Энн Перри

Трущобы Севен-Дайлз

Глава 1

Питт открыл глаза, но стук не прекратился.

Сквозь шторы внутрь спальни заглядывали первые проблески серого сентябрьского дня. Еще не было даже шести утра, но кто-то уже стучал в переднюю дверь. Спавшая рядом с ним Шарлотта слегка пошевелилась во сне. Еще немного — и стук разбудит и ее тоже.

Выскользнув из постели, он быстро пересек спальню и вышел на лестничную площадку. Здесь он босиком сбежал вниз по ступенькам, схватил с крючка в коридоре пальто и, сунув в рукав лишь одну руку, открыл дверь.

— Доброе утро, сэр, — с виноватым видом произнес Джесмонд. Одна его рука застыла в воздухе, готовая вновь постучать в дверь. Джесмонду было года двадцать четыре. Его недавно прислали в Особую службу из одного из лондонских полицейских участков, и он считал это важным повышением по службе. — Простите, сэр, — добавил он, — но мистер Наррэуэй хочет видеть вас прямо сейчас.

Питт увидел у него за спиной стоящую на дороге двуколку. Лошадь пританцовывала на месте, над ее головой повисло облачко пара.

— Ну хорошо, — раздраженно произнес Питт. Дело, которое он в данный момент расследовал, было ему неинтересно, но само расследование двигалось к концу. Оставалось выяснить лишь пару второстепенных деталей. Не хотелось бы отвлекаться на что-то еще. — Входите! — Он жестом указал на ведущий в кухню коридор. — Если вы знаете, как это делается, можете разжечь плиту и поставить чайник.

— Прошу прощения, сэр, но у меня нет времени, — хмуро произнес Джесмонд. — Не могу сказать вам, в чем дело, но мистер Наррэуэй велел сразу возвращаться к нему.

Сказав это, он даже не сдвинулся с места. Ноги его как будто приросли к тротуару, в надежде на то, что Питт, заметив это, поторопится.

Питт вздохнул, отступил назад и закрыл дверь, чтобы не впускать в дом сырой и стылый утренний воздух. Затем поднялся наверх и сбросил пальто. К тому времени, когда он вернулся в спальню и налил в тазик для умывания из кувшина воду, Шарлотта уже сидела в постели и пыталась смахнуть с глаз тяжелую волну волос.

— Что такое? — спросила она, хотя после десяти лет брака — сначала во время его службы в полиции и последние месяцы в Особой службе — она сама все прекрасно знала. Она начала вставать с постели.

— Не надо, — остановил ее Питт. — Нет необходимости.

— Давай я хотя бы сделаю тебе чашку чая, — ответила она, пропустив мимо ушей его слова, и опустила ноги на коврик возле кровати. — И горячую воду для бритья. Это займет всего минут двадцать, не больше.

Он поставил кувшин и, подойдя к ней, нежно обнял.

— Будь у меня время, я бы поручил это констеблю. Но времени у меня нет. Так что ложись в постель и спи… под теплым одеялом. — Его руки скользнули вокруг ее талии. Крепко прижав Шарлотту к себе, он поцеловал ее. Затем, поцеловав ее еще раз, он разомкнул объятья и, вернувшись к тазику с холодной водой, умылся и начал одеваться. Еще пара минут, и он был готов явиться пред очи Виктора Наррэуэя. Последний, насколько ему было известно, возглавлял секретную службу огромной империи королевы Виктории. Стоял ли кто-то еще над ним — этого Питт не знал.

На улице жизнь только-только пробуждалась. Для кухарок и горничных было еще слишком рано, а вот прочая прислуга была уже на ногах — тащили уголь и съестные припасы — рыбу, овощи, фрукты, птицу. Двери домов были распахнуты, кухни ярко освещены. Небо тоже постепенно светлело.

Питт жил на Кеппел-стрит. Это была скромная, однако вполне респектабельная часть Блумсбери. Отсюда было недалеко до неприметного здания, в котором на данный момент располагалась служба Наррэуэя. Однако когда Питт вошел туда и поднялся по лестнице, было уже светло. Джесмонд остался внизу. По всей видимости, данное ему поручение он выполнил.

Наррэуэй сидел в огромном кресле, которое он, похоже, возил за собой из одного дома в другой. Худой, жилистый, ростом дюйма на три ниже Питта. Его густые, темные волосы уже тронула на висках седина. Глаза были такие темные, что казались черными. Он не стал извиняться перед Питтом за то, что вытащил его из постели, как то наверняка сделал бы Корнуоллис, бывший начальник Питта в полиции.

— В Иден-Лодж произошло убийство, — негромко, но четко произнес он. — Оно бы нас не касалось, не будь убитый младшим дипломатом, хотя и без каких-либо заслуг. Он был застрелен в саду египтянки, любовницы члена кабинета министров, и, похоже, министр этот имел несчастье также находиться там на момент убийства. — Наррэуэй умолк и в упор посмотрел на Питта. Тот вздохнул.

— И кто застрелил его? — спросил он.

Наррэуэй продолжал в упор смотреть на него.

— Я и хочу, чтобы вы это выяснили, но пока похоже, что мистер Райерсон причастен. Полиция не нашла в доме кого-то еще — не считая обычной домашней прислуги, но и они уже все спали. Гораздо хуже другое. Когда полиция прибыла на место, женщина пыталась избавиться от тела.

— Некрасивая история, — сухо согласился Питт. — Но что можем сделать здесь мы? Если его застрелила эта египтянка, дипломатическая неприкосновенность не распространяется на случаи убийства, не так ли? Мы никак не можем на это повлиять.

Питт хотел добавить, что не имеет ни малейшего желания покрывать тот факт, что при убийстве присутствовал член кабинета министров, однако очень опасался, что именно это и намерен поручить ему Наррэуэй — то ли чтобы уберечь доброе имя правительства, то ли чтобы не ставить под угрозу некие важные дипломатические переговоры. Питт терпеть не мог некоторые аспекты службы в Особой службе, но после происшествия в Уайтчепеле выбора у него не было.

Тогда его сняли с поста главы полицейского участка на Боу-стрит, и он был вынужден согласиться с назначением в Особую службу. Тем самым он уберег себя от преследования, которое не заставило бы себя ждать, после того как он разоблачил козни «Узкого круга» и их преступления. Новое назначение было единственным открытым для него поприщем, где он мог найти применение своим умениям, а также прокормить себя и семью.

Наррэуэй едва заметно улыбнулся — этакое признание некой иронии.

— Подите и выясните, Питт. Ее отвезли в участок на Эджвуотер-роуд. Убийство произошло в доме на Коннат-Сквер. Кто-то явно тратит на его содержание немалые деньги.

Питт стиснул зубы.

— Мистер Райерсон, сдается мне, если она его любовница. Надеюсь, вы сказали это не просто так?

Наррэуэй вздохнул.

— Подите и выясните, Питт. Прежде чем что-то предпринимать, нам нужно знать правду. Довольно домыслов и суждений. Идите и делайте свою работу.

— Да, сэр, — ответил Питт довольно резко и, на миг выпрямившись в струнку, развернулся и вышел вон. Сунув руки в карманы так, что ворот пальто поехал вверх, он зашагал по улице на запад, в направлении Гайд-парка и Эджвер-роуд, рассчитывая при первой же возможности взять извозчика.

Теперь улицы сделались заметно многолюднее, движение транспорта оживилось. Он прошел мимо мальчишки-газетчика, уже вовсю торговавшего утренними газетами. Заголовки кричали об угрозе забастовки на ткацких фабриках Манчестера. Проблема эта возникла не сегодня и, похоже, с каждым днем лишь усугублялась. Производство хлопчатобумажных тканей было главной отраслью Западного Мидленда. Прядильные и ткацкие фабрики давали работу и заработок десяткам тысяч людей. Хлопок-сырец привозили из Египта, ткали из него ткани, красили и превращали в готовые изделия, которые затем продавались по всему миру. Урон от забастовки был бы катастрофическим.

На углу улицы стояла женщина и продавала горячий кофе. Погода была тихой и безветренной, небо усеяно редкими рваными облаками. Однако Питт так продрог, что был бы рад глотку горячего напитка. А вот про завтрак, похоже, можно забыть. Питт остановился.

— Доброе утро, сэр, — приветливо сказала она и улыбнулась щербатым ртом, в котором не хватало пары зубов. — Какой ясный денек! Только малость прохладный. Как насчет чашечки горячего кофейку, чтобы согреться?

— Да, было бы весьма кстати.

— Два пенса, сэр.

Она протянула старческую узловатую руку с потемневшими от кофейных бобов пальцами.

Питт дал ей деньги и взял у нее чашку горячего кофе. Стоя посреди тротуара, он пил кофе небольшими глотками, а сам думал о том, с какого бока ему начать разговор с полицейскими, когда он придет в участок на Эджуотер-роуд. Они вряд ли обрадуются его вмешательству, даже если случай окажется весьма некрасивым и они были бы только рады спихнуть вину на кого-то еще. Он отлично помнил собственное настроение, когда возглавлял участок на Боу-стрит. Сложные или легкие, он предпочитал расследовать случаи сам, независимо от мнения начальства, которое всегда хуже его знало район, хуже его знало улики, которое даже не встречалось с теми, кто так или иначе был причастен к делу, не говоря уже о том, чтобы допрашивать этих людей. Начальство не ведало, где они живут, кого любят, кого боятся, кого ненавидят.

Дела, которые он до сих пор вел для Особой службы, в целом носили превентивный характер: он выявлял подстрекателей и зачинщиков беспорядков, призывавших бездомных, голодных и нищих к бунту. Иногда ему поручали выявить анархиста или потенциального бомбиста. Первоначально Особую службу учредили для борьбы с ирландской проблемой, и, надо сказать, эта цель была до известной степени достигнута. По крайней мере, властям удавалось держать вспышки насилия под контролем. Теперь же перед ним была поставлена более широкая задача — борьба с любой внутренней опасностью, угрожавшей порядку в стране. Так что грехопадение крупной правительственной фигуры наверняка попадает в эту категорию.