— Давай отвезу тебя домой, — я нечаянно уронил пепел сигареты на пол.

— Нет. Я останусь здесь. Вообще собираюсь перебраться от родителей сюда. Мне здесь хорошо, — она сглотнула застрявший в горле ком. — Пожалуйста, уходи! Хочу побыть одна.

На прощанье она поцеловала меня в щеку. Это было так странно, настолько непривычно, что, когда я шел к эрмимобилю, место поцелуя горело огнем. В груди бушевала буря. Меня одновременно раздирали самые разные чувства: непонимание, дичайшее сожаление, обида, злость и боль. Как Астерий я мог бы отстраниться от этого, но нет — я должен выпить этот горький и пьяный коктейль до дна. Ведь познать жизнь и получить от нее истинное наслаждение можно лишь тогда, когда ты не отстраняешься, не прячешься от переживаний даже тех, которые для тебя мучительны, а принимаешь все открыто и мужественно. Да, можно тихонько разбираться, делать какие-то выводы. Непонимание? Какое еще непонимание? Света вполне ясно объяснила причины. Обида? На нее что ли? Так она права. А обижаться на жизнь, которая не дает мне свободного времени, просто глупо, потому как я сам выбрал эту жизнь, сам ее организовал именно так. Злость? А на кого собственно? На Ленскую мне точно злиться не за что. Я могу лишь быть благодарен ей. Благодарен за ее ласку, доброту, понимание, терпение. Злиться на этого Артура Голберга? На него тоже нет причин злиться, но в морду я ему при встрече дам — это обязательно. Да, я буду не прав. Очень не прав. Но дам тоже очень. И все это эмоции. Они все вне логики. Их не надо понимать. Их надо просто прожить, стиснув зубы.

Выматерившись, я сел в свой эрмик. Пока пускался генератор, набрал номер Торопова и сказал: «Извиняюсь, Геннадий Степанович, что так поздно. В общем-то ничего срочного, но просьбу передам вам сейчас — через несколько часов улетаю на Карибы. Очень вас попрошу сделать для меня кое-что не совсем по вашему профилю. Оплачу все сполна. Просьба такая: на площади Лицедеев есть театр Эрриди… Так вот, нужно выйти на его владельцев и выкупить у них комнату на чердаке, которую занимает виконтесса Светлана Ленская — она в этом театре одна из ведущих актрис. Желательно выкупить и соседнюю с ней комнату. Если есть там третья, так чтобы все три можно было объединить, то ее выкупить тоже. А потом все это нужно переоформить на нее — виконтессу Светлану Игоревну Ленскую. Поднажмите своими способами и связями на владельцев театра, чтобы сделка состоялась. Какая потребуется сумма, сообщите мне на эйхос и напишите на какой счет перевести деньги. Заранее, Геннадий Степанович, благодарю!»

Вот так. Пусть это будет прощальный подарок моей возлюбленной, с которой я так неожиданно и нелепо расстался. Денег на моем счету пока маловато, но в понедельник должно быть поступление от Голицына, вернее от нашего с ним предприятия. Если не хватит, займу у того же Жоржа Павловича или может у Ковалевского. Я тронул «Гепард» с пустой стоянки, и погнал его по ночной улице к центру столицы. Домой ехать не хотелось. Честно говоря, я не знал куда мне ехать.

На лобовое стекло упали первые капли дождя — точно само небо начало плакать. «Гепард» несся все быстрее — стрелка указателя скорости плясала в красной зоне. Сильнее шел дождь, заливая стекла так, что мир за ними казался размытым, ненастоящим. А я все яснее осознавал, что потерял Ленскую навсегда. Только сейчас я осознавал, что моя любовь к ней не была просто игрой. Так оно всегда: истинную ценность человека, бывшего рядом с тобой, осознаешь лишь потом, когда его теряешь. И боль от этой потери и есть мера прежних отношений. Я, как всегда, недостаточно внимательный, недостаточно чувствительный со своими женщинами. Они терпят, и я лишь потом узнаю, каково было им. Тогда, когда самому становится больно.

Конец ознакомительного фрагмента