Свет, постепенно заполняющий огромную залу, словно двинулся вперед, отражаясь от рога единорога — части скипетра, который женщина держала в руках.

Глядя на кольца, украшавшие тонкие пальцы, Королева Шэйллота невольно ощутила, как по спине пробежал холодок. Сначала ей показалось, что в них части Черного Камня, однако каким-то непостижимым образом Камни в этих кольцах ощущались темнее Черного. А это невозможно, не так ли?

Свет продолжал распространяться по комнате, и вместе с ним нарастало ощущение давящей силы. Лицо женщины по-прежнему оставалось в тени, однако теперь Александра рассмотрела черное платье и еще один Черный-но-не-Черный камень, оправленный в ожерелье, словно в паутину золотых и серебряных нитей.

Становилось все светлее. Александра подняла взор и обнаружила, что смотрит в застывшие сапфировые глаза Джанелль.

Прошло несколько томительно долгих секунд, по истечении которых пугающе пустые глаза устремили взгляд на Леланд и Филипа, затем на Венью и Ниселль и на всех консортов и эскортов, прибывших с ними.

Освободившись от гнета ледяных глаз, Александра прижала ладонь к животу, отчаянно пытаясь не согнуться напополам. Только в этой официальной зале она наконец поняла, что Джанелль сказала ей при первой встрече в Зале. «Разница только в том, что, когда мечта пришла к нему, он сумел ее узнать».

Темная сила, струившаяся от Джанелль, могла бы навсегда сохранить Шэйллот свободным от влияния Доротеи. Но как она могла увидеть это в сложном, эксцентричном ребенке?!

«…он сумел ее узнать».

Она осмелилась бросить быстрый взгляд на Деймона. Он тоже сумел ее узнать. Узнал свою мечту и…

Но разве не об этом говорила Доротея? Садист и Повелитель своевременно распознали потенциальную мощь этой темной силы и сделали все, чтобы соблазнить ее вместилище, сделать девушку своим подобием. Что ж, теперь ей стало ясно, почему Доротея так стремилась заполучить Джанелль и управлять ею. Однако это никак не изменило того, что Верховная Жрица Хейлля сказала о Деймоне и Повелителе.

Эти мысли бешено кружились в голове Александры, пока сапфировые глаза не пронзили Королеву Шэйллота ледяным взглядом.

— Ты вступила в сговор с Доротеей Са-Дьябло и Гекатой Са-Дьябло, известными врагами этого двора, с намерением передать в их руки члена моего двора, мою сестру. — Голос, хоть и тихий, словно наполнил весь зал отблесками инея. — При попытке осуществить этот план ты убила другого члена моего двора, молодого Верховного Князя.

Леланд зашевелилась, сбросив руку Филипа, который попытался остановить ее.

— Это ведь был всего лишь зверь.

Нечто яростное и пугающее, почти звериное появилось в лице Джанелль.

— Он принадлежал к Крови. И был Братом. Его жизнь стоила не меньше ваших.

— Я его не убивала, — приглушенно пробормотала Александра.

Под ледяной поволокой блестящих сапфировых глаз таился смертельно опасный гнев, граничащий с безумием.

— Не ты нанесла удар, — согласилась Джанелль. — И только поэтому я приняла решение не казнить тебя.

Александра упала бы, если бы Филип вовремя не поддержал ее под локоть. Казнить ее?!

— Однако, — холодно продолжила Джанелль, — за все нужно платить. И цена за жизнь Деджаала будет уплачена сполна.

Александра ощутила, как в ней волной поднимается отчаяние.

— Но ведь нет закона, запрещающего убийство.

— Ты права, его не существует, — с опасной, вкрадчивой мягкостью отозвалась Джанелль. — Однако Королева имеет право потребовать плату за утраченную жизнь.

Кто-то из Королев всхлипнул — то ли Венья, то ли Ниселль. Александра так и не поняла, которая из них.

— Вам больше не рады в Кэйлеере. Вас никогда не примут в Кэйлеере. Если кто-либо из вас решит вернуться… какой бы ни была причина, вы будете казнены. Не ждите помилования.

— А она это может? — прошептала Ниселль.

Глаза Джанелль на миг метнулись к Королевам Провинций, а затем вновь обратились к Александре.

— Я — Королева. Моя воля — закон.

И никто, запоздало сообразила Александра, никто не стал бы оспаривать волю Королевы.

— Вас отведут к Алтарю Кассандры и отправят в Террилль через Врата, — продолжила Джанелль. — Повелитель, пожалуйста, займитесь приготовлениями.

— С удовольствием, Леди, — торжественно отозвался Сэйтан.

— Вы свободны. — Скипетр описал плавную дугу, и острие рога единорога указало точно на грудь Александры. — Кроме тебя.

Леланд попыталась было возразить, но не стала сопротивляться, когда Филип, бледный и испуганный, взял ее за руку и потянул прочь из зала. Остальные сопровождающие Александры поспешили выйти следом за ними. Шествие замыкали Сэйтан, Деймон и Люцивар.

Когда двойные створки вновь сомкнулись и Джанелль с Александрой остались в зале вдвоем, Королева Эбенового Аскави опустила скипетр.

— Ты должна была уехать, когда я впервые посоветовала тебе сделать это. А теперь…

Александре потребовалось не меньше минуты, чтобы обрести дар речи.

— А что теперь?

Джанелль не ответила.

Александра покачнулась, сделала шаг назад, пытаясь сохранить равновесие, но комната начала кружиться по спирали, и в глазах потемнело окончательно.

Что, во имя Ада, только что произошло? — удивилась она, снова встав на ноги. Затем Королева Шэйллота огляделась.

Она стояла в одиночестве в центре огромного каменного круга. Пол оказался идеально гладким. Круг окружала сплошная стена, сложенная из обветренных, потрескавшихся камней с острыми гранями, которая возвышалась над ее головой. За этой оградой…

Александра ощутила огромную силу, непрестанно давящую на эту стену, словно что-то пыталось ворваться внутрь и сокрушить это место.

Но где же…

«Мы глубоко в бездне», — произнес жуткий полуночный голос.

Александра обернулась в том направлении, откуда донесся голос Джанелль, и, потеряв дар речи, уставилась на странное создание, стоявшее в нескольких футах от нее. Уставилась на поджарое обнаженное человеческое тело; на стройные ноги, оканчивающиеся изящными копытцами; на тонкие пальцы, вместо аккуратных ноготков на которых росли настоящие когти; на слегка заостренные ушки; на золотистую гриву — не волосы, но и не мех; на маленький рог, закрученный по спирали, растущий в центре лба; на ледяные, древние сапфировые глаза.

«Что ты такое?» — прошептала Александра.

«Я — мечта во плоти, — ответило странное существо. — Я — Ведьма».

Александра попятилась. Нет. Нет! «Значит ты — то, что живет внутри…»

Она не смогла закончить фразу. Отвращение душило ее. Значит, вот что породила ее дочь, Леланд? Вот это?!

«Что ты сделала с моей внучкой?» — требовательно спросила Александра.

«Я ничего не делала с ней».

«Должна была! Что ты сделала? Пожрала ее дух, чтобы воспользоваться плотью?»

«Если ты говоришь о сосуде, который вы все зовете Джанелль, то эта плоть всегда была моей. Я родилась в этом теле».

«Нет! Никогда! Ты не могла родиться у Леланд!»

«Почему?» — поинтересовалась Ведьма.

«Потому что ты — чудовище!»

Молчание, наполненное болью. Затем Ведьма холодно произнесла: «Я то, что я есть».

«И чем бы ты ни была, это не могло появиться на свет от моей дочери! Ты не можешь быть связана со мной!»

«Твои мечты…»

«НЕТ! В ТЕБЕ НЕТ НИЧЕГО, ЧТО ТЫ МОГЛА УНАСЛЕДОВАТЬ ОТ МЕНЯ!»

Еще одна долгая пауза. Судя по нарастающему за каменными стенами грохоту, там собиралась настоящая буря.

«Тебе есть еще что сказать?» — тихо спросила Ведьма.

«Мне нечего сказать тебе», — ответила Александра.

«Очень хорошо».

Каменные стены исчезли без следа. Сила, копившаяся в бездне, потоком обрушилась на площадку, заполняя пустоту, — и попыталась наполнить сосуд, оказавшийся на ее пути.

Александра почувствовала, как поток энергии начал давить на нее, ощутила, как другой источник темной силы встал на его пути, остановив его сокрушительную силу, не давая разбить на части ее разум. Что-то глубоко в ее душе лопнуло, и на кратчайший миг Александра ощутила невероятную муку и острую боль утраты.

А затем потеряла способность чувствовать что бы то ни было.

Александра просыпалась медленно. Она лежала в постели, укрытая теплым мягким одеялом, однако уже в следующий миг поняла: что-то не так. Голову словно набили шерстью, а тело болело так, словно у нее был сильный жар.

Александра открыла глаза, увидела, что в кресле у кровати сидит Сэйтан, и хрипло произнесла:

— Ты мне не нужен.

— Ты мне тоже, — сухо отозвался он, потянувшись к кружке, стоявшей на прикроватном столике. — Вот, выпей это. От отвара у тебя немного прояснится в голове.

Застонав, женщина приподнялась на локте и увидела свои Камни, Опалы, подвеску и кольцо, лежащие на столике. Они оказались пусты — резервуары силы были осушены до дна.

Она инстинктивно, отчаянно устремилась внутрь, потянувшись к глубинам, на которых покоилась сила Опала. Но не смогла добраться даже до Белого. Бездна была закрыта для нее. Собственное сознание ощущалось так, словно оно было резьбой на неподвижном камне.

— Основы Ремесла будут по-прежнему подчиняться тебе, — тихо произнес Сэйтан.

Александра с ужасом уставилась на него:

— Основы Ремесла?!

— Да.

Она, не сводя взгляда с Повелителя, вспомнила сокрушительную силу потока и краткий миг острой боли.

— Она сломала меня, — прошептала Александра. — Эта сучка сломала меня.

— Выбирай выражения, когда говоришь о моей Королеве! — прорычал Сэйтан.

— И что ты сделаешь? — рявкнула она в ответ. — Вырвешь мне язык?

Ему не нужно было отвечать на этот вопрос. Намерение ясно читалось во взгляде.

— Выпей это, — очень тихо повторил Повелитель, вручив женщине кружку.

Не осмелившись ослушаться, Александра торопливо проглотила отвар и вернула чашку мужчине.

— Я теперь даже не ведьма, — произнесла она, и на глаза навернулись жгучие слезы.

— Ведьма всегда остается ведьмой, даже если она сломлена и больше не может носить свои Камни. Королева остается Королевой.

Александра горько рассмеялась:

— Очень легко говорить об этом, верно? Какой Королевой я теперь могу быть? Неужели ты думаешь, что, лишившись силы, я сумею удержать двор вокруг себя?

— Другим Королевам это удавалось. Ментальная сила — это лишь один из факторов, притягивающих мужчин и заставляющих их служить. Тебе не нужна мощь такого рода, если в твоем распоряжении будут их Камни.

— И ты полагаешь, будто я смогу сохранить такой сильный двор, что останусь Королевой Шэйллота?

— Нет, — после продолжительной паузы произнес Сэйтан. — Но это никак не связано с твоей способностью носить Камни.

Это оскорбление заставило Александру поперхнуться. На более выраженный протест она не решилась.

— Ты понимаешь, что теперь произойдет с Шэйллотом?

— Вероятнее всего, твои люди изберут другую Королеву.

— На острове нет еще одной Королевы, у которой хватит сил, чтобы стать правительницей Края. Именно поэтому… — «Я до сих пор стою у власти». Нет, она не смогла заставить себя признаться в этом ему.

Александра заставила себя сесть и замерла, ожидая, когда в голове снова прояснится. Это странное чувство забитости со временем пройдет, однако боль потери никогда не утихнет. Сука, которая притворялась ее внучкой, сделала это с ней…

— Она чудовище, — пробормотала Александра.

— Она — воплощение легенды, мечта во плоти, — холодно поправил Сэйтан.

— Что ж, по крайней мере, моей мечтой она не была, — бросила женщина. — Как это омерзительное, противоестественное существо может быть хоть чьей-то мечтой…

— Не переходи границу, Александра, — предупредил Повелитель.

Распознав ледяные нотки в его голосе, женщина съежилась. Можно было сколько угодно скрипеть зубами, но теперь придется держать свое мнение при себе, потому что другого выбора у нее не осталось. Но то существо не шло у Александры из головы. Оно жило в ее доме. Она содрогнулась. «Каждый год на Винсоль мы танцуем во славу Ведьмы, — мелькнула мысль. — Каждый год мы славим это».

Она не поняла, что говорит вслух, пока все в комнате не покрылось тонким слоем льда.

— Я хочу поехать домой, — тонким голосом произнесла она. — Ты можешь это устроить?

— С удовольствием, — проворковал Сэйтан.

4. Кэйлеер

Деймон с ненавистью смотрел на огромные песочные часы из черного дерева, плавающие в воздухе перед дверью, ведущей в комнаты Джанелль. Когда он заметил их впервые, решив заглянуть к девушке и узнать, как она, Ладвариан, шэльти-Предводитель, поспешил объяснить, что именно они означают. Поэтому Деймон скрепя сердце согласился прогуляться с песиком и посмотреть на Цитадель. Вернувшись через час, он обнаружил, что песочные часы перевернулись, отмечая еще один час уединения. На третий раз он остался у двери и приготовился ждать до тех пор, пока вниз не упадет последняя песчинка. Осталось уже немного.

— Не терпитсся? — спросил шелестящий голос.

Деймон повернулся к Дрейке, Сенешалю Цитадели. Когда они только прибыли сюда, Люцивар дал ему весьма загадочное предостережение: «Дрейка — дракон в человеческом облике». Однако, впервые увидев Сенешаля, Деймон понял, что именно имел в виду Люцивар. Ее образ, в сочетании с ощущением довлеющего древнего могущества многих, очень многих веков, очаровал его.

— Я беспокоюсь, — отозвался он, встретившись взглядом с темными глазами, казалось видевшими его насквозь. — Ей не следует сейчас оставаться в одиночестве.

— И вссе же ты ссстоишшь у двери.

Деймон одарил парящие в воздухе песочные часы ненавидящим взглядом.

Дрейка издала странный звук, больше всего походивший на шипящий, приглушенный смешок.

— И ты вссегда такой посслушшный?

— Практически никогда, — пробормотал Деймон и только потом вспомнил, с кем говорит.

Но Дрейка только кивнула, словно обрадовавшись подтверждению собственных мыслей.

— Мудрые мужчины должны зззнать, когда нужно сссклонить голову и подчинитьсся. Но Конссорту раззрешшаетсся обходить многие правила.

Деймон обдумал услышанное. В этом шипящем голосе было очень нелегко разобрать намеки на интонацию, однако он подумал, что понял Дрейку правильно.

— Ты знаешь о тонкостях Кодекса гораздо больше меня, — произнес он, пристально наблюдая за Сенешалем. — Я благодарен тебе за совет.

Ее лицо практически не изменилось, но Деймон готов был поклясться, что она улыбается. Отворачиваясь, Дрейка добавила:

— Верхняя чассть чассов почти опусстела.

Он коснулся ручки и, как только последняя песчинка скользнула в нижнюю чашу, тихо повернул ее. Открыв дверь, Деймон заметил, как часы вновь переворачиваются в воздухе, собираясь отмечать еще один час уединения Леди. Он поспешно скользнул в комнату и закрыл за собой дверь.

Джанелль стояла у окна, глядя в ночь, по-прежнему одетая в длинное черное платье. Как мужчина, Деймон не мог не оценить этот роскошный наряд и в глубине души очень надеялся, что Королева надевает его не только на официальные приемы.

Он поспешно отмел эти мысли. Они сегодня были не только бесполезны. Они напрасно дразнили его мужскую сущность, заставляя реагировать на нее не самым приемлемым в данный момент образом.

— Они уехали? — тихо спросила Джанелль, по-прежнему глядя в окно.

Деймон присмотрелся к девушке, пытаясь понять истинную подоплеку вопроса: хочет ли она просто поговорить о чем-нибудь или же действительно так глубоко погрузилась в свои переживания, что не способна почувствовать присутствие или отсутствие своих родственников.

— Они уехали.

Он медленно, осторожно двинулся к Королеве и замер в нескольких футах от нее, откуда смог рассмотреть ее лицо, обращенное к ночному небу.

— Это было подобающее наказание, — произнесла Джанелль, и по ее щеке скатилась слеза. — Это подобающее наказание для Королевы, которая вторгается в чужой двор и причиняет серьезный вред.

— Ты могла бы попросить кого-то из нас осуществить его, — тихо произнес Деймон.

Джанелль покачала головой:

— Я — Королева. Это моя обязанность.

«Только не в том случае, когда подобные обязанности разрывают тебе сердце», — подумал Деймон, сделав к ней еще шаг.

— Существует традиционный способ сломать человека Крови — вырвать силу, не причинив иного вреда. Все делается быстро и чисто. — Она помолчала и добавила: — Я забрала ее глубоко в бездну.

— Ты показала ей пелену туманов?

— Нет, — слишком резко и быстро отозвалась Джанелль. — Это особое место. Я не хочу, чтобы оно оказалось запятнанным… — Девушка прикусила губу и замолчала.

Деймон даже не собирался анализировать чувство облегчения, вспыхнувшее в нем, когда он узнал, что туманное место не было опорочено присутствием сущности Александры.

Продолжая рассматривать Джанелль, он замер, как громом пораженный, неожиданно осознав: она погрузилась в себя не потому, что оплакивала необходимость сломать другую ведьму; она удалилась от всего и всех, чтобы справиться с собственной болью.

— Милая, — тихо произнес он. — Что еще произошло? Пожалуйста, скажи мне. Позволь мне помочь.

Когда Джанелль повернулась к нему, он не увидел в ее глазах взрослую женщину, Королеву или Ведьму. Он увидел мучающегося ребенка.

— Леланд… Леланд меня любила, я думаю, но я от нее никогда не ожидала слишком многого. Филип был ко мне привязан, но он не обладал никакой властью, он ничего не мог сделать. Александра была м-матерью этой семьи. Именно у нее всегда была сила и власть. Это ей мы все постоянно пытались угождать. А я никогда не могла сделать так, чтобы она была мной довольна, никогда, никогда! Я любила их всех — Леланд, и Александру, и Филипа, и Вильгельмину. — Джанелль резко вздохнула, с трудом сдерживая всхлип. — Я любила ее, а она с-сказала, что я ч-чудовище…

Деймон тупо уставился на Джанелль, а затем внезапно вспыхнувший гнев затопил его, лишив на несколько мгновений дара речи.

— Что тебе сказала эта сука?!

Пораженная ядом ненависти, сочившимся из низкого мужского голоса, Джанелль удивленно взглянула на Деймона глазами, из которых на миг исчезли слезы и боль, а затем вновь погрузилась в пучину переживаний.

— Она сказала, что я чудовище.

Деймон словно воочию видел, как вновь открываются застарелые шрамы и раны, нанесенные ее душе давным-давно, и начинают кровоточить. Это было окончательное отторжение от семьи, прощание, причинившее сильную боль. Ребенок когда-то отказывался смириться с этим отчуждением, пытался оправдать редкие проявления любви, дарившейся лишь при соблюдении определенных условий. Ребенок пытался оправдать даже то, что родные посылали его в Брайарвуд, оставляя на милость творившимся там ужасам. Однако ребенок больше не был ребенком, и мучительная необходимость взглянуть правде в глаза разрывала сердце Джанелль.

Он понял еще кое-что: столкнувшись с беспощадной истиной, она теперь цеплялась за единственную прочную стену, защищавшую ее детство, — любовь Сэйтана.

Что ж, в его силах дать ей еще одну надежную опору. Деймон раскрыл объятия, приглашая, но не требуя.

— Иди сюда, — тихо произнес он. — Иди ко мне.

Деймон ощутил боль в сердце, когда Джанелль осторожно, не поднимая глаз, подкралась к нему, напрягшись всем телом, словно ожидая, что он тоже отвергнет ее.