Глава 3

Кузен из деревни

Пятница, 17 января — воскресенье, 19 января 1668 года

Хозяин пинком будит Ферруса. Он заснул над пустой миской. Миска выскользнула у него из рук. Она лежит перевернутая на каменной плитке.

Феррус сидит на полу, прислонившись к стене у двери во двор. Носок хозяйского башмака попадает чуть выше локтя Ферруса. От удара он падает и лежит на пороге, закрыв лицо руками. Он сворачивается калачиком.

Ежик, думает Феррус. Ему нравятся ежи. Иногда они забредают во двор из парка, чтобы поживиться кухонными отходами. Когда Пустобрех попытался убить одного зверька, тот свернулся в колючий шарик, и колючки поцарапали собаке нос. Спустя некоторое время еж наскучил Пустобреху, и он оставил его в покое. Ежик развернулся и убежал восвояси.

Еще один удар, на этот раз в бедро Ферруса. Он кричит, потому что хозяину это нравится, но боль вполне терпимая.

Пройдет время, и хозяин успокоится.

Феррус — ежик.

В пятницу, в десять часов утра, госпожа Хэксби отправилась в лавку инструментов господина Бёртона, что располагалась через пару домов от «Таверны дьявола» на Флит-стрит, под вывеской с изображением головы медведя. Ее сопровождала служанка, девочка тринадцати лет по имени Джейн Эш. По правде говоря, она была скорее помехой, чем помощницей. Но господин Хэксби считал недопустимым, чтобы жена расхаживала по городу одна, и присутствие Джейн оказалось той ценой, которую Кэт вынуждена была платить за толику своей независимости.

Господин Бёртон широким жестом открыл коробку.

— Вот, госпожа, — произнес он с видом человека, который хочет побаловать ребенка, — то, что заказал ваш муж. Привезли специально из Франции.

Кэт вынула из коробки бронзовый инструмент: полукруглая шкала от нуля до ста восьмидесяти градусов, магнитный компас, подвижная алидада. Это приспособление предназначалось для точного измерения углов. Кэт отнесла его к дверному пролету, где свет был лучше, и повертела в руках.

— Французы называют этот прибор графометром, — изрек господин Бёртон. — Однако я предпочитаю добрый старый английский термин — угломер. Но дело не в названии. Передайте господину Хэксби, что сей инструмент улучшит точность его измерений в тысячи раз. Да, графометр стоит дорого, но не сомневаюсь, ваш супруг сочтет его чрезвычайно полезным приспособлением. Ведь господину Хэксби необходимо делать столько замеров. Куда же в его ремесле без точных углов?

— Нет, так не пойдет! — заявила Кэт.

— Что такое?!

— Ваш инструмент никуда не годится, господин Бёртон.

— Госпожа Хэксби, полагаю, об этом должен судить ваш муж, и я уверен, что он со мной согласится…

— Повторяю: ваш инструмент никуда не годится. — Кэт вернулась в лавку и поставила графометр на прилавок. — Взгляните сами, алидада не вращается свободно, как должна. И я также не удовлетворена гравировкой градусов. Плохо сработано.

Господин Бёртон выпрямился во весь свой рост. Он был выше Кэт не менее чем на девять дюймов.

— Но я вас уверяю, что…

— Я видела хороший графометр в другом месте. Надо было заказывать в Антверпене, сэр. Их приборы несравнимо лучше французских. Всего доброго.

— Я… я напишу об этом господину Хэксби. Или даже сам зайду к нему. Я считаю, вы…

— Как вам будет угодно, господин Бёртон. До свидания.

— А хозяин не станет возражать? — робко спросила Джейн, когда они вышли на улицу. — Если господин Бёртон и впрямь придет к нему…

— Твой хозяин согласится со мной, — отрезала Кэт, но, взглянув на испуганное лицо девочки, продолжила более мягко: — Этот инструмент не такой, каким должен быть. Муж разбирается в этом лучше меня и сразу поймет, что к чему.

— Кэтрин! — позвал вдруг женский голос. — Кэтрин Ловетт!

Обескураженная Кэтрин обернулась.

У столбов, отгораживающих пешеходов от транспорта на проезжей части, остановился наемный экипаж. Какая-то женщина сдвинула кожаную штору и смущенно улыбнулась:

— Вы ведь Кэтрин Ловетт, не правда ли?

— Да, это моя девичья фамилия, — сказала Кэт настороженно. — Теперь я Кэтрин Хэксби.

Женщина была хорошо одета, даже слишком хорошо, хотя и не по самой последней моде. Она была совсем молоденькая, с пухлыми розовыми щеками и маленькими глазами. Что-то в ее любопытном лице показалось Кэт смутно знакомым.

— Простите, я…

— Вы меня не узнаете? — Секунду ее собеседница выглядела испуганной, но потом страх исчез и вернулось любопытство. — Разумеется, все мы изменились, но вы, вероятно, меньше, чем я. Желаете подсказку? — Она сделала Кэт знак подойти ближе и прошептала: — Перенеситесь назад лет на десять или около того. Я Элизабет. — Она замялась. — Элизабет из Уайтхолла. Мы в детстве играли вместе.

Настоящей подсказкой был длинный прямой нос, как у ее дедушки, и еще широкий рот.

— Элизабет… — наконец сообразив, кто перед ней, медленно произнесла Кэт. — Элизабет Кромвель.

— Вы были так добры, — продолжила ее собеседница. — Мы без конца играли в волан. И еще вы рассказывали мне всякие истории и учили строить шалаши.

— Да, — кивнула Кэт. — Я помню. А где?.. — Она запнулась.

— Где я теперь живу? В Гэмпшире, в Хёрсли, в доме моего отца. Но сам он, к сожалению, не может жить там вместе с нами… — Элизабет внезапно замолчала, любопытство и улыбка разом исчезли с ее лица, и теперь она выглядела несчастной. — А вы? Я слышала о смерти вашего отца и дяди. Мне очень жаль. — Она наморщила лоб. — Столько перемен, и не всегда к лучшему. Так вы замужем? Поздравляю! Хэксби, вы сказали? Вы живете в Лондоне?

— Да. Господин Хэксби — владелец чертежного бюро и архитектор. Он планирует и строит дома. Прошу прощения, но муж уже заждался меня, мне пора идти.

— Но я не могу потерять свою старую подружку по играм, которую только что нашла. — Элизабет надула губы и стала отдаленно похожа на маленькую девочку из прошлого. — Где вы живете, Кэтрин? Мы можем вас подвезти.

— На Генриетта-стрит, неподалеку от Ковент-Гарден, — ответила Кэт. — Спасибо, но пешком будет быстрее. — Она увидела, что в экипаже сидит еще одна молодая женщина и мужчина постарше. — И потом, у вас места нет для нас двоих.

Элизабет выглядела расстроенной:

— Я не могу позволить вам вот так уйти. Вы должны пообедать с нами, и господин Хэксби тоже. Я остановилась у своей крестной, близ Хаттон-Гардена. Вы ведь не откажетесь?

— Право, вы очень добры, но…

— Я сегодня же напишу вам и назначу день. Пришлю приглашение в дом со знаком розы. Хочу познакомиться с вашим мужем. Уверена, он достойный восхищения джентльмен.

Кэт вежливо улыбалась, но на самом деле испытывала крайнюю неловкость.

— Не могу обещать, что мы сможем прийти. Мой супруг неважно себя чувствует и редко выходит из дому, разве только по работе.

Элизабет вдруг резко высунулась из окна, держась за рейку, на которой крепилась штора. Она попыталась поцеловать Кэт в щеку. Однако вместо этого угодила старой знакомой в глаз полями своей шляпы. Кэт отшатнулась, вскрикнув от боли и неожиданности.

— Ой, извините! — смутилась Элизабет. — Я такая неловкая. Прошу, простите меня.

— Ничего страшного, — произнесла Кэт, чувствуя, что глаз слезится.

Молодая женщина выглядела такой несчастной, что Кэт была просто не в силах на нее сердиться. Она вспомнила, какой неуклюжей Элизабет была в детстве: вечно проливала молоко, наступала на подол своей юбки. Да она и сейчас еще почти ребенок. Элизабет ведь моложе Кэт, значит ей не больше семнадцати-восемнадцати лет.

— Так вы отобедаете с нами? — настаивала Элизабет, ее щеки еще больше порозовели. — Я не отпугнула вас своими оплошностями? Кэтрин, пожалуйста, скажите «да».

— Да, если вы этого хотите, — проговорила Кэт, испытывая жалость. — С удовольствием.

— Вот и хорошо, Кэтти. Помните? В детстве я называла вас Кэтти, а вы меня — Бетти.

— Ты повстречала на улице госпожу Кромвель? — переспросил Хэксби, хмурясь. — Это что, шутка?

Он был раздражен и говорил громче, чем обычно, и чертежник Бреннан за своим столом в другом конце помещения поднял голову.

— Нет, сэр, — тихо ответила Кэт, пытаясь сдержать недовольство. — Я и впрямь видела сегодня Элизабет Кромвель.

— Да неужели? А разве ты не слышала, что ее светлость, супруга лорд-протектора, скончалась три года назад? — Временами, когда Хэксби одолевала болезнь, он разговаривал жестким ироническим тоном. — Или ты имеешь в виду ее дочь Элизабет, миледи Клейпол? Так та умерла еще раньше. Что за чушь!

— Я имею в виду внучку Оливера, сэр. Старшую дочь Ричарда, последнего протектора. Мы с ней в детстве играли вместе.

Хэксби уставился на жену, открыв рот. Нос у него покраснел, и на кончике висела капля влаги. Бедняга страдал от простуды, и это еще сильнее портило его характер, который и так становился все более переменчивым. Из-за болезни муж Кэтрин сделался непредсказуемым и часто гневался. Правда, он не всегда был таким. К сожалению, этим утром Хэксби был не только раздражительным, но и относительно бодрым. А потому решил выяснить все подробности:

— Ты… знала протектора и его семью?

— Мой отец часто виделся с Оливером, он был знаком и с Ричардом тоже, но дружил с Генри, его младшим братом. Иногда папа брал меня с собой в Уайтхолл.