Наверное, дело в том, что этот вопрос, что так или иначе касается образа этакого могущественного избранника, наделенного необычными качествами, который превосходит других. Женщин влечет к сильным. Если этот «сильный» полон тайн и необычных возможностей, то милых дам влечет к такому существу с двойной силой. Может быть в этом один из секретов успеха Астерия: женщины интуитивно чувствуют те самые качества во мне, поэтому я так легко их добиваюсь.

Вот и сейчас обе дамы справа и слева явно проявляли ко мне женский интерес. Но меня привлекала лишь госпожа Ленская. Я ждал ее появления на сцене. Вскоре свет туэрлиновых кристаллов, украшавших люстру и нижний край балкона, начал меркнуть. Вспыхнули прожекторы, бросая красные и золотистые лучи на сцену, вздрогнул и пополз в сторону занавес.

Вместо ожидаемого начала спектакля я увидел с десяток людей, выстроившихся в ряд перед декорациями мрачного замка. Часть этих людей была одета не в сценические костюмы. В средине выделялся высоким ростом солидный господин во фраке, как я понял позже, режиссер постановки — Кальвинский Аполлон Станиславович. Справа от него находилась немолодая госпожа в золотистом бархатном платье, еще кто-то и… Ленская. Светлана стояла рядом с тем самым типом, с которым я повздорил на парковке. Как его… сценарист Артур Голдберг. Он держал мою возлюбленную за руку, хотя в данный момент в этом не было никакой необходимости. При чем Голдберг делал это так, что казалось в следующий миг он обнимет виконтессу.

Меня это зацепило. Задело не только прежнего Елецкого во мне, но и самого Астерия. Да, я могу отбросить ревность так же легко, как я отбрасываю боль. Но я не для того погружаюсь в жизнь, чтобы стать бесчувственным к переживаниям в ней. Я смотрел на свою актрису, и почти не слышал, звучавшие со сцены речи. Сначала режиссер, потом еще кто-то важный представляли новую постановку. Пели дифирамбы этому Голдбергу, потом друг другу, как это обычно бывает в театральной богеме. Наконец, выговорились, вдоволь нахвалили друг друга и под аплодисменты начали покидать сцену. Осталась лишь Элиза Витте, чью роль играла Ленская, из-за картонного леса под звуки тревожной музыки появилась ее служанка. Начало темнеть, сверкнула молния и грянул гром. Громко, пугающе, так что дама рядом со мной содрогнулась.

Элиза рассуждая о жизни и смерти, ходила у стен замка, пока на дороге ведущей через лес, не появилась ее первая жертва: молодой барон — его она должна была обольстить и заманить в замок.

Что сказать, по-своему интересная пьеса, был в ней сюжет, много чувств, необычных переживаний. Игрой Леской я наслаждался. Да и могло ли быть иначе? Ведь если были с ее стороны какие-то актерские недочеты, я их не замечал, а ее достоинства меня трогали, восхищали. Я с вожделением думал о том, что произойдет между нами после спектакля. Мне казалось, что почти все три акта Элиза Витте смотрит на меня. Даже в те моменты, когда она пила кровь своих несчастных жертв, ее глаза будто находили меня в зале и жаждали крови моей, но в самом приятном смысле, том который известен только нам двоим.

Когда спектакль закончился и стихли долгие аплодисменты, я дождался, пока освободится проход и поспешил наверх. Вряд ли моя графиня Витте могла появиться там так быстро, но увидеть ее не терпелось. Мне пришлось подождать, сначала разгуливая по коридору, потом став у окна и глядя на вечернюю площадь Лицедеев. Наконец послышались шаги — шаги Ленской. За время наших отношений, не столь долгое, я научился безошибочно узнавать их. Откинул штору, я поднял тяжелый и влажный букет роз.

— Саша! — Ленская вся сияла, то ли от вида огромного букета в моих руках, то ли от блестящего завершения сегодняшней премьеры.

— Да, моя дорогая. Тебе! — я протянул ей цветы. — Ты великолепна! Я не знаток актерской игры, но от души твоя Элиза впечатлила.

— Саш… — она вдруг заплакала, не спеша принять у меня букет.

— Что-то случилось? — я насторожился, снова почувствовав необъяснимую тревогу.

— Нет. Ничего. Это от чувств. Их очень много. Я тону. Ты меня растрогал. Прости, — она прижалась ко мне, хотя розы кололи ее и меня. — Все хорошо. Давай цветы, — Светлана взяла их. Взяла слишком смело, уколов пальцы. — Спасибо, — произнесла она, держа букет левой рукой и глядя на пальцы правой — на них проступили красные бусинки крови.

Я взял ее руку, чтобы поцеловать, а виконтесса произнесла:

— Так даже лучше. Пусть будет кровь. Спасибо тебе за цветы и за кровь. И даже за боль спасибо — мне это все сегодня нужно, — Ленская закрыла глаза, с наслаждением подставляя пальцы моим поцелуям и вдыхая аромат роз.

Я не понял смысла ее слов, подумав, что они касаются лишь спектакля. Только потом узнал, что спектакль здесь ни при чем.

По маленькой скрипящей лестнице мы поднялись в ее комнату, что на чердаке. Там горел тусклый светильник с обычной лампой накаливания. Я остановился в густом полумраке, пропуская мою вампиршу вперед. Она прошла между двух диванов, разожгла свечи в подсвечнике на столе, затем на комоде. От мерцавшего света живых огоньков в комнате стало тепло и уютно. Они отразились в зеркале на простенке под часами. Там же мелькнуло отражение госпожи Элизы Витте. То, что вампиры не отражаются в зеркалах — это не правда.

— У меня добавилось немного мебели. Видишь, притащили сюда, она кивнула на третий диван. Может быть скоро выкуплю эту комнату, и стану полной хозяйкой. Мне здесь нравится больше, чем в богатом особняке родителей, — она разделила букет на две части, чтобы поместить в вазы. Набрала воды в хрустальный кувшин из крана в углу.

— Давай, тебе помогу? Сколько нужно, чтобы выкупить? — хотя с последними тратами у меня осталось не так много на счету, я подумал, что решить этот вопрос мне по силам в ближайшее время.

— Это я тебе помогу… — она начала торопливо растягивать на мне рубашку. — Не представляешь, как я скучала. Ты все с Ольгой, потом неизвестно где, а я ждала. Играла с теми штучками, — она бросила взгляд на тумбочку, где лежали ее фаллоимитаторы. Поняла, что я сразу догадался, о чем она, и продолжила: — Мучила ими себя, кончала, кусая губы и шепча в пустоту твое имя. Иногда плакала, что тебя нет рядом.

— Прости… — я попытался обнять ее.

— Ты не виноват. Ведь я все знаю. Ты очень занят и даже на Ольгу не находишь время — она мне сказала, — Светлана расстегнула пряжку моего ремня, расстегнула джаны, спуская их с меня.

— Свет, я не знал, что тебе настолько тяжело, — прижав ее, я принялся целовать ее сладкие, полные губы, сейчас темные от театрального грима.

— Пусти, я хочу сначала так, — она опустилась на колени. Сначала обняла мои голые гони и прижалась к коленке щекой. Потом несильно сжала ладошкой мой член. — Будь моим повелителем как тот раз, — ее язычок лизнул мой кончик, заставляя меня вздрогнуть. — Хочешь кончить мне в рот?

Я не знал, что ей ответить. Настроение Ленской сегодня мне было непонятно. Но точно, чего я не хотел, так это грубости по отношению к ней, той, которая иногда появлялась в наших играх и нравилась нам двоим. Сегодня мне хотелось быть с ней нежным.

— Свет, я тебя просто люблю, — прошептал я.

— Я тебя тоже, Саш, — приоткрыв ротик, она сомкнула губы на моем оттопыренном воине.

Мурашки поползли по моему телу и дыхание на какой-то миг остановилось. В искусстве такой нескромной ласки с Ленской может сравниться только Элизабет. Света просто волшебница, она тонко понимает мои ощущения и может легко управлять ими. Иногда кажется, что если она пожелает, то я кончу всего от нескольких прикосновений ее губ. А захочет, будет играть долго, доводя до исступления.

Я вздрагивал, когда член исчезал у нее во рту. Голубые глаза Ленской теперь улыбались — ей нравилось делать это со мной. Иногда она сжимала его крепко ладонью, то лаская кончиком языка мои вздувшиеся вены, то дразня тугую головку, которая, казалось, лопнет от безумного желания. Когда моя вампирше снова присосалась к моему бойцу, я, стиснув зубы, зарычал и отблагодарил ее фонтаном горячего семени.

— Тебе понравилось, Саш? — виконтесса все еще стояла на коленях, ее лицо и грудь, едва прикрытая вампирским платьем, блестели от густых жемчужных капель.

— Ты волшебница, — я подхватил ее на руки и понес к дивану.

— Его надо раздвинуть. Люблю, когда много места.

Раздвинул диван я чуть позже. Сначала разобрался с вампирским нарядом, что оказалось не так просто из-за множества скрытых застежек. Мои неумелые попытки раздеть актрису, ее смешили. Иногда она мне помогала. И когда уже мои руки добрались до ее трусиков, я был порядком злым и возбужденным. Может быть поэтому, разложив диван, я открыл ящик той заветной тумбочки и достал из него два фаллоса: один бежевый, ребристый, сделанный из мягкого пластика или резины и второй черный, тоньше и утолщавшийся к рукояти.

— Елецкий! — Светлана почти никогда не называла меня по фамилии. Сейчас же она сначала разыграла возмущение, потом испуг и отползла в дальний угол дивана. — Нет! — она мотнула головой.