Энн Стюарт

Любовь черного лорда

Глава 1


1775 год, Англия


Боже, какой ужас!

Эмма Мэри Кэтрин Ланголет, оцепенев, стояла посередине маленькой комнаты на постоялом дворе «Груша и куропатка». Ее руки были в крови.

«Это неудивительно», — промелькнуло в голове у Эммы. Можно было подумать, что в человеке, лежавшем сейчас у ее ног, крови была целая ванна. Большая лужа, скопившись под его телом, уже начала растекаться и успела запачкать потертый ковер, мыски туфель Эммы и край подола ее платья.

Девушка, не шевелясь, смотрела на своего дядю. При жизни он был непривлекательным и к тому же скверным человеком, и смерть ничуть не изменила его к лучшему. Эмма подумала, что кузина Мириам придет в ужас от того, что она сделала. Это ведь смертный грех.

Но она вовсе не хотела убивать дядю! В тот момент, когда ее рука потянулась к лежавшей на столе шпаге, Эмма и в голове не держала, что оружие, казавшееся ей не совсем настоящим, окажется столь действенным. Не верила Эмма и в то, что дядя, невзирая на свое совершенно не родственное поведение, настроен по-настоящему агрессивно.

И вдруг, глянув в его маленькие, поросячьи глазки, она увидела там свою смерть. Какой бы невероятной ни была эта мысль, Эмма знала, и знала наверняка, что дядя Хорас решил ее убить.

И тем не менее, вовсе не она лежала сейчас на полу в луже крови. Шпага, которую Хорас де Винтер положил на стол, оказалась острой. Она с поразительной легкостью пронзила его плоть, и гримаса изумления, исказившая жестокое, похотливое лицо дяди, грозила теперь навсегда остаться ночным кошмаром Эммы.

Он действительно выглядел удивленным. Может быть, Эмме нужно было сейчас пасть рядом с ним на колени, чтобы покаяться в содеянном? Она ведь должна была мучиться угрызениями совести.

Но раскаяния не было и в помине.

Дядя был злым и жестоким человеком. Все в доме, за исключением его дочери Мириам, успели узнать не друг от друга, а на себе, насколько тяжелая у него рука. Служанкам он не давал прохода, а слуг изводил грубостью и придирками. Да, Хорас де Винтер был злым и жестоким. А еще он был порочным. Такой, как он, заслуживал смерти.

Беда в том, что убила его именно Эмма.

Женщин, виновных в преступлениях подобного рода, тоже вешали, хотя и нечасто. Ей это было доподлинно известно. Уж ее-то повесят точно. Как-никак дядя и его незамужняя дочь приняли Эмму в дом, когда она осталась сиротой, и все это время она вела под их присмотром простую жизнь, угодную Господу. Тогда Эмме больше не к кому было обратиться за помощью… Ее отец, имевший оружейные мастерские и составивший состояние на торговле им, практически не имел друзей. Мать Эммы была аристократкой, и в соответствии с понятиями ее родственников этот брак был безусловным, кошмарным мезальянсом. После того как она вышла замуж за оружейника, родные прекратили с ней отношения. И даже то, что ее муж был очень богат, не повлияло на их решение. Мать Эммы умерла во время родов, а отец, души не чаявший сначала в жене, а потом в дочери, — двенадцать лет спустя. После этого Эмма семь лет прожила с де Винтерами в их большом доме на Крауч-Энд, безоговорочно подчиняясь суровым требованиям Мириам, граничившим по сути с религиозным фанатизмом. Но больше всего огорчений ей доставляла не набожность кузины, а домогательства дяди. Его попытки совратить племянницу с каждым годом становились все настойчивее.

Эмме приходилось изобретать все новые и новые уловки, чтобы только не оставаться с ним наедине, но ей и в голову не могло прийти, что он настроен так решительно. Щеки Эммы еще горели от ударов, которыми дядя Хорас пытался сломить ее сопротивление сегодня…

«Нужно готовиться к худшему», — мысленно повторяла она, и худшее не заставило себя ждать.

Служанка, так не вовремя заглянувшая в комнату, бросила взгляд на окровавленное тело, распростершееся на полу, и с воплем побежала по коридору. Не пройдет и нескольких минут, как постояльцы, привлеченные шумом, узнают о том, что случилось.

Эмма попыталась сосредоточиться, но не смогла этого сделать. А может быть, ее вытащат во двор и сразу повесят прямо там — на груше, которая стала частью названия постоялого двора? И даже это лучше, чем встретиться с кузиной Мириам…

Эмма почувствовала на себе чей-то взгляд. Она хотелось поднять голову и осмотреться, однако не могла оторвать глаз от своих рук, вернее, от крови на них. Кровь дяди Хораса притягивала ее взор как магнитом. Эмма до последней минуты не верила в то, что дядя бросится на нее… Он ведь знал, что в чем, в чем, а в решительности его племянница не уступала родной дочери.

И эта пугающая легкость, с какой острие шпаги пронзило его тело!..


В тот зимний вечер настроение у Киллорана было не слишком хорошим. Во-первых, его мучила чудовищная мигрень, а бутылка бренди, которую он взял с собой в дорогу, не только не взбодрила — она еще больше усилила пульсирующую боль в левом виске. Было и во-вторых… У его страданий имелась и другая причина. Дав согласие на то, чтобы к нему приехал кузен Натаниэль, Киллоран пожалел о своем решении уже на следующий день. И все же по причине, непонятной даже ему самому, он оставил приглашение в силе. Если бы Мэттью Хепберн, простой помещик из крохотной деревушки Сент-Джаст в графстве Нортумберленд, был хоть чуточку более сведущим человеком, вряд ли бы он поручил своего единственного сына Натаниэля покровительству их дальнего родственника Джеймса Майкла Патрика, графа Киллорана. На самом деле, родство это было таким отдаленным, что практически могло считаться призрачным: сестра жены Хепберна приходилась кузиной даже не троюродной тетушке Киллорана, а ее мужу. И коль скоро все, кто мог сказать хоть слово во всей этой истории, давно уже пребывали в лучшем из миров, Киллоран мог с полным правом оставить просьбу Хепберна без внимания. В деньгах и благодарности он не нуждался. Что касается чувства долга или вины, подобные мелочи его не занимали вовсе.

И все-таки Киллоран решил воспринимать неминуемый приезд Натаниэля Хепберна чуть более благосклонно. Причина была простой — граф страдал от скуки.

Ему всегда дьявольски везло в карточной игре. В другой интересной игре — с женщинами — он тоже не знал проигрыша. Киллорану удалось покорить всех, кто в той или иной мере вызвал его интерес, за исключением, конечно, молодых девиц на выданье, к которым он такого интереса не испытывал вовсе. Граф поклялся никогда не возвращаться на родину, на развалины поместья Киллоранов — к заброшенному конному заводу, составлявшему когда-то его славу. Да будет на то воля Всевышнего — он никогда больше не ступит на землю Ирландии. У него нет там ни родных, ни друзей, ни сколько-нибудь стоящей земли. Он стал англичанином и умрет им. И, кстати, если его привычная скука не перестанет быть такой беспросветной, последний день его земного бытия наступит весьма скоро.

Судя по записке старого Хепберна, написанной быстрым, летящим почерком, его двадцатитрехлетний сын Натаниэль тоже может считаться истинным англичанином — он был, по мнению отца, трезвомыслящим и основательным, благородным и смышленым. Завершив практическое знакомство со светом, он вернется в Нортумберленд, чтобы вступить в управление их прекрасно обустроенным имением.

Если бы Киллоран не был в то время, когда читал сие письмо, так пьян, то, конечно, не обратил бы на написанное никакого внимания. К сожалению, сейчас среди его привычек числились поздние возлияния. Они, как и ранние, не заполняли душевную пустоту и не облегчали безмерную скуку, однако притупляли ощущение того, что в его жизни, в целом очень комфортной, чего-то все-таки не хватает.

В общем, Киллоран решил ввести своего юного кузена в лондонское общество. Он откроет глаза этому образцу совершенства, покажет, какие подводные камни скрываются под гладью вод, символизировавших внешние приличия. Когда же роль наставника ему наскучит, а произойдет это наверняка очень быстро, он отправит Натаниэля назад, повзрослевшим и умудренным опытом. Мальчик хочет увидеть настоящий свет? Что ж, Киллоран все о нем расскажет и охотно его покажет. Включая такие места, о существовании которых ни один сквайр [Низший дворянский титул в Англии, то же, что землевладелец.] в Нортумберленде даже не догадывается.

Да, в тот день, когда эта идея овладела его затуманенным сознанием, и он черкнул ответное письмо, выражая свое светлейшее согласие, лорд Киллоран определенно выпил больше, чем следовало. Зато сейчас, когда пришло время встретиться с кузеном на постоялом дворе в предместье Лондона, он был раздражающе, отвратительно трезв. Правда, сначала Киллоран решил выпить и пренебречь встречей, но вместо этого все-таки поехал, просто прихватив бутылку с собой.

Ему хотелось бы съездить на континент — Киллоран скучал по Парижу, по легкомысленному веселью Версаля, обитатели которого искренне предпочитали ирландцев, как, впрочем, и представителей любой другой нации, чопорным англичанам. Почему бы не провести недельку-другую в объятиях пышнотелой француженки, способной выполнить все его желания? Он смертельно устал от окружающих его людей и их пустой болтовни. Ему хотелось лишь плотских утех, а еще тишины, и он готов был платить и за то, и за другое. Подобные отношения предполагали безусловную честность, ибо избавляли от необходимости клясться друг другу в любви не только встав с постели, но и даже сев на ней.

Граф тряхнул манжетой, и ее белоснежный кружевной край скользнул по черному атласу плаща. Среди пристрастий Киллорана было и такое — он всегда носил только черное, белое или сочетание этих цветов с отделкой из серебра. Приятели нередко подшучивали над сей причудой. «Сегодня ты похож на чертова пастора!» — любил повторять его друг Сандерсон, быстро раздавая карты, причем на его ловкость в этом деле количества выпитых компанией бутылок повлиять не могло. Конечно, такая манера одеваться была эффектной. Граф не мог появиться в обществе незамеченным, что подчас доставляло ему удовольствие.

Киллоран устало помассировал висок длинными пальцами. Он редко утруждал себя ношением парика и не пудрил свои густые черные волосы, а просто зачесывал их назад.

Пульсирующая головная боль была невыносимой. Как бы не сорваться на кузена Натаниэля — это провинциальное совершенство…

Конечно, могло оказаться и так, что Хепберн-младший просто дурачит своего легковерного отца, а тот и рад был верить. На самом же деле сынок — закоренелый грешник, давно вступивший на путь порока. Впрочем, в этом Киллоран сильно сомневался. Скорее всего, Натаниэль Хепберн действительно добропорядочный и здравомыслящий молодой человек, совсем такой, каким его описал отец… Отвратительно правильный во всем, если только Киллоран не поднимет, насколько это возможно, его до своего уровня. Может, и стоит приложить к этому силы…

«Груша и куропатка» оказалась маленьким постоялым двором, расположенным на краю пустоши, заросшей, конечно же, вереском. Когда карета Киллорана прибыла на место, уже смеркалось. С ленивой грацией, ставшей его второй натурой, граф прошел в общую комнату и обвел тех, кто там в эту минуту был, рассеянным взглядом.

Натаниэля Хепберна он узнал сразу. Тот выглядел моложе своих двадцати трех лет. Каштановые волосы кузена были просто зачесаны, как и у самого Киллорана, назад. Привлекательное лицо немного портил взгляд — недоверчивый и осуждающий. Киллоран не без интереса отметил, что это неодобрение было направлено прямо на него.

— Лорд Киллоран, — Натаниэль вскочил с энергией, от которой в виске у графа застучало еще сильнее. — Я уже начал тревожиться, что с вами что-нибудь случилось.

— Со мной? Что-нибудь случилось? — удивился, протягивая тонкую изящную руку, граф. — Я что, опоздал? И почему бы тебе не звать меня просто Киллораном?

Во взгляде Натаниэля промелькнула растерянность.

— Уже четыре пополудни, сэр. А я приехал рано утром.

— Сэр… Это звучит почти так же плохо, как «лорд Киллоран», — пробормотал граф. — Боюсь, я был несколько рассеян… Ну да ладно. Закажи бутылку бренди, и мы отметим твой приезд. А как только лошади отдохнут, сразу отправимся в город.

— Но, сэр…

— Не стоит благодарности, мой мальчик, — Киллоран помахал рукой. — Ни слова больше. Я знаю, как ты мне признателен…

— На самом деле, ничуть.

Киллоран замер. Ему не хотелось показывать, насколько его забавляет эта сцена. Достав монокль, он вставил его в глаз и окинул молодого человека все тем же рассеянным взглядом. Ну и наглый щенок!

— Как мило, — в голосе его слышалось полное отсутствие интереса к собеседнику.

— Должен сказать вам, сэр, что я не хотел приезжать сюда, — начал явно заготовленную заранее речь Натаниэль. — Меня не интересует городская жизнь с ее сомнительными достоинствами. Но отец настоял на своем решении, а я, как послушный сын, подчинился. При этом я все равно не желаю быть здесь и не желаю, главным образом, пользоваться вашим гостеприимством. Отец пребывает относительно вас в неведении — он ничего не знает о вашей репутации, а я еще в Кембридже слышал о вас немало интересного. Вы, вероятно, и сами знаете, что пользуетесь там дурной славой. Молодым людям советуют не садиться с вами за карточный стол и вообще рекомендуют держаться от вас подальше. Уверяю вас, будь у меня выбор, я бы сюда ни за что не приехал. Жил бы себе в Нортумберленде! Женился бы…

— А-а, — скучающе протянул Киллоран. — Так здесь замешана юная дама. Неподобающее знакомство? Дочка какого-нибудь фермера?

— Да как вы смеете! — вспыхнул Натаниэль. — Мисс Поттл принадлежит к одной из лучших семей Нортумберленда!

— Пара недель рядом со мной, и тебе станет ясно, что запретных тем для меня не существует, — пожал плечами Киллоран. — А ты, если не ошибаюсь, собираешься задержаться здесь подольше?

— Если только вы не отошлете меня тут же назад.

Улыбка Киллорана была не слишком обнадеживающей.

— Вот оно что… А я-то не сразу понял, чем объясняется твоя чудовищная невоспитанность — ты ведь все время делаешь мне какие-то нелепые замечания, — просто невежеством или все-таки здесь есть умысел. Значит, ты рассчитывал, что я приду от твоих грубостей в такой ужас, что немедленно отправлю тебя к отцу? Ты просчитался, потому что забыл, что я ирландец, живущий в Англии. Я успел привыкнуть к оскорблениям.

Натаниэль на время потерял дар речи, за что Киллоран его мысленно поблагодарил.

— Ну а пока, — продолжил он, прежде чем молодой человек успел собраться с мыслями, — мне надо прилечь. Избыток эмоций перед ужином не ведет ни к чему, кроме головной боли. Я сниму здесь комнату на несколько часов, а ты пока можешь посидеть тут и поупиваться своим дурным настроением. Не сомневаюсь, что очень скоро сюда прибудет почтовая карета, направляющаяся на север. Если в итоге выяснится, что ты все-таки уехал, мне останется лишь предположить, что сыновний долг оказался для тебя невыносимым бременем, — граф склонил голову набок, задумчиво рассматривая юношу. — Если же ты останешься, — добавил он уже намного мягче, — то в скором времени поймешь, что утратил всякий интерес к божественной мисс Поттл.

— Это уже неважно, — помрачнел Натаниэль. — Она сама потеряла ко мне всякий интерес…

— Неужели? Да, большинство женщин непостоянны. Но ведь в таком случае тебе ничего не мешает остаться в Лондоне и утолить здесь все свои печали. В столице королевства немало приятных особ, и почти все они носят куда более благозвучные имена.

— Да как вы смеете! — опять воскликнул Натаниэль.

— Это я от тебя уже слышал, — напомнил Киллоран обманчиво мягким тоном — Ты что же, не только невежа, но к тому же еще и зануда? Хочешь — уезжай, а хочешь — оставайся. Как только лошади отдохнут, мы отправимся в Лондон.

— Черт бы вас побрал, — буркнул Натаниэль, но на этот раз куда более тихо. В конце концов, юношеская бравада его была небезгранична.

— Ну это само собой, — безмятежно улыбнулся Киллоран.


Комната, которую предложил ему хозяин постоялого двора, оказалась сырой, а постельное белье влажным. Дрова в камине дымили, а шум, доносившийся неизвестно откуда, любому другому человеку наверняка подействовал бы на нервы, но Киллорану было все равно. Он бросился на постель прямо в своей элегантной одежде и закрыл глаза. Между тем на улице начался дождь и скоро разошелся не на шутку, отчего в комнате стало еще более сыро. Стекла дрожали от порывов ветра, и кроме того, он гулял по полу, но и это не могло отразиться на настроении лорда Киллорана. Час сна — вот и все, что ему было нужно. За этот час его мигрень может стать вполне терпимой.

Из соседнего помещения до него донеслись приглушенные и тем не менее явно сердитые голоса. Затем раздался тяжелый стук, сопровождавшийся кратким вскриком.

Любой оказавшийся на месте Киллорана проявил бы хоть каплю любопытства. Но только не он. За свою жизнь граф повидал всякое и давно перестал интересоваться делами других людей, к какому бы сословию они ни относились. Насколько Киллоран мог судить по звукам, кто-то там, за стеной, только что отправился к праотцам, и явно не по своей воле. Оставалось надеяться, что теперь наконец станет тихо, и он получит возможность уснуть.

Граф уже начал погружаться в приятную дрему, когда чей-то пронзительный вопль буквально сбросил его с кровати. Те крохи хорошего настроения, которые еще были ему отпущены на этот день, улетучились без следа. Киллоран пинком распахнул дверь и решительно зашагал по коридору, туда, откуда донесся этот безумный крик.

Но теперь повсюду воцарилась тишина. Заглянув в одну из комнат, граф увидел там двоих — потрясающе красивую девушку с окровавленными руками и лежащего у ее ног пожилого человека, который, вне всяких сомнений, был мертв.

Итак, мало того, что ему пришлось все-таки приехать на этот убогий постоялый двор, так он еще и оказался на месте преступления. В том, что в этой комнате произошло убийство, сомневаться не приходилось.

Похоже, фортуна решила пошутить с лордом Киллораном, и заснуть ему в ближайшее время не суждено.


— Собираешься упасть в обморок?

Голос был холодным и слегка насмешливым. Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Эмму к реальности. Она взглянула на дверь. На пороге, прислонившись к косяку, стоял высокий мужчина.

Незнакомец был во всем черном, атласном, и только кружевные белые манжеты волной спадали на его кисти. Рубашку украшала серебряная вышивка. Панталоны были сшиты из той же ткани, что и камзол. Высокие, инкрустированные драгоценными камнями каблуки сапог увеличивали и без того немалый рост столь необычно одетого красавца, подчеркивая заодно изящную для мужчины линию ног. Его черные волосы свободно падали на плечи, а взгляд зеленых глаз был насмешливым, изучающим.

— Нет, не собираюсь, — свой голос Эмма услышала словно со стороны.

Ей очень хотелось вытереть кровь с ладоней, но под рукой не было ничего, кроме собственного платья, а это бы только ухудшило ситуацию.

Эмма Ланголет не привыкла находиться в обществе мужчин. Кузина Мириам мало кого пускала в дом — обстоятельство, не вызывавшее у самой Эммы ни малейших возражений. Неудивительно, что за свою жизнь она видела не так уж много представителей сильного пола, а на такого и вовсе смотрела впервые.