Старшая дочь Карлайонов взглянула на вошедшего, и лицо ее просветлело.

— Привет, Пев, — поздоровалась она. — Ты, наверное, продрог — выпей чаю.

Мужчина подошел, мягко коснулся ее плеча и сел рядом.

— Мой супруг, — быстро сказала Дамарис. — Певерелл Эрскин. Пев, это Эстер Лэттерли, подруга Эдит, та, что была сестрой милосердия в Крыму вместе с Флоренс Найтингейл.

— Здравствуйте, мисс Лэттерли! — Эрскин поклонился, и лицо его выразило интерес. — Надеюсь, вас еще не слишком утомили расспросами о ваших приключениях. Однако мы были бы весьма рады вас послушать.

Фелиция налила чашку чаю и подала ее зятю.

— Попозже, может быть, если мисс Лэттерли согласится навестить нас еще раз, — сказала она. — Ты доволен сегодняшним днем, Певерелл?

Муж Дамарис принял отказ без малейшего раздражения, словно и не заметив. Эстер бы на его месте вспылила. Перед тем как ответить, Певерелл взял сандвич с огурцом и с удовольствием надкусил его.

— Да, благодарю вас, матушка, — сказал он затем. — Я встретил интереснейшего человека, участвовавшего в Маорийских войнах лет десять назад. — Он взглянул на Эстер. — Это в Новой Зеландии, как вам, наверное, известно… Да, конечно, известно! У них там такие удивительные птицы! Совершенно уникальные и очень красивые. — Лицо его неожиданно стало вдохновенным. — Птицы — моя страсть, мисс Лэттерли. Такое разнообразие видов! От крошечных колибри, питающихся нектаром, до альбатросов, парящих над морями земными и обладающих размахом крыльев в два человеческих роста.

Глядя на его открытое лицо, Эстер уже начинала понимать, почему Дамарис до сих пор без ума от своего мужа.

Она улыбнулась в ответ.

— Я согласна на обмен, мистер Эрскин, — предложила она. — Я вам расскажу все, что знаю о Крыме и мисс Найтингейл, а вы поделитесь своими познаниями о птицах.

Ее новый знакомый весело рассмеялся:

— Прекрасная идея! Но предупреждаю вас, я всего лишь любитель.

— Вот и отлично. Значит, будете рассказывать о птицах с любовью, а не с ученым апломбом.

— Мистер Эрскин — юрист, мисс Лэттерли, — с холодком сообщила миссис Карлайон. Затем она повернулась к зятю: — Ты виделся с Александрой?

Тот продолжал улыбаться, и Эстер захотелось узнать, не в отместку ли теще, все время его перебивающей, он это делает? Что ж, мягкий и ненавязчивый способ обороны…

— Да, виделся, — ответил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и отхлебнул чаю. — Сегодня утром. Конечно, она потрясена, но держится с мужеством и достоинством.

— Как и любой в семье Карлайонов, — резко сказала Фелиция. — Ты мог бы об этом и не упоминать… Прошу прощения, мисс Лэттерли, но это чисто семейное дело, которое вряд ли вас интересует. Я хочу знать, Певерелл, все ли у нее в порядке? Она ни в чем не нуждается? Насколько я понимаю, Таддеуш был рачительным хозяином.

— В общем, да… — уклончиво ответил Эрскин.

Его теща приподняла брови:

— В общем? Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что дела обстоят вполне удовлетворительно, матушка.

— Я хочу знать подробнее.

— Тогда вам лучше спросить у самой Александры. Я не могу обсуждать эти вопросы, — сказал Певерелл, рассеянно улыбаясь.

— Что за нелепость! Как это не можешь? — Большие голубые глаза хозяйки дома смотрели твердо. — Ты ее адвокат и должен все это знать.

— Разумеется, я знаю. — Эрскин поставил чашку и наконец взглянул на тещу. — Но обсуждать детали не имею права.

— Это был мой сын, Певерелл. Ты что, забыл?

— Каждый на этом свете чей-нибудь сын, матушка, — мягко произнес он. — Но это не отменяет ни его прав, ни прав его вдовы.

Фелиция побледнела. Рэндольф откинулся на спинку кресла, точно и не слышал последней реплики. Дамарис сидела неподвижно, а Эдит украдкой всех разглядывала.

Однако Певерелл нисколько не смутился. Он явно предвидел и этот вопрос, и свой неизбежный ответ. Так что реакция тещи его не удивила.

— Я уверен, Александра обсудит с вами все, что представляет интерес для семьи, — продолжил он как ни в чем не бывало.

— Для семьи все представляет интерес, Певерелл! — резко сказала Фелиция. — Теперь вот вмешалась полиция… И какой бы нелепостью это ни казалось, но кто-то убил Таддеуша в этом злосчастном доме. Вот увидите, в конце концов окажется, что это был Максим Фэрнивел. Он никогда мне не нравился. Совершенно не умеет держать себя в руках. Максим оказывал знаки внимания Александре, а та не нашла в себе твердости поставить его на место. Порой я думала, что он мнит себя влюбленным, если только любовь что-то значит для такого рода мужчин.

— Никогда не замечала, чтобы он вел себя неподобающе, — тихо произнесла миссис Эрскин. — Он просто был обходителен с нею.

— Молчи, Дамарис, — приказала ей мать. — Ты сама не знаешь, о чем говоришь. Я имею в виду не его поступки, а его натуру!

— У нас нет оснований обвинять его в чем-то, — благоразумно возразила Эдит.

— Он женился на этой женщине, что уже говорит об отсутствии вкуса и здравого смысла! Эмоциональная, неконтролируемая…

— Луиза? — спросила миссис Собелл, обращаясь к Дамарис. Та кивнула.

— Ну! — Фелиция повернулась к Певереллу. — И чем же занимается полиция? Когда они намерены его арестовать?

— Не имею ни малейшего понятия, — отозвался ее зять.

Дверь открылась, и вошел суровый и несколько озадаченный дворецкий с серебряным подносом, на котором лежала записка. Он подал ее не Рэндольфу, а Фелиции. Неужели зрение полковника настолько ослабло?

— Это принес лакей мисс Александры, мэм, — тихо сообщил он.

— В самом деле? — Хозяйка развернула записку и прочла ее про себя. Краска тут же сбежала с ее лица, сделав его бледно-восковым.

— Ответа не будет, — сипло сказала она. — Можете идти.

— Слушаюсь, мэм. — Дворецкий ретировался.

— Полиция арестовала Александру за убийство Таддеуша, — ровным ледяным голосом сообщила миссис Карлайон, как только дверь за ним закрылась. — Очевидно, она призналась.

Дамарис хотела что-то сказать, но задохнулась. Певерелл немедленно положил ей руку на плечо и крепко сжал.

Рэндольф непонимающе смотрел на всех присутствующих. Глаза его были широко раскрыты.

— Нет! — воскликнула миссис Собелл. — Это… Это невозможно! Кто угодно, только не Алекс!

Фелиция встала.

— Что толку отрицать случившееся, Эдит? Конечно, она призналась. — Пожилая леди расправила плечи. — Певерелл, ты обязан этим заняться. Видимо, Алекс лишилась рассудка и совершила убийство в исступлении. Может, удастся решить это дело, не предавая его огласке. — Она слегка понизила голос. — Нужно поместить ее в приличный приют для душевнобольных. Кассиана мы, разумеется, заберем к себе, бедняжку. Я лично съезжу за ним. Думаю, это нужно сделать прямо сегодня. — Фелиция протянула руку к колокольчику, а затем повернулась к Эстер. — Мисс Лэттерли, вы оказались свидетельницей нашей семейной трагедии. Уверена, вы поймете, что нам сейчас не до друзей и сочувствующих. Спасибо, что приняли приглашение. Эдит проводит вас и пожелает доброго пути.

Гостья встала:

— Конечно. Примите мои глубочайшие соболезнования.

Миссис Карлайон ответила ей лишь взглядом. Добавить тут было нечего. Оставалось извиниться перед Рэндольфом, Певереллом и Дамарис — и покинуть дом.

Стоило им с Эдит оказаться в холле, как та схватила ее за руку:

— Боже, это ужасно! Мы должны что-нибудь предпринять!

Эстер остановилась и повернулась к ней:

— Что? Я думаю, твоя мать права. Если Александра утратила рассудок и…

— Чепуха! — взорвалась миссис Собелл. — Алекс не сумасшедшая! Если кто и мог убить Таддеуша, так это его дочь, Сабелла. Вот она-то в самом деле… очень странная. После рождения ребенка она угрожала покончить с собой… О… сейчас не время об этом говорить, и это долгая история. Сабелла ненавидела Таддеуша. — Эдит вцепилась в подругу мертвой хваткой. — Не хотела выходить замуж, собиралась уйти в монастырь. Но Таддеуш и слушать ее не желал. Она ненавидела его за это, и сейчас ненавидит. Бедная Алекс, наверное, взяла вину на себя, чтобы спасти дочь… Мы как-то должны ей помочь. Придумай что-нибудь!

— Ну… — Эстер поразмыслила. — Я знаю одного частного детектива… хотя если она призналась в убийстве, то суда уже не избежать. Еще я знакома с одним поистине блестящим адвокатом. Но Певерелл…

— Нет, — быстро перебила ее миссис Собелл. — Он личный адвокат, но не защитник, он не выступает в судах. Клянусь, он не будет против! Он желает добра Алекс. Иногда кажется, что Певерелл во всем подчиняется маме, но это не так. Он ей всегда любезно улыбается, однако делает все по-своему. Пожалуйста, Эстер, если ты можешь что-то предпринять…

— Хорошо, — пообещала мисс Лэттерли, стискивая руку подруги. — Я попробую.

— Спасибо. А теперь — иди, пока никто не вышел и не увидел нас здесь вместе. Пожалуйста…

— Конечно. А ты держись.

— Я держусь. И… спасибо тебе еще раз!

Эстер стремительно повернулась и, приняв из рук ожидающей служанки накидку, вышла на улицу. Разум ее был в смятении, и мысленно она уже видела перед собой лицо Оливера Рэтбоуна.

Глава 2

Стоило Эстер появиться на пороге, майор Типлейди, которому в ее отсутствие не оставалось ничего другого, кроме как сидеть и смотреть в окно, сразу понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Эта история так или иначе попала бы в газеты, поэтому сиделка сочла за лучшее удовлетворить любопытство больного, тем более что ей все равно пришлось бы скоро просить его еще об одной отлучке.

— О боже! — воскликнул ее подопечный, выслушав новость; теперь он сидел в своем шезлонге, напряженно выпрямившись. — Поистине ужасно! Так вы полагаете, несчастная лишилась рассудка?

— Вы о ком? — Женщина собрала чайный сервиз на поднос и поставила его на маленький столик. — О вдове или о дочери генерала?

— Что?.. — не сразу понял майор, но затем до него дошла суть ее вопроса. — Право, не знаю. Либо та, либо другая, как мне кажется… Или даже обе. Бедняжки. — Он тревожно взглянул на Эстер. — Что вы собираетесь делать? По-моему, вы что-то задумали.

Мисс Лэттерли ответила ему быстрой рассеянной улыбкой.

— Не уверена, что это поможет… — Она закрыла книгу, которую читал Типлейди, и отложила ее в сторону. — Как минимум я могу предложить лучшего из известных мне адвокатов, что, кстати, Александре вполне по карману.

Взяв башмаки майора, Эстер аккуратно поставила их под шезлонг.

— Разве ее семейство не сделает это в любом случае? — спросил он. — Да сядьте же вы, ради бога! Мне трудно сосредоточиться, когда вы все время мелькаете перед глазами!

Эстер остановилась и повернулась к нему. Военный хмурил брови.

— Вам незачем постоянно суетиться и доказывать свою добросовестность, — заявил он. — Вы меня и так уже достаточно ублажили. А теперь я прошу постоять минуту на месте и внятно ответить на мой вопрос, если это, конечно, вас не затруднит.

— Семейство Александры хотело бы по возможности избежать огласки, убрав ее с глаз долой, — ответила Эстер. Скрестив руки на груди, она теперь неподвижно стояла перед майором. — Лишь бы замять скандал.

— Я так понимаю, что они предпочли бы обвинить кого-нибудь другого, — задумчиво сказал он. — Но она все испортила своим признанием. И все-таки я не вижу, что вы тут сможете сделать, моя милая.

— Я знакома с адвокатом, который буквально творит чудеса в самых безнадежных делах.

— Вот как? — Типлейди по-прежнему сидел в шезлонге очень прямо и глядел на нее с сомнением. — И вы полагаете, он и тут сотворит чудо?

— Не знаю, но я попрошу его заняться этим делом, — сказала мисс Лэттерли, а потом вдруг смолкла и покраснела. — Если вы позволите мне отлучиться, чтобы встретиться с ним.

— Конечно, позволю. Но… — Больной взглянул на нее несколько смущенно. — Я буду вам весьма обязан, если вы дадите мне знать, чем все это обернется.

Эстер ослепительно улыбнулась:

— Естественно. Ведь мы займемся этим делом сообща!

— Действительно… — Майор был несколько удивлен таким ответом, но, в общем, доволен. — Действительно, займемся.

Уладив таким образом свои служебные дела, Эстер уже на следующий день наняла кеб и направилась к адвокатской конторе мистера Оливера Рэтбоуна. Судьба сводила их дважды: первый раз в связи с убийством Грея, а несколько месяцев спустя — на процессе по делу Мюидоров. Предварительно мисс Лэттерли послала ему письмо (вернее, это сделал майор Типлейди, поскольку заплатил посыльному он), в котором сообщала, что ей необходимо встретиться с ним по весьма важному делу, и получила ответ, что адвокат будет в конторе завтра в одиннадцать часов и готов принять ее.

Теперь с бьющимся сердцем Эстер сидела в наемной двуколке, и ее внутренняя дрожь перекликалась с содроганиями тряского экипажа. Она прекрасно сознавала, что бесцеремонно вторгается в дела не только Александры Карлайон, которую даже в глаза не видела, но и самого Оливера Рэтбоуна. Их отношения были весьма странными. В каком-то смысле даже профессиональными, поскольку Эстер уже дважды выступала свидетельницей защиты в суде. Причем второе дело Уильям Монк расследовал после того, как оно было закрыто полицией.

Временами Эстер и Рэтбоун чувствовали глубочайшее взаимопонимание. Возникало оно, как правило, в те моменты, когда они вместе пытались защитить человека, в чью невиновность верили всей душой. В остальном же их встречи были исполнены неловкости, проистекающей именно из неопределенности отношений: не адвокат и клиент, не работник и работодатель, не друзья и уж точно не влюбленная пара.

И тем не менее женщина чувствовала, что между нею и Оливером существует некая загадочная духовная связь, крепче обычных человеческих привязанностей, крепче той, что возникала у нее с военными хирургами во время ночных бдений в полевых госпиталях под Севастополем. И еще, пожалуй, с Монком — в промежутках между яростными ссорами. Что же касается Рэтбоуна, то Эстер, дрожа то ли от удовольствия, то ли от горького чувства одиночества, часто вспоминала тот их единственный, пугающий и сладкий поцелуй.

Кеб застревал и снова приходил в движение в сутолоке Хай-Холборн, сдавленный двуколками, телегами и прочим колесным транспортом.

Дай бог, Рэтбоун поймет, что она к нему по делу! Было бы ужасно, если бы он решил, что мисс Лэттери его преследует. Тем не менее щеки ее горели. Нужно вести себя сдержанно, иначе юрист заподозрит, что она с ним кокетничает. Впрочем, здесь Эстер могла быть спокойна: о том, как именно надлежит флиртовать с мужчиной, она и понятия не имела, несмотря на многократные уроки ее невестки Имогены. Жаль, что она не Имогена! Как бы ей хотелось лишь одним своим хрупким и беззащитным видом заставлять мужчин бросаться ей на помощь…

Оборвав ее мысли, кеб остановился напротив конторы Оливера Рэтбоуна. Пришлось вылезти и расплатиться с возницей. До назначенного времени оставалось пять минут. Эстер поднялась по ступеням и представилась клерку.

Вскоре внутренняя дверь приемной отворилась и вошел Рэтбоун. Со времени их последней встречи он совсем не изменился. Адвокат был чуть выше среднего роста, его белокурые волосы были тронуты сединой на висках, а темные глаза, как всегда, были готовы остро подметить смешные и нелепые стороны происходящего и так же внезапно наполниться участием и теплотой.

— Рад видеть вас снова, мисс Лэттерли, — проговорил он с улыбкой. — Будьте любезны пройти в кабинет, где мы могли бы поговорить о том деле, которое вас сюда привело.

Он отступил, пропуская посетительницу, вошел следом за ней и прикрыл дверь. Эстер опустилась в одно из предложенных ей больших удобных кресел. В кабинете тоже почти ничего не изменилось: это была просторная, без гнетущей атмосферы, создаваемой чрезмерным количеством книг, купающаяся в свете, беспрепятственно проникавшем сквозь большие окна, комната.

— Благодарю, — сказала женщина, оправляя юбки.

Рэтбоун сел за стол и взглянул на гостью с интересом.

— Очередная чудовищная несправедливость? — спросил он, и глаза его просветлели.

Внезапно Эстер почувствовала необходимость защищаться; подчас ее пугала манера Оливера вести разговор. Впрочем, такова уж его профессия: ставить вопросы так, чтобы, отвечая, люди невольно выдавали себя.

— Было бы глупо судить об этом заранее, мистер Рэтбоун, — ответила она с очаровательной улыбкой. — Если бы вы были больны и, обратившись ко мне за помощью, стали объяснять, как мне надлежит за вами ухаживать, я бы рассердилась.

Такой ответ весьма позабавил адвоката.

— Я это учту, мисс Лэттерли, — усмехнулся он. — Но вряд ли я когда-нибудь стану оспаривать ваши суждения в области ухода за больными. Когда мне нездоровится, я жалкое создание, уверяю вас.

— Люди становятся жалкими созданиями и когда их обвиняют в преступлении, а рядом нет никого, кто бы сумел им помочь.

— Насколько я понимаю, вы намекаете, что в данном случае помочь могу лишь я, — сказал юрист. — Что ж, я польщен!

— Не исключено, что сможете, если, конечно, соизволите ознакомиться с делом, — съязвила Эстер.

Ее собеседник широко улыбнулся. Зубы у него были великолепные.

— Браво, мисс Лэттерли! — воскликнул он. — Вижу, что иного выхода у меня нет. Будьте добры, расскажите, что это за дело.

— Вы читали о недавней смерти генерала Таддеуша Карлайона? — спросила женщина, чтобы не тратить время на изложение информации, которая и так была ему известна.

— Видел некролог. Кажется, несчастный случай, не так ли? Упал, будучи у кого-то в гостях… Выходит, это не несчастный случай?

— Нет. Судя по всему, причиной смерти было не падение.

— В некрологе не сообщались подробности.

В памяти Эстер возникло лицо Дамарис и эхом прозвучала отпущенная ею мрачная шутка.

— Нет… Подробности слишком уж нелепы, — вздохнула она. — Он опрокинулся через перила прямо на пустые рыцарские доспехи.

— И свернул себе шею?

— Нет. Пожалуйста, не перебивайте меня, мистер Рэтбоун, — все равно вы не угадаете. — Эстер сделала вид, что не замечает его удивления. — Все вышло очень странно. Он напоролся на алебарду, вставленную в перчатку рыцарских доспехов. Вот только полиция считает, что это невозможно. Следовательно, удар алебардой был нанесен, когда Карлайон уже лежал на полу без сознания.

— Понимаю, — с напускной скорбью сказал Оливер. — Итак, это было убийство. Я прав в своих умозаключениях?

— Да. Полиция вела расследование несколько дней, вернее, почти две недели. Генерал скончался вечером двадцатого апреля. А теперь его вдова Александра Карлайон созналась в преступлении.

— Чего и следовало ожидать, мисс Лэттерли. К сожалению, в описанных вами событиях нет ничего невероятного или нелепого. В той же степени нелепо все, что связано с человеческими отношениями. — Рэтбоун так и не задал вопрос о цели ее визита, но ни на секунду не ослаблял своего внимания.

— Возможно, она виновата, — ровным голосом продолжала Эстер. — Но дело в том, что сестра покойного Эдит Собелл уверена в обратном. Она убеждена, что Александра взяла на себя вину, чтобы уберечь свою дочь Сабеллу Поул, особу легко возбудимую и вдобавок ненавидевшую отца.

— И затесавшуюся среди гостей?

— Да… Если верить другой сестре генерала, Дамарис Эрскин, которая тоже присутствовала на том злополучном вечере, возможность столкнуть бедолагу с лестницы имели сразу несколько человек.