Закончив, вожак медленно выпрямился и вопросительно посмотрел на монаха.
— Что скажешь, старик?
— Тебя учил человек знающий, небесталанный, но знающий только половину. Это был скорее воин, чем монах.
— Откуда ты знаешь?
— В обители нам рассказывали, что однажды к старейшим обратились люди, желавшие навести порядок в своей стране. Споров было много. Давать такое оружие людям, не связанным обетом, было опасно. В обители разработали другую систему, исключающую равновесие духа в пользу силы. То, что ты показал, и есть эта система.
— А если я сам придумал её? — мрачно усмехнулся вожак.
— Нет. Для непосвящённого это просто ничего не значащие движения. Не зная основ, ты просто запутаешься и потеряешь нить. Эти движения вытекают одно из другого.
— Значит, придёт время, и твой ученик станет сильнее меня?
— Это случится в любом случае.
— Почему?
— Время. Мы старимся — он растёт. Это обычный ход времени, который ещё никому не удавалось изменить.
— А если я его убью? Ведь тогда он не станет лучшим?
— Он — нет. Но вместо него может прийти другой. Мы все стареем. Время — оно немилосердно и неумолимо. Это просто время. Когда-то, ещё до войны, в одной из мировых религий время изображали в виде бредущей по дороге прекрасной девушки с треснувшим кувшином. Она идёт, а из кувшина медленно вытекают капли, падая и растворяясь в пыли. Кала — время.
— Время, — глухо повторил вожак, сложив на груди могучие руки и задумчиво глядя на старика.
— Да. Время. Прекрасная синеглазая девушка, вечно идущая куда-то. Ей не избавиться от своей ноши. Этот не пустеющий кувшин — её бремя. Эта дорога, ведущая в никуда, — её путь. Наш путь. Только мы можем решить, куда мы придём.
— Спасибо, старик. Не беспокойся за своего ученика. Пока я хозяин сектора, он в безопасности.
— За что ты благодаришь меня?
— За мудрость. Ты был прав. То, что я умею, — это просто выжимки. Меня учил старый солдат, случайно попавший к нам в зону. Получив дозу радиации, он не мог выйти. Ты знаешь, что бывает с теми, кто нарушает правило.
— Знаю, — коротко кивнул старик.
— Он остался. Постепенно от нечего делать он стал учить меня. Я научился владеть оружием, драться, водить всё, что движется. Он умер, и мне пришлось выживать. Теперь я здесь. В тот день, когда мы нашли вас, я, увидев тебя, вспомнил его.
— Что ж, значит, я должен вознести молитву за его душу. Он смог дать тебе то, чего не хватает большинству нынешних людей, — умение думать, размышлять. Как его звали?
— Капрал Джордж Браун. Наверно, ты прав. Надеюсь, твоя молитва будет услышана. Помолись за него, старик. От души.
Круто развернувшись, вожак развернулся и направился к своим людям.
Заправившись, волки рассчитались с механиком и ждали вожака, сидя в сёдлах. Запрыгнув в свой вездеход, вожак медленно обвёл взглядом свою банду и, махнув рукой, скомандовал:
— Поехали!
Моторы взревели, и банда скрылась в клубах дыма и пыли.
Старики задумчиво смотрели им вслед, думая каждый о своём.
Ли подошёл к учителю и, осторожно тронув его за рукав, спросил:
— Мастер, что он хотел от вас?
— Человечности.
— Он?
— Да, сынок. Внешность бывает очень обманчива. Думающему человеку иногда бывает очень нужно просто поговорить. Поговорить, чтобы обменяться мыслями, услышать самого себя. Просто подумать. Никогда не торопись с выводами. Попробуй услышать человека.
— Но слова — это просто звук. Сказать можно всё что угодно.
— Нужно не слушать, а слышать. Постарайся понять разницу.
Мальчик задумчиво посмотрел на мастера, пытаясь осознать сказанное. Но у него в голове не укладывалось, что этот огромный свирепый мужчина, способный одним движением уничтожить целую кучу народа, захотел услышать о человечности.
Тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, Ли развёл руками и, не придя к определённому мнению, подытожил:
— Мастер, я не сомневаюсь в твоих словах, но не могу поверить в то, что ты сказал. Он — и человечность? По-моему, они несовместимы.
— Он не всегда был таким, сынок. Когда-то и у него был учитель, которого он до сих пор помнит. Он стал тем, что мы знаем, в силу обстоятельств. В жизни бывает так, что ты должен или выжить, или умереть.
— Это я знаю, — глухо ответил мальчик.
— Не забивай себе голову, малыш. Главное, что он на нашей стороне. Остальное неважно, — растрепал механик непокорные вихры мальчика.
— Может быть, ты и прав, — задумчиво проговорил монах. — Но в любом случае мне хотелось бы побольше узнать о нём.
— Это невозможно. Он умеет хранить свои тайны.
— В этом я уже убедился, — кивнул монах.
Убедившись, что всё в порядке и банда уехала, механик отправился в мастерскую, позвав за собой Ли. Монах ушёл в дом, решив потихоньку приготовить ужин и навести порядок. Все занялись своими делами.
С появлением Ли старый механик словно обрёл второе дыхание. Работа спорилась, и вскоре новый двигатель был установлен на машину. Оставалось только испытать его на ходу. Это они решили оставить на завтра и, закрыв мастерскую, отправились в дом.
Старый монах уже успел приготовить ужин и накрыть на стол. Помывшись и приведя себя в порядок, они уселись за стол и, дождавшись, когда монах прочтёт молитву, принялись за еду.
Проголодавшийся за день мальчик с удовольствием уплетал стряпню монаха. Одобрительно посмотрев на него, механик поднялся и, заглянув в кастрюлю, не задумываясь подкинул мальчику добавки. Удивлённо вскинув глаза, Ли посмотрел на механика. В своей короткой жизни он привык есть то, что дают, и столько, сколько придётся. Ни просить, ни жаловаться он не привык.
— Ешь, сынок. Тебе нужно расти, — ласково проговорил монах.
— Это верно. Придётся тебя немного подкормить, а то кожа да кости, — усмехнулся механик.
— Спасибо, учитель, — тихо проговорил мальчик, глядя на механика.
Это тихое «учитель» всколыхнуло в душе старика странную волну нежности к этому потерянному зверёнышу, волею судьбы попавшему в хорошие руки. Старый механик вспомнил своего погибшего сына и, усевшись на место, проворчал:
— Твой учитель — он. А я просто механик.
— Но ты учишь меня. Значит, ты учитель, — упрямо ответил Ли.
Старик не был готов к такой чёткой формулировке своих отношений с мальчиком. Поэтому, немного подумав, тряхнул головой и, рассмеявшись, согласился:
— Учу. Похоже, ты меня переспорил.
Монах, смотревший на них с доброй улыбкой, перевёл взгляд на механика и подытожил:
— Так сложилось, что мы все — и учителя, и ученики одновременно.
— Почему? — насторожился Ли.
— Ты учишься у нас. А мы — у тебя.
— Ну, я — это понятно. Но чему я могу научить вас?
— Многому.
— Например? — не сдавался мальчик.
— Свежему взгляду на определённые вещи, непосредственности. Многому.
— Странно. Я не думал об этом.
— Всё верно. Ты и не должен задумываться о таких вещах. Ты познаёшь мир. Познаёшь новое.
— Вспомни, малыш. Ведь это ты нашёл тот испорченный шатун, — улыбнулся механик.
— Всё, всё, сдаюсь, — в притворном испуге поднял руки мальчик.
Старики дружно рассмеялись.
Дни летели за днями. Ли не замечал их стремительного бега, увлечённо познавая новую для себя науку. Он уже уверенно собирал двигатели, регулировал и проверял потребление топлива, помогал устанавливать их на рамы. Всё это заставляло его с новой силой осознать всю мощь и величие исчезнувшей цивилизации.
Очень скоро старый механик стал замечать, что подросток то и дело о чём-то задумывается. Это выглядело бы забавным, если бы он не знал своего ученика. Тот определённо вынашивал какую-то идею.
Не выдержав, механик напрямик спросил:
— Ты что задумал, зверёныш?
Это прозвище частенько звучало в адрес Ли, но произносилось с такой долей тепла, что парень не обижался.
— Я мечтаю сделать такую машину, которая могла бы домчать нас с мастером до обители очень быстро. Чтобы она не боялась зыбучки, пылевой бури, камней…
— Такая машина была, — подумав, ответил механик. — Она называлась «вседорожник». Нагрузка была распределена так, что вращались колёса, на которые приходился упор. Днище было плоское и герметичное. Она могла плавать. Правда, скорость зависела от мощности двигателя. А во всех других отношениях это то, о чём ты мечтаешь.
— А ты знаешь, как сделать такую подвеску?
— Нет. Но я догадываюсь, где её можно поискать.
— Где?
— Этого я тебе не скажу. Там слишком опасно.
— Учитель! Ну пожалуйста!
— Нет. Лучше подумай о раме и двигателе. Подвеской я займусь сам, — оборвал механик просьбу ученика. — Ты хочешь бросить учёбу? — подумав, спросил он.
— Нет, учитель. Я хочу помочь мастеру попасть туда, куда он мечтал. А потом я вернулся бы сюда.
— Зачем?
— Я ещё слишком мало знаю. А кроме того, кроме мастера и тебя, у меня никого больше нет. Я сирота.
— Это я помню, — проворчал старик, отвернувшись, чтобы скрыть довольную улыбку.
Ему тяжело было подумать, что мальчик хочет уйти. За эти несколько месяцев он успел привязаться к этому сообразительному сорванцу. Ему очень хотелось оставить его рядом с собой, сделав со временем своим преемником.