Эрик Фраттини

Пятая заповедь

Уго, самому дорогому из всех, за то, что каждый день он дарил мне любовь и радость. Сильвии, за ее любовь, спокойствие, которое передавалось мне, и безоговорочную поддержку во всем. Без нее я не смог бы написать эту книгу. Моей матери, которая была мне опорой в личных и творческих делах. Ей я обязан всем.

Самое прекрасное — знать все.

Атаназиус Кирхер. Великое искусство познания (1669)

Благодарности

Мануэлю Дурану, Вирхинии Галан, Мерседес Лопес Молина и Марине Пенальва-Альпин, которые читали рукопись во время работы над ней. Их замечания, оценки и советы помогли мне выстроить сюжет этой книги.

Доктору Хосе Б. Дель Валье и доктору Карлосу Веласко из Учебного центра аэрокосмической медицины (CIMA) — за консультации относительно влияния перегрузок на человеческий организм.

Джерри Кеннеди, Робу Черчиллю и Марсело Дос Сантосу, трем крупнейшим в мире специалистам по «Рукописи Войнича». Без их превосходных исследований мне было бы крайне сложно написать этот роман.

Моей матери, настоящей пожирательнице книг, которая следила за тем, как эта история развертывалась шаг за шагом, абзац за абзацем, пока не превратилась в роман.

Пилар Кортес, которая подвигла меня окунуться в волшебный мир литературного творчества.

Частица каждого из них — здесь, в этом романе…

Глава I

Сиена, год тысяча шестьсот тридцатый

Маттео Ардженти шел по темной сиенской улице в окрестностях Пьяцца дель Кампо. С балконов еще свисали флаги городских кварталов, участвовавших в конных состязаниях. Юноша свернул на улицу Фонте и вошел в дом. Единственной мебелью там были две кровати и стол. На полу валялись разрозненные листы из некоей книги, которую никто не мог прочесть.

Маттео стал раздеваться, но тут из-за его плеча протянулась рука в перчатке и заткнула ему рот и нос, чтобы он не мог кричать и дышать. Таинственный гость привычным движением достал тонкий кинжал и воткнул его в шею Маттео так глубоко, что лезвие проникло до самого мозга. Теперь ему надо было подождать еще одну будущую жертву.

Убийца отпустил Маттео, и тот рухнул на пол. Незнакомец извлек оружие из неподвижного тела, завернул труп в одеяло и перетащил его на кровать. Затем он осенил себя крестным знамением, прошептал: «Fractum nec fractuem, silta nec silto» — «Милость за милость, молчание за молчание» — и уселся в ожидании, стирая краем плаща кровь с кинжала.

Спустились сумерки. В дом вошел Марчелло Ардженти — цель номер два. Не дав Марчелло ни секунды, убийца поступил с ним так же, как с его братом. Он опять подкрался сзади. Марчелло был посильнее Маттео, и все же этот человек одолел его и прижал к полу лицом вниз. Со словами: «Готов к мукам во имя Господа» он ударил его кинжалом в глею. Острие пробило язык и нёбо несчастного. Это был тот же самый узкий и длинный клинок, который сразил Маттео. Такое оружие применяли наемные убийцы в Константинополе. Неизвестный научился прекрасно владеть им за годы непрерывной практики. Он положил в кожаную сумку листы загадочной шифрованной рукописи, набросил на оба трупа восьмиугольный кусок материи, осенил тела крестным знамением, точно благословляя их, вышел на улицу и затерялся среди теней так же неслышно, как убивал несчастных Ардженти.

Маттео и Марчелло, племянники знаменитого криптографа Джанбаттисто Порты, выучились у дяди магическому искусству тайнописи. Они составили один из лучших трудов по криптографии, написанных в те времена. Это был трактат о том, как применять определенные системы шифровки, чтобы никто не мог прочесть писем сильных мира сего.

Маттео догадался заменить символы определенными буквами латинского алфавита и сумел прочесть часть той самой книги, которую унес с собой убийца. Марчелло, в свою очередь, справился с другим важным куском, подставив на место букв числа от одного до девяноста девяти и применив частотный анализ. Иезуит Атаназиус Кирхер, известный эрудит и преподаватель папского Григорианского университета в Риме, которому принадлежал манускрипт, скопировал много страниц из него и послал их братьям Ардженти.

Кардинал Франсуа Льенар, советник пап Григория Пятнадцатого и Урбана Восьмого, был напуган результатами расшифровки. Могущественный кардинал нанял убийцу из «Братства восьмиугольника» и, во имя Господа, навсегда заставил замолчать двух ученых. Они могли открыть людям то, что содержалось в этом опасном тексте. Но секрет не удалось сохранить надолго.


Нъю-Хейвен, Коннектикут

Три с половиной столетия спустя

Старый библиотекарь и его помощник зашли в небольшую кондитерскую, расположенную совсем рядом с Грин-стрит. На деревянной двери висел колокольчик, зазывая всех в царство райских ароматов. Только здесь во всех Соединенных Штатах можно было за полдоллара купить венгерский яблочный штрудель — ведьеш ретеш, тающий на языке. Старику нравилось вдыхать запах, исходящий от маленьких печей. Он хорошо помнил пирожные из сладкого теста с яблочным джемом внутри. Его мать пекла такие в родной Венгрии.

Библиотекарь вручил пятидесятицентовик девушке в крестьянском наряде, стоявшей за прилавком. Принимая монету, она обратила внимание на левую руку старика, где все еще был различим лиловый номер, поставленный в адском концлагере Освенцим-Бржезинка. Профессор Аарон Авнер часто вспоминал тот день, когда его родители сидели на кухне их будапештского дома и тихо переговаривались между собой, озабоченно вглядываясь в газетный заголовок: «Адольф Гитлер, фюрер германской нации, подчиняет Венгрию».

Отец Аарона доблестно сражался в кайзеровской армии, но в тот момент угроза военного вторжения заставила венгерское правительство поддержать политику нацистского режима, включая меры, направленные против евреев. Авнер ясно помнил, как в тридцать пятом году самая крупная фашистская партия Венгрии под предводительством Ференца Салаши прорвалась на политическую сцену. Тогдашний премьер-министр Кальман Дараньи решил задобрить антисемитов и нацистов, ограничив права евреев на участие в деловой жизни и введя для них запрет на некоторые профессии.

— Вы никогда не рассказывали мне об этом, — сказал Мило Дьюк, молодой помощник Аарона.

— Рассказывать тут не о чем, — отрезал старик.

Похоже, он не хотел больше слышать никаких вопросов, но в то же время был не прочь поведать кому-нибудь свою историю.

— Политик никогда не отдаст свою жизнь за простого гражданина Он хочет, чтобы простой гражданин отдал за него свою жизнь. Все политики такие.

Они вышли из кондитерской и под лучами вечернего солнца направились к Чепел-стрит. На Аарона нахлынули горькие воспоминания, хотя он и считал, что изгнал их из памяти несколько десятилетий назад.

Юноша опять нарушил молчание:

— Почему венгры не противостояли фашистам?

— Никто не хотел помогать евреям. Вот тогда-то мой отец и понял, что для нас настали тяжелые времена. Потом к власти пришел Пал Телеки, и антисемитские законы стали еще жестче. Евреев стали определять по крови, а не по религии. Многие из них раньше не практиковали христианские религиозные обряды, а теперь начали это делать. Но их все равно преследовали как иудеев. — Голос Аарона заметно дрожал.

— А как вы оказались в Освенциме, профессор? — робко спросил Мило.

— В апреле сорок четвертого Гитлер велел Гиммлеру и эсэсовским мясникам из дивизии «Мертвая голова» еще раз набрать подневольных рабочих — на этот раз сто тысяч евреев из Венгрии. К июлю сорок четвертого почти четыреста сорок тысяч венгерских евреев были депортированы в Освенцим. Большая часть из них угодила прямо в газовую камеру или на расстрел.

Старый профессор и молодой студент присели на небольшую скамейку в парке Нью-Хейвен-Грин, на углу с Черч-стрит, и достали свои пирожные.

— Хочешь знать, как я выжил? Седьмого октября сорок четвертого года фашисты и антисемиты из организации «Скрещенные стрелы» развязали в Будапеште террор против евреев. Это означало, что многих из нас ждет гибель. Когда к власти пришел этот преступник Салаши, мы распрощались с надеждой избежать концлагеря. — Старик прервал свой рассказ, чтобы прожевать кусочек пирожного, напоминавшего ему о любимой родине. — Однажды вечером вооруженные отряды салашистов согнали всех евреев, которые еще оставались в Будапеште, на площадь Тисы Кальмана. Вечером я вернулся домой и увидел, как эти негодяи арестовывают мою мать и обеих сестер. Отцу удалось спрятаться в надежном месте. Это убежище с согласия своего правительства организовал шведский дипломат Рауль Валленберг. Я пробовал кричать, чтобы родные меня заметили, но ничего не вышло. — Старик закрыл глаза, вздохнул и продолжил прерывистым голосом: — Тем вечером я видел их в последний раз. Всех троих ночью увезли в Освенцим. Потом я выяснил, что там их отправили в газовую камеру. Меня арестовали через день, когда я искал отца.

— Вас тоже отправили в Освенцим?

— Да, как и всех остальных. Думаю, это была последняя партия венгерских евреев, привезенная туда. Мне удалось спастись от газовой камеры. Русские и их союзники наступали быстро. Двадцать пятого ноября Гиммлер приказал уничтожить все газовые камеры и крематории в лагере Освенцим-Бржезинка. Через два месяца лагерь эвакуировали. Эсэсовцы погнали нас на запад, в горы Силезии. В Водзиславе тех, кто не умер в пути, то есть сорок пять тысяч заключенных из шестидесяти, погрузили в товарные вагоны и вывезли в лагеря, расположенные на территории Германии. Я оказался в Дахау и выжил. В апреле сорок пятого нас освободили американцы.