы узнали, где он живет. Заранее выяснили, что он женат и кто его жена. Элизабет рассказала вам, что мы играли вместе в те давние дни, когда вы знали моего отца. И…

— Кэтрин! — прервал ее Хэксби. — Разве можно так грубо разговаривать с господином Кромвелем. Ты ведешь себя неподобающим образом.

— Как и он сам, и его дочь! Они ведь все заранее спланировали, сэр! — резко выпалила Кэт и снова повернулась к Кромвелю. — Итак, вы узнали, где мы живем, и поручили остальное Элизабет. Она выследила меня и представила все так, будто мы случайно встретились на Флит-стрит.

У Кромвеля хватило совести сделать вид, будто ему стыдно.

— Вы вправе гневаться, мадам. Но это я во всем виноват, а не Элизабет. Боюсь, в последние годы я сделался слишком подозрительным и осторожным. Я никому и ничему не верю. Я понимаю, что поставил вас в трудное положение, и сожалею об этом.

— Что вы, сэр, — возразил Хэксби. — Хоть я и польщен, но, право, не понимаю, зачем вы искали знакомства со мной.

— Ему нужны планы Кокпита, — бросила Кэт. — Зачем же еще?

— Да. — Голос Кромвеля был спокойным, но его застывшее лицо говорило о внутреннем напряжении. Он указал на кожаную папку на столе. — Я полагаю, они там.

— Для чего они вам? — спросила Кэт.

Ричард откинулся на спинку стула:

— Я могу рассказать об этом только надежным людям.

— Если вы почтите нас своим доверием, сэр, — начал Хэксби, — то не пожалеете об этом. Клянусь!

— Раньше, сэр, я доверял тем, кому не должен был доверять, и не раз обжигался. — Он взглянул на Кэт и пожал плечами. — Но похоже, у меня нет выбора. Вы можете сделать мне одолжение и пообещать, что все это останется между нами? Я даю честное благородное слово, что то, о чем пойдет речь, не угрожает чьей-либо жизни или свободе. В этом нет ни предательства, ни преступления.

— Я в этом не сомневаюсь, сэр, — заявил Хэксби, протягивая гостю папку, но Кэт выхватила ее у него из рук. — Жена, да ты, никак, ума лишилась!

Лицо Хэксби побагровело от гнева. Он замахнулся, готовый ударить ее.

Кромвель встал между ними, широко расставив руки ладонями вверх: жест, символизирующий мир.

— Менее всего я хочу стать причиной раздора. Прошу вас, забудем об этом разговоре. Мы с Элизабет оставим вас в покое. Пойдем, дочь.

— Нет! — возразила Кэт. — Объясните нам, для чего вам понадобились эти планы. Если не будет веской причины рассказывать об этом кому-либо, то я сохраню тайну.

— Вы будете делать то, что я говорю, мадам, — пробубнил Хэксби слабым голосом.

Кромвель улыбнулся хозяевам, словно и не было никакой размолвки и все они были добрыми друзьями. Он сел, сделал глоток вина и произнес:

— Моя дорогая матушка умерла. Вы слышали об этом?

Хэксби кивнул:

— Еще несколько лет назад, как мне помнится.

— Да, в ноябре тысяча шестьсот шестьдесят пятого года. Она жила уединенно, в доме мужа моей сестры в Нортборо. В последние годы жизни бедняжка сильно хворала и мучилась от боли. Однако боль терзала не только ее тело, но и душу. Ей было совершенно все равно, что она лишилась высокого положения в обществе. Матушка очень скучала по моему отцу. Мне кажется, она была бы счастлива с ним даже в простом фермерском доме. — Ричард замолчал и опустил голову, углы его рта подергивались.

Либо он был превосходным актером, подумала Кэт, либо говорил чистую правду.

— Перед смертью, — продолжил Кромвель, — она позвала господина Уайта. — Он повернулся к Хэксби. — Вы с ним встречались, сэр? Это бывший духовник моего отца.

Хэксби наморщил лоб:

— Припоминаю… симпатичный молодой человек. С ним была связана какая-то романтическая история, не так ли?

— Точно. Все это помнят. Юноша влюбился в мою сестру Фрэнсис. Она отвечала ему взаимностью, но у них ничего не вышло: отец узнал и вмешался. Отец женил Уайта на одной из фрейлин. К счастью, все закончилось благополучно, обошлось без скандала. Но Уайт — хороший человек и глубоко верующий, так что мой отец любил его. И мать тоже. И он не предал нас, когда король вернулся. Матушка сделала господина Уайта своим душеприказчиком. И перед самой кончиной вручила ему письмо, предназначенное для меня. У нее к тому времени были видения. Бедняжке казалось, что стены ее спальни сочатся кровью.

— Сэр, нужно ли рассказывать все это? — вмешалась Элизабет. — Разве сие благоразумно?

— Если эти люди решили довериться мне, дорогая, — мягко возразил ее отец, — я должен быть с ними откровенным. — Он снова повернулся к Хэксби. — Я тогда находился в Швейцарии, но через две недели жена тайно послала к господину Уайту слугу, который должен был сказать: «Стены сочатся кровью», и Уайт передал ему письмо, которое потом надлежало тайком переправить из Англии. Прошли месяцы, пока письмо попало в мои руки. А когда я получил его, у меня не было средств предпринять хоть что-нибудь. Ирония судьбы, не так ли?

— Средств предпринять что именно? — резко спросила Кэт, терпение которой уже было на исходе. Она была напугана и поэтому несдержанна.

— Ну… сделать то, о чем просила меня матушка в том последнем письме. Она знала о моем бедственном положении, что я был кругом в долгах. Не по своей вине, между прочим. Эти долги составляют тысячи фунтов, которые я вынужден был занять в бытность свою лорд-протектором Англии. Не для себя лично, заметьте, средства сии были нужны, дабы исполнить свои обязанности, согласно должности, к которой я нисколько не стремился и которой отнюдь не желал. А когда я подал в отставку, парламент пообещал, что долги эти будут уплачены. Кроме того, они посулили назначить мне пожизненную пенсию. Но тут возвращается король, распускает старый парламент и назначает новый, который не желает исполнять обещаний, что были даны мне во времена Республики.

— Но у вас ведь имеется поместье, — заметила Кэт. — Разве вам не хватало своих собственных средств?

Кромвель покачал головой:

— Все, что у меня есть, — это пожизненное право собственности на поместье, каковое пребывает в весьма плачевном состоянии. У меня большая семья, которую надо содержать. Да кредиторы бы меня со свету сжили, если бы могли. Поэтому мне приходится прозябать в изгнании, а не тихо жить в кругу своей семьи. А короля такое положение дел более чем устраивает. Ведь если я пребываю на континенте, то не могу потревожить его покой. Если бы он сам меня сослал, то выглядел бы жестоким тираном, что вызвало бы гнев у тех, кто с любовью вспоминает добрые старые времена.

— И вы все это нам говорите? — сказала Кэт. — Вы отдаете себе отчет в том…

— Что одно лишь слово господина Хэксби или ваше может погубить меня? Конечно. Если кредиторы узнают, что я в Лондоне, они тотчас схватят меня. И королю придется что-то предпринять. Поэтому, мадам, я отдал себя в ваши руки и в руки вашего мужа.

— Я буду рад служить вам любым возможным образом, сэр, — торжественно изрек Хэксби. — Ради вашего покойного отца и ради вас самого.

— Благодарю вас, сэр. — Кромвель вопросительно взглянул на Кэт. — Итак?

— Это письмо, — сказала она. — Какое отношение оно имеет к Кокпиту?

— Как известно вашему супругу, мои родители в течение четырех лет почти постоянно жили там. Когда отца провозгласили лорд-протектором, они переехали в королевские апартаменты в Уайтхолле. Но частично Кокпит оставался в их распоряжении, даже когда моя матушка овдовела. Она любила это место, которое не находилось в непосредственной близости от лжи и лести двора. Ей нравилось, что она могла пройти через свой сад в Сент-Джеймсский парк и прогуливаться там неузнанной.

«У Ричарда приятный голос, — подумала Кэт, — хотя, пожалуй, ему самому слишком нравится, как он звучит».