Я начинаю думать, что, возможно, швейцарцы не такие уж скучные. Они просто знают, что путь начинается извне.

Я воссоединяюсь со своей любовью. Возвращаюсь в швейцарский поезд. Моя следующая остановка — Цюрих, город настолько чистый, что на его фоне Женева кажется трущобами. Я заселяюсь в свою гостиницу, и мне нужно где-то убить время. Я совершаю небольшую поездку до близлежащего холма. Общественный транспорт Цюриха работает на доверии, за исключением того, что контролеры ездят вместе с пассажирами и примечают безбилетников. Доверяй, но проверяй. Это то, что происходит в моем автобусе — допрашивают мужчину средних лет. Он явно пытается объяснить, что уже выходит. Он выглядит раздосадованным, смущенным, но не испуганным. Я понимаю, что безбилетников пугает не штраф, а публичное унижение быть уличенными.

На вершине холма моему взору предстает весь Цюрих, словно на полотнах эпохи Возрождения. Я чувствую себя здесь в безопасности, и это происходит со мной, возможно, потому, что мы находимся на высоте. Может быть, это влияет на нас, как на шимпанзе, которые стремились забраться повыше на дерево и раскачивались на ветвях. С высоты они могли видеть любую потенциальную опасность, не опасаясь быть замеченными.

Это прекрасный день: чистое небо, видно все до горизонта. Люди принесли свои обеды и устроили импровизированные пикники. Я вижу пожилых мужчину и женщину, сидящих на скамейке в парке. Он носит итальянскую шляпу и сидит неподвижно. Рядом женщина с двумя собаками. Собаки, я клянусь, щиплют друг друга за пятки, улыбаясь. Они не привязаны, но и не пытаются бежать. Это же швейцарские собаки.

Это все замечательно, думаю я, но мне пора. Тип мышления, который обычно срабатывает, но на этот раз я останавливаюсь. А куда, собственно, я собрался? Сейчас 3 часа дня, прекрасного весеннего дня в Швейцарии. Меня никто не ждет, спешить некуда.

Британский ученый Авнер Оффер писал, что «достаток порождает нетерпение, а нетерпение подрывает благосостояние». Он прав. Вы не увидите много нетерпеливых бедных людей (они несчастны по другим причинам, позже я расскажу об этом подробнее). А затем меня осенило. Швейцарцы богаты и терпеливы — редкое сочетание. Они знают, когда остановиться. На самом деле, я пробыл в Швейцарии две недели, и за это время ни один человек не посмотрел на свои идеально работающие позолоченные швейцарские часы и не сказал «я должен идти» или «мне давно пора вернуться к работе». На самом деле это я все время поглядывал на свои пятидесятидолларовые «Seiko».

При помощи друзей я создал блог для сбора комментариев швейцарцев о счастье. Один, в частности, привлек мое внимание, и сейчас я его вспомнил.

«Может быть, счастье заключается в следующем: не чувствовать, что вы должны быть где-то еще, делать что-то другое. Возможно, нынешние условия в Швейцарии… создали возможность просто «быть» и просто «быть счастливым».

Так что я сижу на вершине холма еще минут двадцать. Все это время я непоседлив. Это практически убивает меня. Но я делаю это, не впадая в крайности. Я считаю, что это незначительный перерыв. Меня осеняет, что я не-швейцарец по очень многим пунктам. Я не люблю правила. Я не аккуратен. Я склонен к диким колебаниям настроения.

У меня нет каких-либо накоплений, если не считать смятую десятидолларовую купюру в моем бумажнике, которая, я думаю, была напечатана в 1981 году.

Единственное, что у нас есть общего, у Швейцарии и у меня, — наша любовь к шоколаду. Незначительная схожесть. Швейцарцы потребляют огромное количество шоколада, и есть некоторые достоверные доказательства того, что шоколад делает нас счастливее.

Для того чтобы исследовать эту гипотезу, я посещаю шоколадный магазин. Это напоминает мне о съедобной картинной галерее. Служащие держат трюфели пинцетом, как если бы они рассматривали редкие и драгоценные камни. Я вижу целую стену шоколада всех мыслимых видов. Шоколад с какао из Колумбии и Эквадора и Мадагаскара. Шоколад с добавкой апельсина и малины, фисташек, изюма и коньяка, рома и чистого солодового виски. Я покупаю по одному кусочку каждого вида и беру их в свой номер в гостинице, чувствуя себя совершенно как ребенок в магазине конфет. Я запираю дверь и раскладываю мой улов на одеяле. Я кусаю мадагаскарский — конечно, он хорош, не существует такого понятия, как плохой швейцарский шоколад.

Но, как я уже сказал, это не просто пир. Это исследование. Ученые выделили химическое вещество в шоколаде, которое заставляет нас чувствовать себя хорошо. На самом деле их несколько. Триптофан — то, что использует мозг, чтобы выработать нейромедиатор серотонин. Высокий уровень серотонина может вызывать чувство эйфории, даже экстаза.

Также есть вещество, называемое анандамид. Это тоже нейромедиатор, который нацелен на те же области мозга, что и тетрагидроканнабинол, активный ингредиент марихуаны. Но эта шоколадно-марихуановая теория остается только теорией, так как, согласно статье BBC, «по оценкам экспертов, вы должны съесть несколько килограммов шоколада», чтобы почувствовать такой же эффект. Несколько килограммов, да? Интересно, думаю я, расправляясь с распростертым передо мной изобилием, словно на банкете.

Связь между выбором и счастьем в Швейцарии сложна, как нигде. Мы считаем, что возможность выбирать сообразно нашим желаниям делает нас счастливыми. Это, как правило, верно, но не всегда. Как Барри Шварц убедительно показал в своей книге «Парадокс выбора», есть такая вещь, как «слишком много выбора». Столкнувшись с избытком вариантов (особенно бессмысленных), мы теряемся, перегружаем себя, становимся менее счастливыми.

С одной стороны, швейцарцы имеют больше возможностей, чем любые другие люди на планете, и не только в вопросах шоколада. Их система прямой демократии означает, что швейцарцы постоянно голосуют по любым вопросам — большим и малым: стоит ли присоединиться к Организации Объединенных Наций, следует ли запретить абсент. В среднем швейцарский человек голосует шесть или семь раз в год. Швейцарцы считают, что все, что стоит делать, стоит делать серьезно. И голосуют. В какой-то момент швейцарцы фактически проголосовали за увеличение своих собственных налогов. Я не могу представить себе американских избирателей, делающих то же самое.

Система прямой демократии несовершенна. Это действительно демократия народа, а люди иногда могут быть полными идиотами. Например, в Швейцарии у женщин не было права голоса, даже в собственном кантоне, до 1971 года, а на государственном уровне — до 1991 года. Тем не менее канадский исследователь счастья Джон Хеллиуэлл не считает, что качество правительства является единственной наиболее важной переменной, которая объясняет, почему некоторые страны счастливее, чем другие. Другой исследователь, швейцарский экономист Бруно Фрей, исследовал взаимосвязь между демократией и счастьем в двадцати шести кантонах Швейцарии. Он обнаружил, что кантоны с наибольшим числом референдумов, большей демократией, также были счастливейшими. Даже иностранцы, живущие в этих кантонах, были счастливее, пусть и не имея права голоса (хотя их градус счастья не был столь же велик, как у избирателей).

Похоже, швейцарцы умеют выбирать. Тогда как объяснить результаты небольшого, но изобретательного эксперимента психолога Пола Розина из Университета Пенсильвании? Он попросил людей из шести стран (США, Великобритании, Франции, Германии, Италии и Швейцарии) ответить на простой вопрос: «Представьте себе, что вы захотели мороженого и стоите перед двумя магазинами. В одном предлагается выбор из десяти вкусов. В другом — из пятидесяти. Какой магазин вы выберете?»

Только в одной стране, в Соединенных Штатах, большинство (56 процентов) респондентов отдали предпочтение магазину с пятьюдесятью вкусами. Швейцарцы были на другом конце спектра. Только 28 процентов предпочли магазин с большим количеством вариантов. Выбор означает счастье только тогда, когда это выбор о чем-то, что имеет значение. Избирательные вопросы, вопросы мороженого — тоже, но пятьдесят вкусов — слишком большой выбор.

Я снова в поезде. На этот раз пункт моего назначения — Сен-Урсан, про который мне сказали, что это «город среднего возраста». Когда я услышал это, я представил себе, что весь город наполнен лысеющими, пухлыми мужчинами за рулем красных спортивных автомобилей. На самом деле швейцарец имел в виду город, не изменившийся со времен Средневековья.

Его зовут Андреас Гросс, и все говорили, что он тот, с кем я должен встретиться. Он член швейцарского парламента и большой сторонник прямой демократии. Он путешествует по миру, продвигая достоинства этой модели. Он известен тем, что в 1989 году вывел на голосование инициативу упразднить швейцарскую армию. Никто не думал, что эта инициатива получит большое количество голосов. На самом деле, 35 % проголосовали «за». Швейцарцы были в шоке. Инициатива встряхнула армию, и сегодня ее численность вдвое сократилась по сравнению с 1989 годом. Я иду в вагон-ресторан. Ничего общего с вокзальной забегаловкой. Меню на четырех языках предлагает мне выбор: пенне из свежих грибов или ризотто со свежей спаржей. Я в раю. Поезд пересекает языковую разделительную линию между немецкой и франкоязычной частью Швейцарии, и я спрашиваю на французском и немецком языках: