Картли расцепил скрещенные на груди руки; вытащив тонкую черную сигарету, щелкнул золотой зажигалкой.

— Это место никак нельзя назвать цивилизованным, — произнес он, ни к кому из них конкретно не обращаясь. — Вот где ошиблись греки. Сойдя на берег в Трапезунде много веков назад, они попытались приручить его. Заблуждались и венецианцы, хотя они были умнее греков, не так доверчивы. В конечном счете, Трапезунд изначально принадлежал оттоманам, а они не были цивилизованным народом, о нет. Взгляните, в кого они превратились. Турки! А чего стоят эти русские спекулянты, на всех парах ринувшиеся через море за быстрыми барышами… — Картли мрачно покачал головой. Его окружал некий специфический, почти осязаемый ореол ежечасно преумножаемого богатства, словно прямо у него внутри, не останавливаясь ни на минуту, работал станок, печатающий банкноты.

— Спасибо, что уделили мне время… — начал Браво, но Картли, не дослушав, продолжил:

— Папа умирает. Времени совсем мало.

— Поэтому я здесь. Положение отчаянное.

Картли повернулся к нему. Черная сигарета, зажатая между ярко-красными губами, смотрелась зловеще.

— Да. Та самая ситуация, которой орден старался не допустить долгие века. Полагаете, кардинал Канези хочет спасти Папе жизнь из гуманных соображений? Ничуть не бывало. Это единственно жажда власти и страх за собственную шкуру. Новый Папа, если он окажется достаточно умен, разумеется, не станет терпеть рядом с собой эту клику. Он избавится от них, затопчет угрожающие его единовластию тлеющие угли.

Под ногами лежал крупный песок, словно золото, просеянное и готовое к погрузке на корабль…

— Эти новости насчет Папы… недавние?

— За кого вы меня принимаете? Разумеется. Мне доложили об этом не больше часа тому назад. — Картли впился угрюмым взглядом в лицо Браво. — Вы в большей опасности, чем можете предположить, мой друг. У Ватикана появились новые глаза и уши в Трапезунде. Но их имена нам неизвестны, и я никак не могу вам помочь.

Внезапно взгляд Картли остановился на рукояти кинжала в бархатных ножнах, который Браво заткнул за пояс. Он удивленно прищурился.

— Что это?! Не может быть… неужели кинжал Лоренцо Форнарини?

— Именно. — Браво вытащил кинжал, чтобы показать его Картли. — Из саркофага Лоренцо в Венеции.

— Бог ты мой! — Картли глубоко затянулся. — Ведь именно здесь, в Трапезунде, Форнарини узнал о существовании ордена, поклялся помогать посвященным и защищать их от недругов. Он выполнил слово, сражаясь поистине бесстрашно, так что святые отцы были изумлены его преданностью.

Когда рыцари святого Клемента атаковали Сумельский монастырь, фра Леони чуть было не погиб от рук предателя из числа входящих в Haute Cour. Лоренцо Форнарини успел вмешаться в последний момент, фра Леони был тогда хранителем, великим магистром он стал позже.

Фра Кент ранил его, и к тому времени, как фра Леони добрался до сокровищницы, рана нагноилась, и началась лихорадка. Он умирал. Согласно договоренности, возле тайника его встретил фра Просперо, великий магистр ордена. В те времена ключи хранились у двоих: великого магистра и хранителя. Вдвоем они приняли судьбоносное решение, фра Просперо, воспользовавшись описанием в рукописи Иисуса, излечил фра Леони при помощи Квинтэссенции — священной субстанции, исцелившей Лазаря и, как утверждается в Завете, поднявшей на ноги еще многих немощных и усопших…

Фра Леони не только выздоровел, но и прожил еще триста пятьдесят лет. Он стал великим магистром и сумел сохранить орден даже в темные и тяжкие времена. Полагают, что он умер в 1918 году, во время охватившей весь мир эпидемии гриппа. Но, разумеется, никаких точных свидетельств не существует.

Заиграла стремительная электронная мелодия, и Картли вытащил еще один телефон. Откинув крышку, он прижал трубку к уху и некоторое время молча слушал, потом коротко бросил:

— Да. Немедленно.

Убирая телефон, он сказал, обращаясь к Браво:

— У нас новости. Один из моих наблюдателей выследил Дженнифер Логан, она уже в Трапезунде. Да-да, я знаю о ее измене. Информация распространяется быстро. Я отдал приказ. Мой человек пристрелит ее.

Глава 24

— Нет, — сказал Браво.

Картли усмехнулся.

— Вы в моем доме.

— Если она умрет, как мы узнаем, были ли они с Паоло Цорци единственными предателями? Что, если нет? Лучший способ узнать — заставить ее говорить.

Картли умел соглашаться с вескими аргументами. Снова достав телефон, он нажал на один из номеров быстрого набора и проговорил в трубку:

— Не стреляйте. Доставьте ее сюда.

Его усмешка стала жесткой, почти жестокой.

— Надеюсь, вы уверены в том, что говорите, и вам достанет сил для настоящего допроса. Ваш отец определенно не был на это способен.

— Есть другие способы, — сказал Браво.

— Назовите хоть один, — Картли говорил без раздражения, без сарказма, он просто спрашивал.

— Эта женщина пыталась убедить меня, что она не предавала орден, что отца Мосто в Венеции убил кто-то другой, а ее просто подставили. Я колебался, не зная, верить или нет… но потом она застрелила Энтони Рюля. Я могу поговорить с ней. Она выслушает меня, я смогу узнать от нее больше, чем кто бы то ни было. — Браво ничего не сказал о своих личных мотивах, о ненависти, которую он испытывал при мысли о том, как Дженни соблазнила и обманула и его, и его отца.

— На вашем месте, Браво, я был бы очень осторожен. Каким образом, по-вашему, она узнала, что вы в Трапезунде?

Браво молча смотрел на Картли.

— Вы говорили отцу Дамаскиносу, куда направляетесь?

Да… священник спросил, куда он едет, и Браво ответил.

— Разумеется, вы ему рассказали, — без тени сомнения продолжил Картли. — Должно быть, это она выпытала у него информацию, а потом убила.

— Отец Дамаскинос убит?!

— Прошлой ночью. В собственной квартире. Один из наших людей нашел его тело и позвонил мне. — Картли яростно сплюнул, словно произнося про себя проклятья. — Его лицо обгорело, а горло было перерезано — притом очень необычным способом.

— В каком смысле?

— Убийца орудовал кинжалом, предназначенным для нанесения колотых ран. Как я узнал? Колющее оружие не предназначено для таких целей, и разрез выглядит специфическим образом. Ошибка исключена. — Картли помолчал. — Мне знаком этот почерк. Так расправляется с жертвами один из наемников рыцарей святого Клемента. Должно быть, он ее и научил. У нее есть такой нож?

— Ни разу не видел, — мрачно сказал Браво. — Но эта мерзавка все время подбрасывала мне сюрпризы…

— Полагаешь, это умно позволять им встретиться наедине? — сказал Деймон Корнадоро, наблюдая за тем, как Дженни пробирается по улочкам рынка.

Камилла посмотрела на него, искренне любуясь. Прекрасен, точно статуя работы Микеланджело. Она провела изящным указательным пальцем по его губам.

— В чем дело, любовь моя? Думаешь, ей удастся убедить его, и он поверит в неудобоваримую правду? Моя ложь гораздо более убедительна.

— Разумный довод, но логика здесь ни при чем. Между ними особенная связь, я понял это еще в Венеции. Когда я поднял ее на палубу катера, обхватив и прижав к себе, он был готов убить меня на месте.

Камилла рассмеялась.

— Mon dieu, ну и воображение у тебя, милый! Они просто трахаются, а ты видишь небо в алмазах.

Корнадоро пожал мощными плечами.

— Их удалось рассорить, но я хочу быть уверен, что Шоу не изменит решения.

— Чья, в конце концов, это была идея, Деймон, твоя или моя? Не беспокойся, что касается раздоров, тут я мастерица на все руки. Теперь Браво ее ненавидит, она ведь убила его обожаемого «дядю Тони». Все идет в точности по плану.

Камилла ощущала исходящие от Корнадоро тепло и легкую дрожь возбуждения от близости ее тела. Наклонившись, словно для того, чтобы лучше рассмотреть Дженни, она ненароком прижалась к нему своей высокой грудью, небольшим крепким животом, сильными бедрами.

— Женщины редко получают то, что хотят, Камилла; впрочем, мне сложно понять их желания.

Он улыбнулся этой идиотской улыбкой, — улыбкой, разоблачающей его слабость, очевидную для Камиллы, да и для любого другого достаточно умного собеседника. Она так хорошо видела эту слабость, так отчаянно тосковала по времени, когда рядом с ней был Декстер. Человек, который всегда видел картину целиком.

— Но ты, ты другая, Камилла, ты понимаешь мужчин лучше, чем остальные женщины.

— Лучше, чем сами мужчины, скажем так, — заметила она. — Все дело в этом, верно?

— Как тебе это удается? Вот что мне хотелось бы знать…

Камилла провела ногтем по его чисто выбритой щеке.

— Бедный глупенький мальчик. Раз ты сам не понимаешь, бесполезно тебе и объяснять.

Корнадоро разозлился, чего она и добивалась. Глаза сверкнули, он напрягся, как зверь перед прыжком, и попытался схватить ее, но Камилла ловко увернулась и отступила на пару шагов. Но она не стала смеяться над ним. Она всегда знала, когда нужно остановиться, и никогда не переступала черту. В этом была ее сила. Лишь однажды ей не удалось добиться своего… Но Корнадоро об этом не знал и никогда не узнает.

— Alors, у тебя есть «хускварна». — Она кивнула на снайперскую винтовку. — Самое время ее использовать.

Они стояли друг напротив друга посреди шумной разноголосой толпы. Никто из суетившихся вокруг людей не обращал на них внимания. И все же были наблюдатели, крайне заинтересованные в исходе разговора, хотя ни Браво, ни Дженни об этом не подозревали.

— Я говорил, что убью тебя, если увижу еще хоть раз, — сказал он.

Дженни развела руками.

— Вот она я. — Она прикусила губу, чтобы не закричать в голос: «Господи, как заставить его услышать?»

— Ты вооружена?

Она рассмеялась, и от горечи этого смеха ей захотелось сплюнуть.

— Думаешь, я пристрелю тебя?

— Ты же пристрелила дядю Тони.

— Он был предателем, лазутчиком рыцарей!

— Ты перерезала горло отцу Дамаскиносу!

— Что?! — Дженни изумленно уставилась на него. — Что ты сказал?

Он шагнул к ней, ненавидя ее и изумляясь мнимой естественности ее реакции. — Где он?

— Если отца Дамаскиноса и убили, я не имею к этому ни малейшего отношения, — сказала она звенящим от напряжения голосом.

— Я больше не могу быть ни в чем уверен, — отрезал Браво. Хватит с него этой напускной невинности. — Где кинжал?

— О чем ты, черт возьми, говоришь?

— Отдай мне его немедленно!

— Ты с ума сошел? Я понятия не имею, о чем…

Он схватил ее за руку и потащил в тень истрепанного, ветхого навеса. Со стороны они выглядели обыкновенной парочкой, повздорившей по какому-нибудь пустячному поводу.

— Отпусти меня, — тихо, ожесточенно сказала Дженни. Несмотря на все ее старания, он упорно не желал слушать, и ее поневоле все больше злило это бестолковое упрямство. Какой смысл оправдываться? Его холодный, отстраненный взгляд лучше всяких слов говорил о том, что он все равно ей не поверит. Он не хотел верить. Теперь Дженни ясно видела это, опускаясь все ниже в глубины отчаяния.

— Так вот, послушай, — процедил Браво. — Михаил Картли — уверен, тебе знакомо это имя — жаждет твоей смерти. Он отправил человека, чтобы тот пристрелил тебя, наказав по заслугам за предательство…

— Я не предавала вас!..

— Заткнись! — Браво резко толкнул ее, так что она, отшатнувшись, чуть не сбила с ног плотного круглолицего турка, с энтузиазмом торгующегося с уличным продавцом из-за медного чайника. Браво не обратил внимания на его короткий удивленный выкрик. Он пытался не замечать темных кругов под глазами Дженни, ее неестественной бледности… будто что-то неумолимо разрушало ее, подтачивая изнутри, разъедая душу. Это было непросто, — стоило только увидеть ее, и сердце мучительно заколотилось. Несмотря на все ее вранье, ее коварство, ее чудовищное, бесчеловечное предательство, он… Боже, помоги мне. Сердце болезненно сжалось, словно от неожиданного жестокого удара. Сможет ли он простить себя за то, что все равно любит ее?

— Ты до сих пор жива только потому, что я обещал Картли поговорить с тобой. Узнать имена оставшихся предателей, если они существуют.

— Понятия не имею. Тебе надо было спросить у Энтони Рюля…

Имя Энтони на ее губах перешло в крик — Браво грубо выдернул ее за руку обратно на шумную улицу, потрясенный неожиданно открывшейся ему истиной. Владевшая им безумная, всепоглощающая ярость была порождена любовью. Его ненависть к ней не была профессиональной ненавистью. Он не сумел внять предостережению дяди Тони, он позволил себе окунуться с головой в опьяняющие волны Voire Dei. Он любил ее, а она была воплощением зла. Боже, как такое могло с ним случиться?

— Что ж, раз ты не хочешь отвечать по-хорошему, я отведу тебя к Картли, — нарочито зловеще произнес он. — Он заставит тебя заговорить…

Он встретился с Дженни взглядом и прочитал в ее глазах вызов. Та часть его души, что по-прежнему любила ее, сжалась испуганным комочком и замерла на границе сознания. Браво услышал, как какой-то незнакомец его голосом произносит:

— …Если понадобится — под пыткой.

Дженни оцепенела, ошеломленная, словно пораженная ударом молнии.

— Как ты можешь… Господи, да как у тебя только язык повернулся! Я готова отдать жизнь, защищая тебя, и ты это знаешь!

Рядом с щекой Дженни что-то коротко прожужжало; охнув, она отшатнулась и сделала шаг назад. Круглолицый турок потерянно взмахнул руками, выронив купленный чайник, и начал заваливаться на продавца. Пуля угодила ему прямо между лопаток.

Рынок захлестнуло настоящее цунами криков и отчаянно жестикулирующих рук. Со всех сторон к месту происшествия сбегались люди. В образовавшейся толчее Браво на мгновение потерял Дженни из виду. Воспользовавшись моментом, она растворилась в толпе. Преследовать ее было бессмысленно. Через несколько секунд она исчезла бесследно, а его подхватил беспорядочный, неуправляемый поток охваченных паникой людей.

— Вы обещали мне…

— Я человек слова, — жестко сказал Картли.

— И все-таки кто-то из ваших людей пытался убить ее.

Картли скрестил руки на груди. Браво увидел цветную татуировку на тыльной стороне запястья: на смуглой коже расправил рыжевато-коричневые крылья летящий ястреб.

— Ручаюсь, стрелял не мой человек.

— Кто же еще? — спросил Браво.

— Вы сомневаетесь в моей честности?

— Я просто спрашиваю.

Картли мрачно сдвинул брови. В его голосе появились едва различимые новые интонации.

— Нет. Вы обвиняете.

— Это лишь ваша трактовка, и не слишком точная.

Калиф коснулся плеча Браво, пытаясь остановить его, отвести в сторону от греха подальше. Но Браво стряхнул его руку, вознамерившись стоять на своем.

Они застыли по углам невидимого треугольника перед входом в магазин, окруженные отпрысками Картли. У него было четверо взрослых сыновей, сложенных в точности, как отец, таких же жилистых и крепких, и дочь, с которой Калиф уже успел познакомить Браво. Браво чувствовал, что в воздухе повисло напряжение, но на этот раз совсем не деловое. Давешние посетители давно ушли; торговцев, обсуждавших с Картли условия сделок, несколько минут назад проводил к выходу его старший сын.

— Ирема, твое место дома, с матерью, — сказал Картли.

— Но, отец…

Один из ее братьев оборвал возражения, отвесив сестре затрещину. Ирема смолчала, только прикусила до крови губу.

Картли и не подумал бранить сына; вместо этого он произнес:

— Ступай. Ты будешь наказана. Но если мне придется отправить с тобой брата, наказание будет еще более суровым.

Ирема сердито посмотрела на ударившего ее брата, потом перевела светящийся искренним любопытством взор на Браво. Мгновением позже, пряча глаза от свирепого взгляда отца, она поспешила прочь и пропала за ближайшим поворотом.

Красная пыль покрывала их обувь и края брюк, въедалась в ладони, напоминая засохшую кровь. Пыль слабо пахла мускусом; острый, терпкий запах окружал их, туманя зрение. Когда снежные козлы сцепляются рогами, только один выходит победителем. Оба, и Картли, и Браво, знали это. Вот чего пытался избежать Калиф.

— Совершенно ясно, что это недоразумение. Вы просто недопоняли друг друга, — сказал он по-грузински. — Не время пререкаться по пустякам. Кроме того, Михаил, — не разумнее было бы продолжить разговор внутри?

Но они не собирались прислушиваться к его словам.

— Я мог бы заставить ее говорить, — сказал Браво. — Но мне помешали. Теперь возможность упущена. Не думаю, что это пустяки.

— Возможность упущена из-за чьей-то неопытности, — бросил Картли. — Это было твое задание.

Браво замахнулся. Картли выставил вперед плечо, принимая удар, схватил Браво за запястье и начал выворачивать ему руку.

Браво заехал сопернику в живот кулаком, — окружающие изумленно выдохнули. Высвободив руку, он опрометчиво шагнул вперед и напоролся на апперкот Картли. Мощный удар сбил Браво с ног. Пригнувшись, Картли наступал. Браво, с трудом приходя в себя, колебался. Наконец немного отдышавшись, он выхватил кинжал Форнарини.

Картли замер. Четверо его сыновей, напротив, бросились к Браво, но грузин поднял руку, остановив их. Сверкая глазами, он смотрел на Браво.

— Осторожнее, — с напором сказал он. — Хорошенько подумай, черт побери, перед тем как пустить его в ход!

Браво крепче сжал рукоять кинжала. Калиф снова подал голос:

— Послушайте, вы оба. Не хватало только, чтобы члены ордена ополчились друг против друга. Вот тогда и в самом деле все будет потеряно.

Картли презрительно усмехнулся.

— Этот американец приходит сюда с протянутой рукой, прося о помощи, и тут же, не успев перевести дух, приказывает мне, словно охотничьему псу, бежать у его ноги. Потом принимается обвинять меня и пытается побить, — опять же, как непослушного пса, — ожидая, что я стану пресмыкаться перед ним. — Он сплюнул. — Собственно, я не слишком удивлен. Бой будет продолжаться, пока разъяренный бык не поднимет на рога даже самых благоразумных зрителей. Это ведь в духе Америки, американцы поступают так всегда и везде, не так ли?

— Это в духе Voire Dei, Картли. Прежде всего мы с вами оба…

Картли выругался по-грузински и по-турецки.

— О чем мне говорить с человеком из страны, чье правительство в сговоре с преступниками, до сих пор подвергающих гонениям мой народ?

— Бога ради, Картли…

— Очередной момент, требующий разъяснения. Какого бога, Шоу, моего или вашего?

— Мы оба люди.

— Но очень разные люди, верно? Вы пытаетесь использовать меня, как ваше правительство — русских, исключительно в собственных целях.

— Михаил, все-таки не забывайте, что Браво — хранитель. Это ваша обязанность — защищать его и помогать ему, — негромко, но решительно вмешался Калиф.

— Хранитель не должен быть заносчивым глупцом. И ты еще его выгораживаешь!

Браво, чувствуя, как охватившая его тоска снова уступает место злости, шагнул к Картли, но Калиф сгреб его за плечи, стиснул стальными пальцами, не давая двинуться с места.

— Не делай этого, остановись, — шепнул он на ухо Браво. — Я предупреждал, этого человека легко вывести из себя, и тогда он очень опасен.

Вслух Калиф произнес:

— С чего ты взял, что я кого-то выгораживаю? Я сотни раз преломлял с тобой хлеб, я знаю твоих детей с пеленок, я всегда советовался с тобой. Мы ведь друзья, Картли. Друзья.