Охотник за запахом

После этого я каждый день спрашивала:

— Пожалуйста, мы можем открыть еще один?

В конце концов он уступал, но не так часто, как мне хотелось бы.

— Флаконы защищают бумагу, — говорил он. — Если мы будем открывать их слишком часто, запах исчезнет.

Для меня это выглядело бессмыслицей. Запахи были как дождь или птицы. Они уходили и возвращались обратно. Они рассказывали вам свои собственные истории, сообщая, что прилив был низким, или когда была готова овсянка, или что яблони вот-вот зацветут. Но они никогда не оставались.

Однако, даже будучи маленьким ребенком, я понимала, что эти ароматические бумажные листочки были другими, какими-то волшебными, наверное. Они удерживали целые миры. Я могла распознать лишь их небольшую частичку — запах плода, но более насыщенный и сладкий, чем все, что я когда-либо пробовала. Или животное, самое ленивое из тех, кого я когда-либо встречала. Многие запахи были совершенно чужими — резкими и быстрыми, мягкими и тревожащими.

Я мечтала погрузиться в эти миры, чтобы понять, что заставляет их пахнуть. Еще больше мне хотелось быть Джеком — охотником за запахами, героем отцовских рассказов, скользить под сенью мокрых джунглей и взбираться на вершины гор, чтобы уловить аромат одного крошечного цветка.

— Как ему это удалось? — спросила я у отца. — Как Джек нашел эти запахи?

— Следуя за ним, — улыбнулся он и многозначительно постучал меня по носику.

Я задумалась.

— Как это возможно? — наконец спросила я.

Отец снова улыбнулся.

— Просто не стой у него на пути.

Мне было не совсем понятно, что он имел в виду, но с тех пор я изо всех сил старалась, чтобы мой нос вел меня, и послушно следовала за ним. Я задирала его каждый раз при смене погоды, а затем изучала запах земли, чтобы понять, как она реагирует. Аромат морской соли постоянно кружил в воздухе, но, вдохнув глубже, я замечала, что он становится насыщеннее, когда разбиваются волны. Я уловила аромат яркой зелени, проходящий сквозь дугласовы ели, как водопад, и проследила за ним до бриза, который пронесся по верхушкам деревьев, задевающих друг друга иголками.

Каждый день на рассвете я спускалась с чердака, полная решимости найти все запахи, какие только смогу.

— Ты мой будильник, — шутил отец, услышав грохот моих шагов на лестнице. — Мой утренний жаворонок.

Большую часть времени мы проводили вне дома. Разводили цыплят, чтобы иметь возможность есть яйца, ухаживали за фруктовыми деревьями и огородом. Тем не менее основная часть нашей пищи бывала добыта с диких участков острова. Я не могу вспомнить время, когда бы не была частью этого процесса, и к восьми годам уже считала себя важным, если не совсем равным, партнером в борьбе за наше выживание.

— Фуражиры пируют, — шутил отец, и мы отправлялись в лес с корзинами, сплетенными из кедровой коры. Летом собирали ярко-красные хаклберри, а ягоды салала были настолько темно-синими, что казалось, ты держишь ночь на ладони.

Помню, однажды осенью мы искали грибы, прячущиеся под деревьями, — я была очарована замысловатыми сморчками, каждый из которых представлял собой лабиринт укромных уголков и щелей.

— Расскажи мне историю, — снова попросила я отца. Убрала непослушные локоны с лица и посмотрела на него снизу вверх. — Ну пожалуйста!

Он глянул на меня с высоты своего роста и на мгновение задумался, рассматривая сморчок в моей руке.

— Во времена забытых тайн, Эммелайн, — начал он, — Джек очутился в заколдованном лесу, где деревья были высотой до самого неба. В лесу обитала прекрасная чародейка, которая жила в особняке, переполненном ароматами. Джек сразу влюбился, как только увидел ее. Как-то она привела его в свой великолепный дом. Оказавшись там, он понял, что не сможет выбраться…

— О нет! — воскликнула я, дрожа от страха.

— Мне продолжать? — спросил отец.

— Да, пожалуйста.

— «Я не отпущу тебя», — сказала чародейка и повела его в комнату, наполненную таким волшебным ароматом, что Джек забыл о внешнем мире. Всякий раз, когда он начинал вспоминать, она показывала ему другую комнату, более очаровательную, чем предыдущая.

Джек бродил по этому особняку годами, пока однажды не обнаружил комнату, которую никогда раньше не видел. Когда он вошел, то почувствовал запах, который словно разбудил его, и Джек вспомнил все, о чем мечтал, кем хотел быть, что собирался сделать. Оглядевшись, он увидел ключ, висящий на голубой ленте на крючке рядом с дверью.

Я ждала в предвкушении. Я любила волшебные ключи.

— И вот, — продолжал отец, — он взял ключ, открыл дверь, вышел в нее и больше никогда туда не возвращался.

Я ждала, надеясь на продолжение, но отец просто положил гриб в мою корзину.

— Этого недостаточно, папа, — запротестовала я. Даже мне было известно, что истории заканчиваются гораздо сложнее.

— Но это так, мой маленький жаворонок, — ответил он и поцеловал меня в макушку. — А теперь пошли. Эти корзины сами себя не наполнят.

Возможно, лучшим местом для добычи пропитания на острове была наша лагуна — мелкий водоем почти овальной формы, отделенный от большой воды барьерными скалами и питаемый узким каналом, который бурлил во время прилива. Мы могли провести там весь свой день, собирая «урожай». Вдоль побережья росли дикий лук, морская спаржа и травянистые стебли водных бананов; под прибрежными камнями виднелись крошечные черные крабы размером с мой большой палец. Валуны, окаймлявшие берега, были усеяны ракушками и мидиями, а морские водоросли отличались бесконечным разнообразием. Мои любимые — фукус пузырчатый с его маленькими шариками, которые лопались во рту и оставляли после себя запах соли.

Однако интереснее всего была охота на моллюсков.

— Там! — говорил отец, указывая на фонтанчик воды, поднимавшийся с берега. Я мчалась к нему, стараясь попасть туда поскорее, чтобы поймать брызги и почувствовать, как они текут сквозь мои вытянутые пальцы. Но даже будучи маленькой и шустрой, обнаруживала только запах соли и небольшое углубление в песке у своих ног. Нужно было воткнуть маленькую палочку рядом с этим местом, чтобы отметить его.

— Есть еще один! — кричала я и бежала по пляжу в другую сторону.

— Молодец, — хвалил меня отец, идя по моим меткам с маленькой лопаткой в руке. К концу часа беготни и рытья наши корзины бывали полны.

Обычно мы сушили моллюсков, чтобы сохранить их на зиму, когда темнота наступала и окутывала нас тяжелым одеялом. Я не любила зиму — дождь превращался в то, что в абсолютной мере определяло настроение, еда на наших тарелках блекла, цвет исчезал, и оставались только высушенные яблоки, моллюски и хруст морских водорослей. Мой отец тоже исчезал, и его рассказы пропадали почти полностью.

— Нам обязательно сушить моллюсков? — спросила я однажды, и в тот день отец улыбнулся своей летней улыбкой и согласился на пикник. Мы развели костер и приготовили моллюсков, добавив немного дикого лука и морской спаржи для аромата, и ели из тарелочек, сделанных из раковин морских ушек, ложками из раковин мидий. На десерт были ягоды. Потом сидели на песке, наблюдая, как небо становилось бледно-голубым, а отец смотрел, как вода с рычанием пробивалась по узкому каналу.

Этот канал всегда заставлял меня нервничать. Четыре раза в день прилив менялся, и вода устремлялась в нашу лагуну или из нее через извилистый, заполненный камнями проход. Это было злобное, опасное нечто, готовое уничтожить любого, кто попадет ему в пасть.

Отец заметил, что я старательно избегаю смотреть в сторону канала, и поднял свою ложку-ракушку, чтобы произнести тост.

— За канал, который хранит нас в безопасности, — сказал он.

И это было правдой. За исключением лагуны, наш остров был совершенно крутым, его края отвесно спускались к воде. За его крутые каменные склоны цеплялись вечнозеленые деревья, нижние ветви которых были срезаны по идеальной горизонтальной линии, обозначающей прилив. Попасть на остров можно было только через канал. Я видела картины с изображением замков, воздвигнутых на холмах, неуязвимых снизу. Наш остров был замком, его сердитый канал — нашим разводным мостом.

— Он страшный, — возразила тогда я.

— Но он отпугивает пиратов и медведей, — заметил отец.

В своих книжках я видела изображения и тех, и других. И у меня не было желания столкнуться с ними.

— За канал, — согласилась я, поднимая свою ложку.

Время от времени, приходя в лагуну, мы обнаруживали, что пляж был густо усеян водорослями, вплоть до отметки прилива.

— Вечеринка русалок, — улыбался отец, и это казалось правдой. Песок в такие моменты казался будто специально украшенным, но с такой небрежностью, что только самые фантастические существа могли бы сделать это.

— Посмотрим, не оставили ли они нам чего-нибудь, — говорил он. Мы заглядывали за скалы, искали в кустах хаклберри, которые росли вдоль берега. Конечно же, мы находили сокровища. Черные пластиковые коробки с тяжелыми крышками, которые закрывались крепче, чем флакон с ароматом. Внутри были самые чудесные подарки — рис и мука, шоколад и кофе. Иногда там были даже книги, обувь или одежда.