«Паутина готова, — отозвалась Королева арахнианцев, бережно коснувшись лапкой одной из капель крови, сохраненных в пузырьках воды. — Я теперь добавляю воспоминания. Но… нужны воспоминания людей».

Ладвариан возмущенно взъерошился:

«Она была больше нашей мечтой, а не их».

«Но и их тоже. Для этой мечты нужны воспоминания родства и людей».

Ладвариан загрустил. С родством было договориться несложно. Он сказал бы им, что требуется сделать, и объяснил бы, что это для Леди. Больше им ничего не требовалось. Однако люди захотят узнать все и будут спрашивать: «Почему, почему, почему?» Нужно время, чтобы убедить их, а его осталось слишком мало.

«Странная тебе поможет», — произнесла паучиха.

«Но Леди знает целую кучу людей, многие и многие стада. Как же…»

«У Первого Круга сильные воспоминания. Их будет достаточно. Попроси Серую Черную Вдову. Для человека она хорошая ткачиха. — Королева говорила о Карле. Да. Если он сумеет убедить Карлу… — Дождись подходящего момента. После того, как Ведьма уйдет в свою паутину. Тогда люди будут слушать лучше».

«Я прямо сейчас отправлюсь в Цитадель и буду ждать».

Ладвариан огляделся в последний раз. Все было сделано. Комната готова. Спутанная паутина готова. Родство, принадлежащее двору Леди, уже собралось на острове арахнианцев, чтобы отдать свою силу паутине Ткачихи, когда придет время.

«Еще кое-что, — произнесла Ткачиха. — Серый пес. Ты знаешь этого пса?»

В сознании Ладвариана появился образ.

«Это Сероклык, — отозвался он. — Он волк».

«Пришли его ко мне. Есть кое-что, о чем ему необходимо узнать».

18. Террилль

Это был военный лагерь. Следовало признать, в таком месте ему и в голову не пришло бы искать Гекату или Доротею. Вдоль широкого периметра каждые несколько ярдов стояли металлические колья. В них были встроены по два кристалла, по одному с каждой стороны, зачарованные так, что прошедший между кольями с ними, будь он живым или мертвым, нарушит контакт со следующим кристаллом, тем самым дав сигнал страже. Лагерь представлял собой отдельный палаточный городок для охранников, несколько маленьких деревянных хибарок, построенных бок о бок в центре лагеря и смутно напоминавших тюрьмы, и две деревянные же хижины с окнами, забранными решетками, и окруженные слоями охранных заклятий. Перед последними располагались шесть толстых деревянных кольев с прикрепленными к ним тяжелыми цепями. Для пленников. Для наживки.

Как только Сэйтан миновал первый рубеж охраны, они поняли, что он идет. По дороге Повелитель раздумывал, что ему следует сделать. Можно было убить Гекату и Доротею. Он мог освободить силу Черных Камней, уничтожить всех врагов в лагере и забрать с собой Люцивара, Мэриан и Деймонара. Домой. Но это не остановило бы войну. Терриллю необходимо столкнуться с силой, которая приведет народ этого Королевства в такой ужас, что он попросту не осмелится ей противостоять. А это так или иначе возвращалось к тому, что было совершенно необходимо спровоцировать Джанелль и заставить ее выплеснуть силу своих Эбеновых Камней, чтобы дать терриллианцам хорошую причину сидеть в своих землях и не показывать оттуда носа.

Сэйтан направлялся к центру лагеря. Охранники следовали за ним как приклеенные, однако никто не попытался подойти или прикоснуться к Повелителю.

Круглые толстые свечи, установленные на металлических столбах, заливали светом покрытую пятнами крови голую землю в центре лагеря. Люцивар был прикован к последнему столбу. Раны на груди и бедрах запеклись и, похоже, оказались не настолько глубоки, чтобы причинить серьезный вред. Лицо было покрыто синяками, но от них тоже особых проблем не будет.

Сэйтан замер на границе освещенного участка. Он не видел Гекату десять лет — как один вздох для человека, прожившего столько веков. И большую часть времени он знал эту женщину. И все-таки, даже несмотря на то, что рядом с ней стояла Доротея, Повелитель с трудом узнал ее, так сильно она поблекла, точнее — разложилась. Он не верил, что это она, пока не услышал голос.

— Сэйтан.

— Геката.

Он подошел ближе и встал точно по центру расчищенного участка.

— Ты пришел, чтобы заключить сделку? — вежливо уточнила Геката.

Он кивнул:

— Жизнь за жизнь.

Она улыбнулась:

— За жизни. Сука и ребенок тоже являются частью сделки. Нам, откровенно говоря, нечего с ними делать.

Неужели Геката и в самом деле сочла, будто он поверил, что они отпустят Деймонара?! Столько веков эти суки жаждали заполучить ребенка Люцивара или Деймона, чтобы контролировать и разводить новую породу — темную линию крови.

— Моя жизнь в обмен на них, — произнес он.

За все надо платить.

— НЕТ! — закричал Люцивар, борясь с зачарованными цепями. — Убей их!

Не обращая внимания на своего сына, Повелитель взглянул на Гекату:

— Так мы договорились?

— За возможность увидеть присмиревшего, жалкого Повелителя? — приторно произнесла Геката. — О да, мы договорились. Как только ты подчинишься нам полностью, я освобожу остальных. Даю тебе слово чести.

Ему приказали раздеться — и он повиновался.

Сняв свое кольцо с Черным Камнем, Сэйтан бросил его на землю. Он наложил на него защитное заклятие, чтобы никто другой не смог прикоснуться к нему. Если кольцо еще понадобится, по крайней мере, оно будет свободно от скверны.

Когда два охранника приковали его к среднему столбу, Геката надела Кольцо Повиновения на его вялый член.

— А ты неплохо сохранился для своего возраста, — произнесла она, сделав шаг назад и внимательно рассмотрев стройное мужское тело.

Сэйтан приторно улыбнулся:

— К сожалению, дорогая, не могу сказать о тебе того же.

Лицо Гекаты исказилось злобой.

— Пришла пора тебе выучить один урок, Повелитель.

Она подняла руку, и в тот же миг Доротея с извращенной радостью, написанной на лице, повторила ее движение.

Люцивар когда-то пытался объяснить мальчикам, почему Кольцо Повиновения могло заставить сильного мужчину покориться, поэтому Сэйтан наивно полагал, что готов к этому.

Но ничто не могло бы приготовить его к обжигающей боли, наполнившей член и яйца, а затем распространившейся по всему телу. Нервы словно горели, между ног прошла судорога боли. Он не мог сопротивляться ей, не мог даже связно мыслить.

Его сыновья вынесли боль. Более того, боролись с Доротеей, зная, что после каждого акта неповиновения их ждет это. Они переносили этот кошмар много веков. Как мог мужчина вытерпеть такое и остаться самим собой, избежать извращения? Как…

Сэйтан закричал — и продолжал кричать до тех пор, пока тело не отключилось полностью.

19. Кэйлеер

Сюрреаль бродила по гостиной Карлы, с каждой минутой злясь все больше. Она так и не поняла, почему решила излить свои терзания Королеве Иннеи. Возможно, потому, что эта девушка казалась совершенно безразличной к тому, что происходило вокруг.

Ну хорошо, возможно, это несправедливо по отношению к ней. Возможно, так казалось потому, что она искренне оплакивала своего кузена, Мортона, не говоря уж о медленном исцелении от страшных ядов. Но даже в этом случае…

— Ублюдок говорил так, словно это «досадное неудобство» могло испортить его маникюр! — бесновалась Сюрреаль, бегая туда-сюда по комнате перед Карлой. — «Мы посмотрим, на какие уступки можно пойти»! Огни Ада, речь ведь идет о его отце и брате!

— Ты же не знаешь, что он намерен сделать, — отрешенно произнесла Карла.

Эта безразличность заставила Сюрреаль разъяриться еще больше.

— Он ничего не планирует сделать!

— С чего ты взяла?

Сюрреаль зашипела, выругалась и продолжила метаться по комнате:

— Можно Подумать, они с Джанелль хотят, чтобы мы проиграли эту войну!

— Не будь идиоткой! — Впервые за все это время в голосе Карлы прозвучал гнев.

— Послушай, дорогуша…

— Нет, это ты послушай! — рявкнула Карла. — Пора бы вам всем уже оглядеться вокруг, пораскинуть мозгами и вспомнить несколько простых вещей. Инстинкты мальчиков, разумеется, велят им как можно быстрее вступить в бой. Этого они не в силах изменить — как и свой пол. А ковен состоит из Королев, чьи инстинкты, в свою очередь, подталкивают их защитить свой народ.

— Именно этим они и должны заниматься! — заорала Сюрреаль. — И похоже, у тебя такой проблемы нет, — ядовито заметила она и, взглянув на прикрытые пледом ноги Карлы, пожалела о вырвавшихся словах.

— Когда Джанелль было пятнадцать лет, — задумчиво произнесла Карла, — Темный Совет попытался заявить, что дядя Сэйтан не подходит на роль ее официального опекуна. Они решили назначить кого-то другого. На что она ответила, что это их право и они вольны поступить по-своему, «когда в следующий раз встанет солнце». Знаешь, что случилось?

Наконец остановившись, Сюрреаль молча покачала головой.

— Солнце не поднималось три дня, — кротко произнесла Карла. — Оно не поднималось до тех пор, пока Совет не пересмотрел свое решение.

Сюрреаль обессиленно опустилась на пол.

— Мать-Ночь… — прошептала она.

— Джанелль не хотела учреждать двор, не хотела править. Единственная причина, по которой она стала Королевой Эбенового Аскави, заключается в том, что только так можно было остановить терриллианцев, вторгавшихся в Края родства и убивавших их обитателей. Неужели ты в самом деле считаешь, что женщина, способная поступить так, провела последние три недели заламывая руки и надеясь, что все пройдет, как дурной сон? Я так не думаю. — Карла помолчала немного, успокаиваясь. — И я скажу тебе еще кое-что, только между нами. Иногда друг должен стать врагом, чтобы остаться другом.

Карла определенно говорила о Деймоне. Сюрреаль обдумала ее слова и покачала головой:

— То, как он ведет себя…

— Деймон Сади полностью предан Ведьме. Что бы он ни сделал, он делает это для нее.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

— Разве? — вкрадчиво уточнила Карла.

Черная Вдова. Эти слова внезапно разрослись в сознании Сюрреаль так, что больше не осталось места для других мыслей. Черная Вдова. Возможно, Карла не так уж и безразлична к тому, что происходит вокруг. Вероятно, она действительно видела что-то в спутанной паутине.

— Ты уверена в том, что сказала о Сади?

— Нет, — ответила Карла. — Но я готова рассмотреть вероятность того, что его слова могут разительно отличаться от действий.

Сюрреаль запустила пальцы в волосы:

— Огни Ада, если Джанелль и Деймон действительно запланировали что-то, они могли хотя бы сказать об этом своему двору.

— Меня отравила женщина, служившая при дворе, — тихо произнесла Карла. — Не будем забывать о бабушке Джанелль, потому что я лично уверена, что наша Королева о ней помнит. Так скажи мне, Сюрреаль, если бы ты пыталась найти способ уничтожить окончательно этих двух ведьм, кому бы ты доверилась?

— Она могла бы сказать Повелителю.

— И где он сейчас? — вкрадчиво уточнила Карла.

Сюрреаль промолчала, потому что они обе знали ответ.

20. Террилль

— Полагаю, пора уже дать Джанелль знать, что ты здесь, — произнесла Геката, хищно кружа вокруг Сэйтана. — Думаю, следует послать маленький подарок.

Повелитель почувствовал, как мерзкая ведьма схватила его за мизинец на левой руке. Ощутил, как нож проходит через кожу и кость. И глубокий гнев, когда Геката опустилась на колени и прижалась губами к ране, чтобы напиться крови. Крови Хранителя.

Собрав всю свою силу, он послал облако жара по руке, ментального огня, который мгновенно закрыл рану. Геката с воплем отпрянула прочь. Это дало возможность Сэйтану обратиться к незначительному исцеляющему Ремеслу, чтобы очистить рану и запечатать плоть. Теперь можно было не бояться заражения.

Геката продолжала кричать. Доротея выскочила из своей хижины. Отовсюду сбежались стражники.

Наконец надрывные вопли прекратились. Он услышал, как Геката ищет что-то на земле, а затем медленно поднимается на ноги. Когда она вновь принялась кружить вокруг пленника, он увидел, что с ней сделал выброс ментального огня. Так как ее рот был прижат к ране, призванный Сэйтаном жар не остановился, запечатав поврежденные сосуды, а расплавил часть ее челюсти, придав лицу ужасающий, гротескный вид.

В одной руке Геката держала его мизинец. В другой — нож.

— Ты заплатишь за это, — неразборчиво произнесла она.

— Нет, — заявила Доротея, выступив вперед. — Ты же сама сказала, что ущерб должен быть минимальным до тех пор, пока Джанелль не окажется в нашей власти.

Геката повернулась к Доротее. Сэйтан почувствовал весьма неприятную уверенность в том, что отвращение, ясно отразившееся на лице второй женщины, лишит первую возможности мыслить рационально.

— Пока Джанелль не окажется в наших руках, — с очевидным усилием повторила Геката. — Но это не значит… что он не может заплатить.

Повернувшись к нему, она подняла руку.

Во второй раз его пронзила боль, вызванная Кольцом Повиновения. Это само по себе было ужасно. Однако, услышав крик Люцивара, исполненный муки, но по-прежнему полный гнева, а затем превратившийся в боевой клич, когда ведьма наказала сына за деяния отца, почувствовал душевную боль, которая была во сто крат сильнее.

21. Кэйлеер

Деймон было пожалел, что Сюрреаль не было поблизости, когда Джеффри принес маленькую, богато украшенную шкатулку, которую доставили в Цитадель из Террилля. Потом предположил, что, поскольку сообщение гласило, что это «подарок» для Джанелль, присутствие Сюрреаль было необязательным. Но она моментально появилась, заявив, что тоже стала членом этой семьи и обладает таким же правом знать, что происходит, как и все остальные. К сожалению, девушка была права.

— Хочешь, чтобы я его открыл? — спросил он, обращаясь к Джанелль, которая несколько минут простояла, молча глядя на шкатулку.

— Нет, — с обманчивым спокойствием отозвалась она.

Джанелль подняла крышку с помощью Ремесла.

Они втроем уставились на мизинец на шелковой подушке — мизинец с длинным, выкрашенным в черный цвет ногтем.

— Что ж, дорогуша, я бы сказала, что этим все сказано — коротко и по делу, — произнесла Сюрреаль, уставившись на Джанелль. — Сколько других частей тела тебе надо получить, чтобы наконец сделать что-то?! Время истекает!

— Да, — произнесла Джанелль. — Время пришло.

Она шокирована, решил Деймон. Но затем взглянул в ее глаза — и не сумел подавить дрожь. Они словно превратились в сапфировый лед. За этой пленкой он увидел Королеву, миновавшую стадию холодного гнева, на который были способны мужчины. Зная, что именно нужно искать, и обладая способностью спуститься в бездну достаточно глубоко, чтобы почувствовать происходящие с девушкой изменения, Деймон понял, что маленький подарочек Гекаты пробудил хищную, смертоносную часть сущности Ведьмы окончательно. Перед ним уже была не молодая женщина, получившая палец своего отца в качестве требования сдаться. Она превратилась в хищницу, внимательно изучающую наживку, оставленную врагом.

Доротея и Геката видели только молодую женщину. Они не имели ни малейшего представления о том, с кем связались на самом деле.

— Идем со мной, — произнесла Джанелль, легонько коснувшись его руки и выходя из комнаты.

Однако даже сквозь пиджак и рубашку он почувствовал пронизывающий холод, исходивший от ее ладони.

Старательно сохраняя непроницаемое выражение лица, Деймон покосился на Сюрреаль — и ощутил некоторое беспокойство, прочитав в ее ответном взгляде неприкрытую ярость. Только тогда он осознал, что, несмотря на охвативший его пронизывающий холод, в комнате было тепло.

Джанелль не обнаружила ни единого внешнего признака охватившего ее ледяного гнева, бушующего у самой поверхности, не выдала ни единой искры силы, собираемой для решающего удара. Ничего.

Он снова покосился на палец и, почувствовав тошноту, вышел из комнаты.

Будь они оба прокляты! — зло думала Сюрреаль, глядя на мизинец, лежащий в шкатулке. О, разумеется, на лице Сади на мгновение промелькнуло беспокойство, когда он впервые взглянул на это, с позволения сказать, содержимое, однако оно так же быстро исчезло без следа. А Джанелль? Ничего. Огни Ада! Она продемонстрировала куда больше гнева и беспокойства, когда Аарона донимала Венья! По крайней мере, тогда был этот ужасающий ледяной гнев, замораживающий все вокруг. А сегодня женщина получила частичку собственного отца — и ничего! Ничегошеньки! Никакой реакции!

Что ж, пускай. Если эти двое собираются играть в игру по таким правилам — их дело. Она носила Серый Камень и была весьма умелой убийцей. Нет никаких причин, способных помешать ей осторожно проникнуть в Террилль и вырвать Повелителя и Люцивара, а также Деймонара и Мэриан из рук этих сучек.

Сюрреаль прикусила нижнюю губу. Да, пожалуй, попытка спасти их всех может оказаться провальной.

Пусть даже и так. Придется немного поразмыслить, выработать какой-то план. По крайней мере, она сделает хоть что-то!

И возможно, пока она будет обдумывать этот план, можно поведать об этом небольшом эпизоде Карле и посмотреть, поведет ли себя Черная Вдова так же, как раньше, и будет ли она по-прежнему уверена, что эти двое собираются сделать хоть что-то.

К тому времени, как Деймон добрался до ее рабочего кабинета, лед, застлавший сапфировые глаза, успел разбиться на острые как лезвия осколки. И он увидел в них нечто страшное: холодную, неприкрытую ненависть.

— Что, по-твоему, произойдет теперь? — с внешним спокойствием поинтересовалась Джанелль.

Деймон засунул руки в карманы брюк, чтобы скрыть их дрожь, и аккуратно прочистил горло.

— Я сомневаюсь, что произойдет что-то еще, по крайней мере пока посланец не вернется в Хейлль и не отчитается о выполненном задании. Время близится к полудню. Они не ожидают от тебя немедленного принятия решения. Поэтому пара часов у нас есть. Может, даже немного больше.

Джанелль принялась медленно мерить комнату шагами. Казалось, она спорит о чем-то сама с собой. Наконец девушка вздохнула, словно признавая поражение, и перевела взгляд на Деймона.

— Ткачиха Сновидений прислала мне сообщение. Она сказала, что треугольник должен оставаться вместе, чтобы выжить, что у двух других сторон не хватит сил без помощи зеркала — и зеркало сохранит их всех.

— Зеркало? — насторожившись, переспросил Деймон.

— Ты — зеркало своего отца, Деймон. Ты — третья сторона треугольника.

В его сознании вспышкой промелькнул образ Терсы, которая много лет назад вычерчивала линии на его ладони, объясняя сложное устройство четырехгранного треугольника Крови. Отец, брат, любовница. Только не о любовнице шла речь. Терса ошиблась в маленькой детали — не Джанелль была зеркалом отца, а он сам. И в центре стояла не Тьма и не мечта, как он полагал. Ведьма.

— Отец, брат, любовник, — пробормотал он.

Все стало на свои места. Три стороны и четвертая — центр треугольника, — которая правит всеми остальными.

— Именно, — отозвалась Джанелль.

— Ты хочешь, чтобы я отправился в Хейлль.

— Да.

Деймон медленно кивнул, внезапно почувствовав себя так, словно стоит на очень тонком, непрочном мостике в одно бревнышко и первый же неверный шаг отправит его в долгий полет в пропасть, из которой не будет возврата.