Эр Джей Джейкобс

И вдруг тебя не стало

Бобу и Линде

Глава 1

Черные волосы Паоло развевались на ветру и падали на солнечные очки, которые он всегда носил. Как-то раз Паоло признался, что, по его мнению, в них он выглядит как знаменитость: тогда он не смог подобрать правильное слово по-английски и сказал просто — «как в Голливуде». Но потом, когда я дразнила его «мистером Голливудом», Паоло хмурился и обижался, так что я бросила это. Но воспоминание все равно заставило меня улыбнуться. Всю дорогу до озера одна его рука лежала на руле джипа, а вторая — на моей ноге. Это были первые выходные октября, но погода стояла теплая, почти как летом.

— Какая-то ты подозрительная, — произнес он.

— Я?

Я не видела его глаз за темно-серыми стеклами очков.

— Ты… как вы это называете? Беспокойная. Ты что-то скрываешь, — дразнил Паоло. Его голос был едва слышен из-за ветра. — Чему ты там улыбаешься?

Я покачала головой и включила радио как раз в тот момент, когда заиграли «Братья Оллман».

— Погоди, это же «Бродяга», да? — Он радовался, что смог вспомнить. — Последняя песня была об эрекции Боба Сигера. — Он жил в этой стране меньше двух лет, но все схватывал на лету.

Двигатель взревел.

— Тебе понравится эта пристань, Эмили: аккуратные лодочки, ослепительно-белые паруса. Крепко. Все. Крепко, — сказал он, соединив большой и указательный пальцы и поджав губы.

Я громко рассмеялась, закатив глаза, и он это заметил.

— Я думала, ты уже не пытаешься произвести на меня впечатление, — сказала я. — Давным-давно. — В самом начале отношений я бы добавила в голос металла, попыталась бы быть пожестче. Но сейчас, через год, я уже не давала себе такого труда.

Паоло покачал головой и улыбнулся.

— Ладно, доктор Файерстоун.

Он сам почти закончил писать докторскую диссертацию, но любил подшучивать надо мной из-за того, что я психолог. Словно оценивать Паоло было моим основным интересом. Он шутливо поднял руки, будто защищаясь.

— Что поделать, я люблю красивые вещи. Это не худшее мое качество.

— Может быть, и худшее.

Паоло задумался на секунду дольше, чем я ожидала.

— А какое у меня? — игриво спросила я.

— Ты упрямая, — ответил он. — И думаешь, что можешь все.

— Это две характеристики.

— Ты думаешь, что можешь все. Это хуже всего, — заключил он. — И это первопричина всего остального.

Было неприятно, но сегодняшнее веселье ничто не должно было нарушить. Паоло казался расслабленным — я не видела его таким уже несколько недель. Если он собрался вытащить меня в открытую воду, то ссориться нам точно не стоило.

Любовь к Паоло напоминала мне езду на полной скорости в джипе с распахнутыми дверями. Весь мир проносился мимо, как размытое пятно, но он оставался в фокусе, даже когда я представляла, что падаю на тротуар. Ведь если я упаду, то разобьется только мое сердце, не так ли?

Я взяла телефон. Связи не было. Я попробовала зайти в Интернет, перезагрузив несколько раз страницу. Ничего. Никаких сообщений.

— Сколько еще ехать? — спросила я.

— Что ты там смотришь? — Паоло ответил вопросом на вопрос. — Я гарантирую, беззащитные детишки Теннесси одну ночь переживут без тебя.

— Минуточку. Самый большой трудоголик, которого я знаю, придирается ко мне из-за желания проверить электронную почту? — Я сжала его плечо.

Паоло подмигнул в ответ.

— Хм… Как дела в лаборатории? — спросила я немного погодя. Моя рука переместилась с его плеча к маленьким завиткам над ухом. — Ты даже не говорил о работе на этой неделе.

— Отлично, — сказал Паоло. — Я оставил работу на выходные.

Улыбаясь, я изобразила удивление:

— Ты вообще ничего не собираешься проверять? Ничего, что можно было бы отправить доктору Сильверу? Никаких вопросов, которые не могут подождать до утра?

Паоло взглянул на меня и улыбнулся. Он переключил передачу, и звук двигателя опустился на октаву ниже.

— Все выходные? Даже если тот парень… Как его зовут, он еще постоянно смотрит тебе в рот?

— Мэтт.

— Даже если Мэтт подожжет лабораторию?

— Даже тогда — нет.

На самом деле я скорее изображала удивление. Научный руководитель Паоло по исследованиям, Джей Сильвер, был известен своей преданностью науке. Казалось, этот человек не знал границ между рабочими часами и личным временем: иногда он звонил Паоло по телефону с вопросами или идеями еще до восхода солнца — привычка, которую Паоло оправдывал, убеждая меня, что это все из-за давления грантового финансирования, издательской деятельности, грантов NIH. Я удивлялась звонкам Сильвера в столь необычные часы, пока не поняла, что Паоло, похоже, не возражает. Кто я такая, чтобы читать лекции о сдержанности и балансе?

Когда Паоло затих, я подумала, что на него давят мысли о работе. С другой стороны, если бы я позволяла себе вспоминать о том, что Паоло рассказал мне про эпидемии, я бы тоже не спала по ночам. Он говорил: дело не в том, разразится ли вообще эпидемия, а в том, когда она возникнет, ведь из-за глобализации вспышка в одном месте может означать вспышку везде. В половине больниц страны в случае серьезной вспышки койки закончатся в течение трех недель.

В среднем вспышка H1-N24 происходила каждые два года — временные рамки, которые, казалось, подпитывали стремление ученых создать вакцину.

Паоло трезво отмечал, что у каждого в лаборатории есть план, куда идти, если начнется эпидемия. У меня же от всего этого глаза на лоб лезли от ужаса. Я не знала, понимает ли он до конца, насколько мне дискомфортно, когда он говорит об эпидемиологии, замечает ли, как я вздрагиваю, или как у меня сводит пальцы, или как наполняются слезами мои глаза, когда он описывает потенциальное распространение вируса, погубившего моего отца: первого американца, который заразился H1-N24 и умер от него. Центр по контролю и профилактике заболеваний США в Атланте держал его тело целых две недели после того, как его привезли обратно в Штаты.

Я выбросила мысли об отце из головы и сосредоточилась на дороге, по которой мы мчались, и на круглых пурпурных цветах, яркими пятнами проплывающих мимо. Когда Паоло зарабатывался допоздна, я думала о том, как его исследования спасут жизни — не дадут детям лишиться родителей. Это было то, на чем я сосредоточивалась, когда Паоло не отвечал мне часами.

— Что ж, тогда за свободу, — подняла я невидимый бокал шампанского.

Он быстро показал мне большие пальцы.

— Мы почти на месте.

Было похоже, что мы почти на краю света. Только почтовые ящики время от времени отмечали протоптанные подъездные дорожки, которые выплывали из густых кустов.

Джип тряхнуло, и я сложила руки на животе, чтобы подавить подступающую тошноту. Я откинулась на спинку сиденья, медленно вдохнула через нос, задержала дыхание на два счета, пока мои легкие не стали полными, — та же техника расслабления, которой я учила моих пациентов. Должно быть, только любовь заставила меня согласиться провести ночь на яхте на самом большом озере Теннесси.

Я протянула руку к бутылке Паоло из нержавеющей стали, из которой он всегда пил. Но он накрыл мою руку своей, а потом коснулся горла.

— Не пей после меня. У меня горло болит, — пояснил он.

— Ой, ради бога.

— Серьезно, — сказал он. — Я настаиваю. Как твой личный микробиолог.

Я положила руку на сердце.

— Мой собственный? Неужели? Мой личный? Мне это определенно нравится.

Мы миновали руины дома. Крошащийся кирпич был выкрашен в белый цвет. Крыша обрушилась, будто на нее наступили сверху. Черные пятна краски или пепла — я не могла сказать, чего именно, — окантовывали окна.

— Мы действительно почти приехали? — Я подняла телефон к небу. По-прежнему ничего.

— Ты действительно думаешь, что я не знаю дорогу? — произнес Паоло с усмешкой. Он показал свои кривые зубы, и его лицо стало еще хитрее.

Думаю, мы оба были не уверены.

Краем глаза я видела металлический футляр, в котором лежала его камера.

— Ты уже фотографировал здесь раньше, верно?

Он снова перевел взгляд на дорогу и сбросил скорость, когда мы стали входить в извилистый поворот.

— Прошлой осенью.

Внезапный изгиб дороги застал меня врасплох. Когда дорога вновь стала прямой, Паоло произнес:

— Все цвета отражаются в озере, как в зеркале. Одна сторона реальная, другая — как на картине, будто сделанная крошечными мазками кисти.

Паоло всегда с большим волнением говорил о фотографии. Я представила его с камерой на шее в прошлом году, в его первую осень в Штатах. Бесконечные красные и золотые цвета повсюду. Наивность в его глазах, искреннее удивление.

Дорога сузилась еще сильнее. Шины джипа с правой стороны захрустели по гравию. Мы миновали указатель на пристань. На стоянке машина притормозила, и у меня возникло ощущение, как будто я целый день каталась на американских горках и еще не ступила обратно на твердую землю.

Но Паоло уже вышел из джипа.

— Идешь?

— Просто немного укачало, — ответила я. — Дай мне две минуты.

— Я возьму лодку, хорошо? Сейчас вернусь.

Тропа вела через лес к пристани. Паоло буквально побежал. Я обошла джип спереди. Меня вырвало, и я полезла в сумочку за жвачкой. Моя рука скользнула по пузырьку с лекарством, которое я на всякий случай привезла с собой.