Словно крошечная трещинка проступила на лице графа, какая-то едва уловимая тень мелькнула в ясных синих глазах. «Может быть, я сказал ему что-то лишнее? — подумал Мишель. — Может быть, в моих словах просквозило слишком явное желание узнать сокровенное?»

Эллиот снова осторожно провел кончиками пальцев по его щеке — на этот раз почти сочувственным жестом.

— Можно сказать, что со мной происходит великое приключение. Но одновременно я стараюсь погасить свои долги. В настоящий момент я достаточно привилегирован, чтобы иметь возможность сочетать эти занятия.

— Вы гасите долги? Своими выигрышами?

— Да.

— И скоро вы уедете отсюда? — спросил Мишель, надеясь, что на этот раз ему удалось добавить в свой голос ледяного холода.

— Да.

— А куда? В Баден-Баден? Или в другое казино, где станете применять свои искусство, пока не начнете вызывать подозрение у администрации заведения?

— Вы умный мальчик, Мишель. Очевидно, вы немало повидали в этом мире.

— Это не так. Но я много повидал в Монте-Карло. А в Монте-Карло сейчас съезжаются многие люди со всего мира.

— В Монте-Карло со всего мира приезжают те, у кого есть деньги. Но в мире много и таких, у кого денег нет. И кроме того, весьма значительная часть мира продолжает скрываться под завесой великой тайны.

— А много ли из этого таинственного мира видели вы сами, граф Резерфорд?

Ему показалось, что Эллиота внезапно охватила волна былых ярких воспоминаний, которая унесла его куда-то очень далеко от этого роскошного гостиничного люкса с потрясающим видом на море. Мишель почувствовал себя невидимой ширмой, пустым местом — Эллиот смотрел сквозь него, и это ранило его больше, чем он был в силах вынести. Это было жестоким напоминанием о том, что вскоре они расстанутся. И граф Резерфорд станет для него всего лишь еще одним богатым путешественником, чьим вниманием и щедростью Мишель пользовался один короткий миг.

— Мой дорогой Мишель, — наконец шепотом заговорил Эллиот. Складывалось впечатление, что он пребывает в забытьи и слова срываются с его губ сами собой. — В последнее время я столкнулся в этом мире с такими вещами, которые не поддаются никаким объяснениям. Вещами, которые поставили под сомнение все, что я до сих пор знал о жизни и смерти. И все благодаря царю.

«Царю?» — удивился Мишель, но вслух ничего не сказал — это могло нарушить атмосферу внезапной откровенности человека, находившегося, казалось, в состоянии гипнотической задумчивости. Но Эллиот почти сразу же пришел в себя. На лице его мелькнуло испуганное выражение, которое он безуспешно попытался скрыть за запоздалой теплой улыбкой.

— Примите душ, а потом мы посидим на балконе и полюбуемся открывающимся оттуда видом, — сказал граф.

Стоило только Эллиоту подняться с постели, как температура воздуха словно сразу упала на несколько градусов. Мишель почувствовал себя брошенным, но граф Резерфорд между тем не попросил его уйти. Его не выставили торопливо из номера. Пока, во всяком случае. Поэтому он просто вымылся, как ему и было предложено.

Когда он снова вошел в спальню, Эллиот уже сидел на балконе. Над его головой змейкой вился дым от сигареты.

На комоде рядом с бумажником Мишеля лежало чье-то письмо. И, хотя в данный момент бумажник ему был не нужен, близость этих предметов показалась ему достаточным оправданием тому, чтобы украдкой заглянуть в эти несколько страниц, исписанных торопливым почерком.

Понимая, что этот блаженный вечер подходит к концу и что эти строчки, возможно, единственная возможность для него заглянуть во внутренний мир этого незаурядного человека, Мишель с отчаянной жадностью быстро пробежал глазами письмо.

Оно было от сына графа, Алекса Саварелла.

Он благодарил отца за то, что тот наконец-то сообщил телеграфом дату своего возвращения из Монте-Карло, и за деньги, которые тот пересылал семье. В результате, писал он, их загородное поместье в Йоркшире опять открыто для гостей и они уже набрали требующуюся для этого дополнительную прислугу. Именно там они собираются устраивать торжество по поводу помолвки женщины по имени Джулия Стратфорд с мистером Реджиналдом Рамзи, ее женихом.

На последующих страницах многократно повторялись просьбы к Эллиоту возвращаться домой. Однако из письма не было понятно, что, собственно, связывало Джулию Стратфорд и Реджиналда Рамзи с графом Резерфордом и его сыном. Упоминалось какое-то «большое пагубное путешествие по Египту», но без детальных подробностей, помимо намека на то, что Эллиот уехал отчасти для того, чтобы избежать последствий этого «большого путешествия».

С балкона неожиданно донесся скрип металла, заставив Мишеля вздрогнуть.

Быстро отбросив письмо обратно на комод, он отступил на шаг.

Но оказалось, что Эллиот просто, упершись ногой в кованые перила, стал раскачиваться на задних ножках своего стула.

Таким образом, его шпионство осталось незамеченным. Или все-таки его разоблачили? Эллиот обладал непостижимой сверхъестественной способностью ориентироваться в обстановке за игральным столом. Возможно, он так же способен распознать и тайные действия Мишеля в нескольких шагах за своей спиной?

Умышленно шумно Мальво стал натягивать на себя брюки. После чего вышел на балкон, где Эллиот встретил его теплой улыбкой и жестом показал на пустой стул рядом с собой.

Внизу под ними пролегала оживленная набережная.

Мишелю хотелось задать столько вопросов графу Резерфорду (например, насчет его необыкновенных синих глаз), он столько хотел о нем узнать, но опасался, что эффект будет таким же, как в случае, когда слишком торопишься поймать падающий воздушный шарик: одно неловкое движение — и шарик уже унесся прочь с бешеной скоростью.

«Вещи, которые поставили под сомнение все, что я до сих пор знал о жизни и смерти. И все благодаря царю».

Что, собственно говоря, могут означать эти слова?

И почему Эллиот так загадочно улыбается ему сейчас?

«Он все знает, — подумал Мишель, — знает, что я прочитал письмо. Он почувствовал это так же, как чувствует, какую карту крупье вытащит следующей».

Конец ознакомительного фрагмента