— Дороти Паркер как-то заметила, что насмешка может быть щитом, но не оружием…

Дженни молча смотрела на него. Потом, наконец, произнесла:

— Рискну предположить, что Дороти Паркер не была знакома с миром Voire Dei.

Она выбралась из «ауди» под тем предлогом, что у нее затекли ноги. На самом деле она боялась, что Браво по выражению лица прочтет ее мысли. Он догадался, как дорого стоило ей положение в ордене, и, чтобы хоть немного утешить ее, припомнил слова известной писательницы, чье язвительное перо не щадило ни мужчин, ни женщин. Дженни была удивлена и глубоко тронута. Но она не могла позволить себе ни малейшей слабости, особенно теперь, после того, как на короткое время забыла об осторожности…

Они забрали билеты и направились на регистрацию. Телефон Браво зазвонил во время досмотра службой безопасности. Миновав контроль, Браво обнаружил, что Джордан оставил ему голосовое сообщение. Говорил он тихо и напряженно, Браво с трудом узнал его обычно уверенный голос.

Он перезвонил. Джордан отозвался после первого же гудка.

— ?a va, mon ami? [Всё в порядке, мой друг? (фр.)]

— Ничего, справляемся, Джордан.

— Как Дженни?

— Рядом со мной. — Браво нахмурился. Они уже подходили к выходу на поле, и он огляделся в поисках книжного магазина. — Джордан, у тебя очень странный голос.

— А… да. Эти датчане меня совершенно доконали. Без тебя я ни на что не гожусь. Тебе удается как-то с ними поладить; наверное, они тебя просто-напросто боятся…

— Разгадка проста, Джордан. В следующий раз, отправляясь на переговоры, убеди сам себя, что эта сделка тебе не слишком-то и нужна. Они почувствуют твое настроение и уступят, вот увидишь. Они вовсе не намерены упускать выгодное соглашение, поверь мне.

— Хорошо, mon ami. Я так и сделаю. — Джордан перевел дыхание. — Но вот что еще… я обеспокоен тем, что рассказала мне Камилла. Может быть, стоит все отменить? Я имею в виду твои поиски, — ведь ты, кажется, что-то ищешь…

— Нет, Джордан, я не могу. Прости. Я должен это сделать.

— Камилла предупреждала, что ты так ответишь. Позволь хотя бы помочь тебе с охраной. Где вы сейчас находитесь?

— Аэропорт Шарля де Голля. Мы будем в Венеции в 10.45, летим рейсом «Эр Франс».

Браво заметил книжный магазинчик и направился к входу. Дженни шла рядом.

— Bon. Я забронирую для вас места в отеле и отправлю своего человека в аэропорт, чтобы он вас встретил. Его зовут Берио. Он будет вооружен и проведет с вами в Венеции столько времени, сколько понадобится.

— Джордан…

— Это не обсуждается, mon ami. Я не могу позволить себе потерять тебя, — мой бизнес развалится меньше чем через год! — со смешком сказал Джордан, но потом снова посерьезнел. — Береги себя и Дженни. Пока вы не на борту, может случиться что угодно.

— Не волнуйся, Джордан, я буду осторожен. — Браво помолчал. — И вот еще что…

— Oui? [Да? (фр.)]

— Спасибо тебе.

Он оплатил покупки в книжном магазинчике, и они направились к выходу. Объявили посадку на их рейс. С невероятным облегчением Браво и Дженни прошли через необходимые формальности и поднялись по закрытому трапу в самолет.

Свободных мест не было. Дженни, словно направившись в туалет, медленно прошла между кресел, украдкой внимательно изучая пассажиров и стараясь получше запомнить их лица. Вернувшись на место, она пристегнула ремень безопасности.

— Полагаю, все в порядке, — сказала она.

— Интересно, все ли в порядке с дядей Тони.

— Думаю, не стоит особенно за него беспокоиться. Энтони — профессионал.

— Мой отец тоже был профессионалом, — с горечью заметил Браво.

Дженни растерянно замолчала, а он, казалось, был даже рад этому. Самолет оторвался от земли. Спустя несколько минут Браво вытащил вещицы с отцовской яхты, чтобы еще раз внимательно изучить их. Взяв зажигалку, он принялся медленно поворачивать ее так и эдак.

— Полагаешь, это вовсе не зажигалка «Зиппо»? — полушутя спросила Дженни, пытаясь наладить контакт.

Вместо ответа Браво откинул стальную крышку, и Дженни увидела фотоснимок маленького мальчика; карточка была вставлена в щель между механизмом и корпусом зажигалки. Снимок был поблекший, не слишком качественный, но вполне позволял рассмотреть черты лица.

— Ты был очень симпатичным ребенком, — сказала Дженни, наклонившись, чтобы разглядеть снимок.

Он молча закрыл крышку и убрал зажигалку в карман.

— Как ты думаешь, зачем твой отец спрятал в зажигалке это фото?

— Понятия не имею. — Он сразу же понял, что совершил ошибку, только подогрев этими словами ее интерес, и добавил для отвода глаз: — Я и в самом деле удивлен. По словам дядюшки Тони, чувствам не место в Voire Dei.

— Насколько я могу судить, Энтони вообще не слишком сентиментален.

— Он любил отца и любит меня, — сказал Браво. — С другой стороны, способность отсекать излишние сантименты дает ему профессиональное преимущество.

Дженни откинулась на спинку кресла.

— Это как посмотреть.

Она прикрыла глаза.

— Как думаешь, он был прав? — внезапно спросил Браво.

— Насчет чего?

— Насчет завета… и Квинтэссенции.

Дженни открыла глаза.

— Ты не веришь?

Браво не ответил, и она продолжила:

— Твой отец счел рукопись подлинной.

— Кроме него никто ее не видел.

Дженни посмотрела на него и покачала головой.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду?

— Благодаря отцу я стал историком. Я долгое время изучал историю Средневековья, а потому привык относиться с изрядной долей скепсиса к находкам, якобы касающимся Христа и Девы Марии…

Дженни наклонилась ближе к нему. Понизив голос, она произнесла:

— Браво, но ведь это совсем другое дело, разве ты не понимаешь? Этими предметами орден обладает уже много веков…

— Как они попали в сокровищницу, где были найдены, через чьи руки прошли до того? Ответы на все эти вопросы мне неизвестны.

— Черт побери, Браво, это ведь не безделушки, купленные на интернет-аукционе у какого-нибудь нечистого на руку ученого, желающего поднять шумиху вокруг своего имени! Ватикан столько лет отчаянно пытался заполучить их! Да любой Папа Римский из тех, что сменились за эти годы, охотно отдал бы правую руку за…

— Я пока не видел своими глазами ни одного из этих мифических артефактов, — упрямо сказал Браво.

— А это единственное, что может тебя убедить?

— Откровенно говоря, да.

Дженни смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— А как же вера, Браво?

— Вера — яд для знания, — жестко произнес Браво.

— Не понимаю. Неужели Декстер воспитал тебя в безверии?

Нет, подумал Браво. Но этой вере пришлось пройти через тяжкое испытание, и она не выдержала. Рассыпалась на такие мелкие кусочки, что он уже не мог собрать их воедино.

— Боже ты мой, — тихо проговорила она, — как с тобой непросто…

Она подождала немного, но Браво молчал. Тогда она отвернулась и снова прикрыла глаза.

Браво нащупал в кармане зажигалку, а потом снова обратился к остальным предметам. Две пачки сигарет, распотрошенных им еще на яхте. Значок с американским флагом. Золотые запонки. Время от времени он тихонько кивал; губы беззвучно шевелились, словно он повторял про себя какие-то формулы. Монотонный шум двигателей убаюкивал, и большинство пассажиров уже спали. Но над его сиденьем по-прежнему горел свет.

Наконец он осторожно, почти благоговейно убрал вещи отца; не просто вещи, ведь каждая имела свое назначение… Теперь Браво если и не знал точно, какое именно, то, по крайней мере, мог предположить.

На коленях у него осталась только потрепанная записная книжка, и он принялся медленно листать страницы. Ближе к концу он наткнулся на группу записей, озаглавленную бессмысленным словосочетанием: «Ухо Марри». Бессмысленным для кого угодно, но только не для Браво. Он улыбнулся. Персонаж по имени Марри выдумал его отец, когда Браво был ребенком. С Марри постоянно происходили удивительные истории, которые просто завораживали маленького мальчика. Но самой чудесной чертой Марри, неизменно приводившей Браво в восторг, была способность доставать из уха золотые монеты. Декстер в образе Марри сидел на краешке кровати, рассказывая Браво очередную историю…

Под заголовком он увидел список из четырех несуществующих слов. Aetnamin, hansna, ovansiers, irtecta. Напротив каждого слова шла строка из восьми цифр. Браво понял, что это анаграммы, и принялся расшифровывать записи, пользуясь методикой Декстера.

Наконец перед ним были четыре слова на четырех разных древних языках: латинское «manentia», [Незыблемость, постоянство (лат.).] шумерское «ashnan», [Ашнан — богиня зерна в шумерской мифологии.] греческое — на трапезундском диалекте — «vessarion» [Виссарион Никейский — греческий философ и богослов XV века. Родился в Трапезунде, но значительную часть жизни провёл в Италии.] и турецкое «ticaret». [Коммерция, бизнес, торговля (турецк.).] Браво выпрямился в кресле, раздумывая над результатом. Пока он не мог с уверенностью сказать, что означают эти слова.

Он бросил взгляд на заголовок. «Ухо Марри». Золотые монеты… Ну конечно! Последнее слово, ticaret… «Turk Ticaret Bankasi» — «Коммерческий банк Турции»! Таким образом, все это — названия банков в разных городах…

Он принялся за наборы цифр. Переписав последовательности в обратном порядке, исключил нули и шестерки, — Декстер обычно использовал их в качестве незначащих символов, что могло сбить с толку любого криптолога. В итоге получились даты рождения: его собственная, отца, матери и деда. Номера счетов в соответствующих банках, решил Браво.

Радоваться или пугаться открытию, он не знал. Или отец каким-то образом смог предусмотреть все до мелочей… или, что более вероятно, он отправил сына в это путешествие в силу неумолимых обстоятельств, вполне осознавая, что оно обещает быть смертельно опасным.

Погрузившись в размышления, Браво отложил записную книжку и взял в руки купленный в аэропорту «зеленый путеводитель». [Серия туристических путеводителей, выпускаемых компанией «Мишлен».] Пару раз он уже бывал в Венеции, один раз — с друзьями из колледжа, а потом ездил туда по поручению «Лузиньон и K°». Читая, он постепенно живо припоминал все, что знал об этом поразительном городе, где столетия тому назад сошлись Восток и Запад.

Дженни делала вид, что спит. Паоло Цорци, ее наставник, с первого дня тренировок учил Дженни оценивать картину происходящего целиком. «Люди часто слишком сужают область внимания, особенно в экстремальных ситуациях, — говорил он. — Это совершенно естественно. Разумеется, хочется найти выбивающуюся деталь. Но нужно уметь взглянуть на всю картину целиком. Только тогда ты сможешь интуитивно определить, все ли идет как надо. Если ты чувствуешь, что с общей картиной что-то не так, будь уверена: ты найдешь и выбивающуюся деталь…»

Все ее чувства буквально кричали о том, что что-то идет не так; какая-то часть большой картины явно была не на своем месте. Но Дженни не имела ни малейшего представления, какая именно. К тому же это план Декстера, а когда дело касалось Декса, она ни в чем не могла быть уверена, в том числе в собственных ощущениях. Так было всегда.

Господи, какой же она была идиоткой! Когда Декстер поручил ей защищать Браво, она не возразила ни единым словом, и вот теперь… О чем она только думала? Работать с Браво, испытывая при этом то, что испытывала она… Пожалуй, тяжелее задания у нее еще не было. Любой разговор неизбежно заставлял обоих говорить неправду, уходить от ответов, любая фраза могла неожиданно обернуться западней, особенно когда речь заходила о Дексе. Знал ли Декстер, что так будет? Ей никак не удавалось отделаться от этой навязчивой мысли. У Декстера был любопытный талант предугадывать будущее. Не раз Дженни удостоверялась в этом, и однажды спросила прямо. Но он только пожал плечами. Их с сыном объединяет, по крайней мере, одна общая черта: умение хранить свои секреты…

Она мысленно чертыхнулась, проклиная Декса за то, что он втянул ее в эту историю, и тут же почувствовала раскаяние, устыдившись своей слабости. Поудобнее устраиваясь в мягком кресле, она попыталась заставить себя уснуть. Тело тут же заныло; болело все, что могло болеть, — а заодно и то, что не могло, как Дженни до этого момента наивно полагала. За компанию раскалывалась и голова, и Дженни потерла пальцами виски, совершенно забыв, что притворяется спящей.

Она прислушалась к тихим, едва различимым звукам рядом с собой. Интересно, что делает Браво? Для нее он оставался неразрешимой загадкой. Всякий раз, когда Дженни вроде бы удавалось понять, что он за человек, тут же оказывалось, что все ее умозаключения не стоят и ломаного гроша. Взять хотя бы эту детскую фотографию. Браво должен быть счастлив, обнаружив, что отец повсюду носил с собой его фото. А вместо этого он замкнулся в себе; Дженни ясно почувствовала, что это открытие как будто причинило ему боль. Впрочем, разве вправе она осуждать Браво? Ее собственные тайны казались Дженни разделившей их пропастью, и с каждым днем у нее все меньше сил, чтобы перепрыгнуть на другую сторону и оказаться рядом с ним…

Усилием воли Дженни заставила себя отвлечься от мыслей о Браво. Вновь и вновь она мысленно отступала на шаг назад, чтобы увидеть картину последних событий в перспективе. То, что она видела, ей определенно не нравилось. Что-то было не так, совсем не так, но Дженни, хоть убей, не понимала, что именно.

— Возможно, я отправлю в Венецию другого человека, — сказал Джордан, обращаясь к матери.

Они мчались сквозь сияющую парижскую ночь на одном из лимузинов компании, и сейчас их, сидящих бок о бок в полумраке салона, можно было легко принять за брата и сестру.

— Брюннер, мне кажется, подходит лучше, — продолжил Джордан.

— Брюннер? Из Люцерны? — сухо бросила Камилла. — Держу пари, это идея Спагны. Как я уже говорила, ты напрасно позволяешь этому человеку так сильно влиять на твои решения. Кроме того, Корнадоро уже на пути в Венецию. Он прекрасно справится с ролью защитника.

Сена тускло блестела в холодном голубоватом свете месяца, под величественными каштанами, простершими руки-ветви над набережной, где совсем недавно Браво и Декстер Шоу тайно обсуждали одним им известные вопросы.

— Я могу в любой момент отозвать его.

— Решение уже принято.

— Ты что, сердишься, матушка?

— Нет, Джордан, конечно, нет.

Камилла мельком глянула в окно. По мощеной набережной и изящным мостам через Сену, как всегда, бродили влюбленные парочки. О… снова быть молодой, невинной, влюбленной!.. Взяв себя в руки, Камилла прогнала прочь непрошеную мысль. Эти дни давно миновали. Это было в прошлой жизни, когда она и сама была другой. Или нет? На самом ли деле она с тех пор изменилась? Камилла не знала. Она не была уверена, что хотела бы вернуть ту, прошлую жизнь, превратившуюся теперь в жестокий мираж, наваждение, в песок, струящийся между пальцами…

— Я просто несколько удивлена, — продолжила она. — Ведь оба мы знаем, что у Корнадоро безупречная репутация. Он один из лучших наших людей. Возможно, самый лучший.

— Спагна верно заметил, что у него слишком сильный характер. Он может проявить не только настойчивость при выполнении задания, но и своеволие.

— При всем том он очень умен, не знает жалости и полностью предан нашему делу. — Камилла наклонилась и прошептала что-то на ухо водителю. Лимузин свернул с набережной, направляясь к левобережному Седьмому округу. — Теперь, когда Иво и Донателлы больше нет, никто, кроме него, не справится лучше.

— Он недостаточно деликатен, чтобы исподволь отвлечь от Браво стража.

— Иногда женщинам нужна вовсе не деликатность. Тебе наверняка известно, что он умеет обращаться с женщинами, — ответила Камилла. — Я не без оснований подозреваю, что Дженни Логан чрезвычайно уязвима в этой области. В Сен-Мало у меня была возможность понаблюдать за ней. А Спагна, если не ошибаюсь, ни разу в жизни ее не видел.

— Что ж, здесь у тебя явное преимущество.

— Это ведь не рядовая операция, дорогой. Малейшая ошибка может стать непоправимой. — Она посмотрела в окно. Машина ехала по Рю-де-ла-Комет. Камилла поискала глазами светящуюся вывеску.

— Bien. Пусть будет Корнадоро, — кивнул Джордан. — Но с одним условием.

Лимузин остановился перед расписанной вручную вывеской магазина, гласящей: «Ножи Темье». Камилла первой вошла в узкое, тесное помещение магазинчика; Джордан шел следом. Многочисленные фотографии ножей украшали стены. Заднюю стену занимала небольшая стеклянная витрина с тремя рядами превосходных ножей ручной работы.

— Bon soir, madame Muhlmann. [Добрый вечер, мадам Мюльманн (фр.).] — Небольшого роста плешивый человечек торопливо вынырнул из-за демонстрационной витрины. У него были длинные, тонкие пальцы хирурга, элегантные, как ножи, которые он продавал.

— Все готово? — спросила Камилла.

— Bon sur, madame. [Разумеется, мадам (фр.).] — Человечек скромно улыбнулся. — Исполнено в точности с пожеланиями мадам. — На его раскрытой ладони лежал небольшой нож.

Камилла взяла в руки маленький складной нож с перламутровой рукоятью, нажала на потайную кнопку. Выскочило стальное лезвие. Продавец выложил на прилавок отпечатанные снимки, которые Камилла послала ему из Мон-Сен-Мишель. Она сравнила фотографии и копию и удовлетворенно отметила, что нож в точности повторял найденный в вещах Дженни.

Она поблагодарила мастера и расплатилась. Они вышли на улицу, и Камилла обернулась к Джордану.

— О каком условии ты говорил?

— Я велел Деймону представиться им, как Майкл Берио. О человеке по имени Корнадоро Дженни Логан наверняка слышала. — Джордан улыбнулся матери той особенной доверительной улыбкой, которой не удостаивался больше никто. — Ты права; мы ждали так долго и терпеливо, мы распланировали все заранее и теперь не можем позволить себе допустить ошибку. Присмотри за Корнадоро, держи его на коротком поводке. И будь осторожна.

— Ты же знаешь, я всегда осторожна, — сказала Камилла, усаживаясь рядом с ним на сиденье.

Черный лимузин отъехал от тротуара, свернул за угол и помчался прочь, растворившись в потоке машин, не замирающем даже ночью.