Если бы в тот момент меня спросили, как он выглядит, я отвечала бы оборотами типа «как бог», «как суперзвезда», «как совершенство». Но, к счастью, я пишу эти слова, уже в значительной степени придя в себя. И теперь, если быть беспристрастной, лишь скажу, что на пороге замка Харди меня встретил фантастически привлекательный мужчина: высокий, но не слишком, стройный, но не худой, с широкой грудью и сильными руками под свитером, но явно не качок, с аккуратной бородой и сияющими глазами.

Но больше всего меня поразила его улыбка, а если быть до конца честной, само ее наличие. Я поймала себя на мысли, что с моего приезда в Холмсли Вейл если и встречала на лицах людей улыбки, то рабоче-вымученные, а не добрые и искренние, как эта. На нее невозможно было не откликнуться, что я немедленно и сделала.

— Добрый день! — проговорила я одним из своих самых дурацких голосов, которые включаются у меня в неловких ситуациях.

— Сильно ушиблись? — спросил он, кивнув на фонтан.

Я пожала плечами, пытаясь сказать: «Ерунда, ничего особенного», — но скорее это выглядело как: «Понятия не имею». Почти скрытый смешок в бороду и приглашение войти.

Когда дверь за мной закрылась, мужчина протянул мне руку и наконец представился:

— Генри Харди. Хотя вы, наверное, уже догадались.

Он улыбнулся снова совершенно обезоруживающе. А то, что выглядел он непринужденно в этом потрясающем замке, делало его еще обаятельнее.

— Маделин Стоун. — Я тоже представилась, назвав фамилию, хотя в прихожей этого дома хотелось добавить еще несколько званий, как у Дейенерис Таргариен.

Насколько снаружи замок выглядел холодным, неуютным и нежилым, настолько же мягким и теплым он казался внутри. Позже Генри скажет, что это оттого, что я тогда замерзла, а в доме ничего особенного нет. Но он был настоящей викторианской сказкой: деревянные полы и лестницы, накрытые вишневыми с рисунками коврами, огромные часы, которые тикали одновременно в нескольких помещениях. Необъятных размеров холл с высоченными лестницами и переходами с перилами, которые уходили куда-то в темноту потолка центральной башни. Повсюду хаотично, но при этом с каким-то особенным порядком были развешаны картины и расставлены крошечные столики, банкетки, кресла, настольные и напольные вазы, статуэтки из различных материалов, цветы, живые и нет, стойка для зонтиков-тростей, бесконечные шкатулки, большие и маленькие зеркала, множество комодов с запертыми наглухо выдвижными ящиками.

Я так и зависла, рассматривая все это, как турист в кафедральном соборе. Генри не торопил меня, хотя через пару минут спросил:

— Мисс Стоун, я нечасто встречаю гостей, тем не менее могу ли узнать цель вашего визита?

Он как будто создан был, чтобы я чувствовала себя нелепой.

— Да-да, конечно! Мистер Харди…

— Генри, — поправил он меня.

— Генри, — кивнула я с таким радостным видом, словно он пригласил меня пожить в своем потрясающем доме. — Я…

И тут же я поняла, что мой повод прийти и познакомиться с ним немедленно может разрушить всю магию, которая уже расправляла плечи в моем сознании.

Генри устало улыбнулся:

— Вы журналистка, мисс Стоун?

— Нет-нет-нет! — горячо запротестовала я. — Я… писательница.

Он устало закрыл глаза.

— Прошу, выслушайте, — заторопилась я. — Я не планирую как-то очернять вас или вашу семью…

— Это и невозможно, мисс, — в очередной раз перебил он меня.

Я с грустным лицом оперлась о ближайшую стройную деревянную колонну, которая преступно зашаталась под моей тяжестью. Прежде чем я потеряла равновесие и успела снести симпатичную напольную вазу с сухими цветами, Генри подхватил меня и усадил в кресло. Убедившись, что я в порядке, он спросил:

— Чего вы хотите?

Я попыталась максимально стать собой, потому что, кажется, любое мое притворство он раскрыл бы еще до того, как я начала говорить.

— Я пишу книгу. Ну, это логично. — Я закатила глаза. — Узнала о трагедии вашей сестры, вашей семьи. Приехала сюда. Надеялась с вами поговорить, узнать из первых уст, так сказать. Теперь понимаю, что идея, видимо, была так себе. — Я развела руками. — Но если вы позволите мне рассказать миру правду о том, что случилось с вашей сестрой, возможно, это будет то, чего она действительно была достойна. Раз уж случилось то, что случилось, может, хотя бы память о ней будет честной, а не жуткой.

Я даже себя убедила, что мне интересна жизнь и смерть Джинни Харди, а не ее призрак и пропавшие мальчики. Было ужасно неудобно поднимать глаза на Генри, который не издал ни звука, пока я, сидя в кресле, в своей необъятной парке, врала напропалую.

— Откуда вы узнали о моей сестре? Вы явно не из Холмсли Вейл.

Да что же тут нужно носить, что не кричало бы: «Чужак»?

— Мне пришло письмо. — Хоть тут врать не пришлось.

— О моей сестре?

— В целом да, — не моргнув глазом ответила я. — Я запустила конкурс на поиск нового сюжета. История вашей сестры была одним из предложений.

— Выиграла?

Я почувствовала усмешку, пожала плечами и наконец посмотрела на Генри. Глаза у него улыбались, а я снова начала терять способность мыслить здраво.

— Ладно. — Он отлепился от стены и пошел куда-то. — Пойдемте поговорим. Вы, наверное, замерзли. Будете чай или, может, я сварю глинтвейн, что скажете? Куртку можете оставить в том же кресле, а тапочки взять у входа: зимой прошу гостей разуваться, замена промокших половиц в этом доме — занятие очень хлопотное, если не сказать невыполнимое.

Я радостно поспешила найти себе удобную пару тапочек по размеру, скинуть тяжеленную парку и глянуть в ближайшее зеркало.

Хозяина я нашла на кухне, которая поражала воображение своими размерами и великолепием: светлая плитка на стенах и полу; развешанные приборы и посуда, отливающие медью, чистые столешницы, две металлические мойки, огромный деревянный стол в центре, окруженный высокими стульями, на которых можно было бы разместить десяток человек.

Генри поставил чайник на газовую плиту и теперь готовил тосты. Я смотрела на него завороженно, на несколько секунд позабыв, зачем я здесь. Мне хотелось пить с ним чай и молчать или говорить о чем-то несущественном, а не о самоубийствах и исчезновении детей.

— Вы живете здесь один?

Такие вопросы без стеснения выдают одиноких девушек. Затылок Генри, на секунду замершего, дал мне понять, что и он об этом знает.

— Да, один.

— Я в смысле: может, кто-то помогает вам смотреть за домом? Он очень большой.

Генри наконец повернулся и поставил передо мной тарелку с тостами с маслом и сыром.

— Да, конечно, у меня есть помощники. Дом действительно отнимает много времени и сил, я бы не справился один. Ну и на наших конюшнях работают несколько человек. Они минутах в пятнадцати-двадцати отсюда. — Он махнул рукой в окно в сторону от деревни. — Ездите верхом?

— Нет, никогда, — помотала головой я. — Я и лошади никогда не видела близко.

— Совсем городской житель в наших местах. — Генри с улыбкой рассматривал меня. — Если хотите, проведу вам экскурсию и лишу вас лошадиной девственности.

Я чуть не подавилась, глядя на него огромными глазами.

— Простите, эта шутка была уже перебором. — Генри отвернулся к чайнику. — Черный, зеленый?

Я попросила черный чай. Генри разливал его в гробовом молчании, пока я раздумывала, что с ним не так. Если бы он с порога не очаровал меня, после его странной фразы я б, наверное, уже неслась в сторону «Кабана и хряка». Но я осталась на месте и заполняла тишину хрустом тоста.

— Что вы хотели бы узнать, Маделин? — Генри поставил дымящуюся кружку передо мной, а вторую — себе.

Меня так редко называли полным именем вне официальных обстоятельств, я привыкла поправлять в этом случае людей, чтобы называли меня Мад. Но не в этот раз. Мне нравилось, как он это говорил: Маделин.

Я выпрямилась и достала из сумки блокнот.

— На самом деле, все, что вы захотите рассказать, будет мне интересно. Если появятся какие-то вопросы, я задам, с вашего разрешения. Было бы здорово услышать историю с самого начала. Какой была Джинни? — Я осеклась: — Мне можно так ее называть?

— Если всем вокруг можно, то почему же вам нельзя? — Генри улыбнулся. — Тем более ее действительно так звали. Наверное, слишком высокопарно называть маленькую девочку Вирджинией. Или даже Вирджинией Грейс.

Он сел на стул напротив меня и уставился в свою чашку, словно пытаясь найти силы и идеи, как начать свой рассказ.

— Наверное, наиболее подходящее для нее слово — особенная, — начал Генри. — Она была совершенно особенной. Бывает, что удивительные люди рождаются в самых обычных местах.

Я красноречиво обвела взглядом доступную нам часть замка Харди, намекая на его необычность.

— Ну ладно, — согласился Генри, — нашу семью сложно со стороны назвать обычной в традиционном смысле. Но если убрать этот дом и нашу землю, в нас нет ничего примечательного. А все это заработал даже не мой отец, да и, по правде говоря, не думаю, что это хоть когда-то было заработано. Уместнее всего тут слово «получил».

Мне это чувство было знакомо, только последнюю пару лет, но знакомо.