Закончив, вожак медленно выпрямился и вопросительно посмотрел на монаха.

— Что скажешь, старик?

— Тебя учил человек знающий, небесталанный, но знающий только половину. Это был скорее воин, чем монах.

— Откуда ты знаешь?

— В обители нам рассказывали, что однажды к старейшим обратились люди, желавшие навести порядок в своей стране. Споров было много. Давать такое оружие людям, не связанным обетом, было опасно. В обители разработали другую систему, исключающую равновесие духа в пользу силы. То, что ты показал, и есть эта система.

— А если я сам придумал её? — мрачно усмехнулся вожак.

— Нет. Для непосвящённого это просто ничего не значащие движения. Не зная основ, ты просто запутаешься и потеряешь нить. Эти движения вытекают одно из другого.

— Значит, придёт время, и твой ученик станет сильнее меня?

— Это случится в любом случае.

— Почему?

— Время. Мы старимся — он растёт. Это обычный ход времени, который ещё никому не удавалось изменить.

— А если я его убью? Ведь тогда он не станет лучшим?

— Он — нет. Но вместо него может прийти другой. Мы все стареем. Время — оно немилосердно и неумолимо. Это просто время. Когда-то, ещё до войны, в одной из мировых религий время изображали в виде бредущей по дороге прекрасной девушки с треснувшим кувшином. Она идёт, а из кувшина медленно вытекают капли, падая и растворяясь в пыли. Кала — время.

— Время, — глухо повторил вожак, сложив на груди могучие руки и задумчиво глядя на старика.

— Да. Время. Прекрасная синеглазая девушка, вечно идущая куда-то. Ей не избавиться от своей ноши. Этот не пустеющий кувшин — её бремя. Эта дорога, ведущая в никуда, — её путь. Наш путь. Только мы можем решить, куда мы придём.

— Спасибо, старик. Не беспокойся за своего ученика. Пока я хозяин сектора, он в безопасности.

— За что ты благодаришь меня?

— За мудрость. Ты был прав. То, что я умею, — это просто выжимки. Меня учил старый солдат, случайно попавший к нам в зону. Получив дозу радиации, он не мог выйти. Ты знаешь, что бывает с теми, кто нарушает правило.

— Знаю, — коротко кивнул старик.

— Он остался. Постепенно от нечего делать он стал учить меня. Я научился владеть оружием, драться, водить всё, что движется. Он умер, и мне пришлось выживать. Теперь я здесь. В тот день, когда мы нашли вас, я, увидев тебя, вспомнил его.

— Что ж, значит, я должен вознести молитву за его душу. Он смог дать тебе то, чего не хватает большинству нынешних людей, — умение думать, размышлять. Как его звали?

— Капрал Джордж Браун. Наверно, ты прав. Надеюсь, твоя молитва будет услышана. Помолись за него, старик. От души.

Круто развернувшись, вожак развернулся и направился к своим людям.

Заправившись, волки рассчитались с механиком и ждали вожака, сидя в сёдлах. Запрыгнув в свой вездеход, вожак медленно обвёл взглядом свою банду и, махнув рукой, скомандовал:

— Поехали!

Моторы взревели, и банда скрылась в клубах дыма и пыли.

Старики задумчиво смотрели им вслед, думая каждый о своём.

Ли подошёл к учителю и, осторожно тронув его за рукав, спросил:

— Мастер, что он хотел от вас?

— Человечности.

— Он?

— Да, сынок. Внешность бывает очень обманчива. Думающему человеку иногда бывает очень нужно просто поговорить. Поговорить, чтобы обменяться мыслями, услышать самого себя. Просто подумать. Никогда не торопись с выводами. Попробуй услышать человека.

— Но слова — это просто звук. Сказать можно всё что угодно.

— Нужно не слушать, а слышать. Постарайся понять разницу.

Мальчик задумчиво посмотрел на мастера, пытаясь осознать сказанное. Но у него в голове не укладывалось, что этот огромный свирепый мужчина, способный одним движением уничтожить целую кучу народа, захотел услышать о человечности.

Тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, Ли развёл руками и, не придя к определённому мнению, подытожил:

— Мастер, я не сомневаюсь в твоих словах, но не могу поверить в то, что ты сказал. Он — и человечность? По-моему, они несовместимы.

— Он не всегда был таким, сынок. Когда-то и у него был учитель, которого он до сих пор помнит. Он стал тем, что мы знаем, в силу обстоятельств. В жизни бывает так, что ты должен или выжить, или умереть.

— Это я знаю, — глухо ответил мальчик.

— Не забивай себе голову, малыш. Главное, что он на нашей стороне. Остальное неважно, — растрепал механик непокорные вихры мальчика.

— Может быть, ты и прав, — задумчиво проговорил монах. — Но в любом случае мне хотелось бы побольше узнать о нём.

— Это невозможно. Он умеет хранить свои тайны.

— В этом я уже убедился, — кивнул монах.

Убедившись, что всё в порядке и банда уехала, механик отправился в мастерскую, позвав за собой Ли. Монах ушёл в дом, решив потихоньку приготовить ужин и навести порядок. Все занялись своими делами.

С появлением Ли старый механик словно обрёл второе дыхание. Работа спорилась, и вскоре новый двигатель был установлен на машину. Оставалось только испытать его на ходу. Это они решили оставить на завтра и, закрыв мастерскую, отправились в дом.

Старый монах уже успел приготовить ужин и накрыть на стол. Помывшись и приведя себя в порядок, они уселись за стол и, дождавшись, когда монах прочтёт молитву, принялись за еду.

Проголодавшийся за день мальчик с удовольствием уплетал стряпню монаха. Одобрительно посмотрев на него, механик поднялся и, заглянув в кастрюлю, не задумываясь подкинул мальчику добавки. Удивлённо вскинув глаза, Ли посмотрел на механика. В своей короткой жизни он привык есть то, что дают, и столько, сколько придётся. Ни просить, ни жаловаться он не привык.

— Ешь, сынок. Тебе нужно расти, — ласково проговорил монах.

— Это верно. Придётся тебя немного подкормить, а то кожа да кости, — усмехнулся механик.

— Спасибо, учитель, — тихо проговорил мальчик, глядя на механика.

Это тихое «учитель» всколыхнуло в душе старика странную волну нежности к этому потерянному зверёнышу, волею судьбы попавшему в хорошие руки. Старый механик вспомнил своего погибшего сына и, усевшись на место, проворчал:

— Твой учитель — он. А я просто механик.

— Но ты учишь меня. Значит, ты учитель, — упрямо ответил Ли.

Старик не был готов к такой чёткой формулировке своих отношений с мальчиком. Поэтому, немного подумав, тряхнул головой и, рассмеявшись, согласился:

— Учу. Похоже, ты меня переспорил.

Монах, смотревший на них с доброй улыбкой, перевёл взгляд на механика и подытожил:

— Так сложилось, что мы все — и учителя, и ученики одновременно.

— Почему? — насторожился Ли.

— Ты учишься у нас. А мы — у тебя.

— Ну, я — это понятно. Но чему я могу научить вас?

— Многому.

— Например? — не сдавался мальчик.

— Свежему взгляду на определённые вещи, непосредственности. Многому.

— Странно. Я не думал об этом.

— Всё верно. Ты и не должен задумываться о таких вещах. Ты познаёшь мир. Познаёшь новое.

— Вспомни, малыш. Ведь это ты нашёл тот испорченный шатун, — улыбнулся механик.

— Всё, всё, сдаюсь, — в притворном испуге поднял руки мальчик.

Старики дружно рассмеялись.

* * *

Дни летели за днями. Ли не замечал их стремительного бега, увлечённо познавая новую для себя науку. Он уже уверенно собирал двигатели, регулировал и проверял потребление топлива, помогал устанавливать их на рамы. Всё это заставляло его с новой силой осознать всю мощь и величие исчезнувшей цивилизации.

Очень скоро старый механик стал замечать, что подросток то и дело о чём-то задумывается. Это выглядело бы забавным, если бы он не знал своего ученика. Тот определённо вынашивал какую-то идею.

Не выдержав, механик напрямик спросил:

— Ты что задумал, зверёныш?

Это прозвище частенько звучало в адрес Ли, но произносилось с такой долей тепла, что парень не обижался.

— Я мечтаю сделать такую машину, которая могла бы домчать нас с мастером до обители очень быстро. Чтобы она не боялась зыбучки, пылевой бури, камней…

— Такая машина была, — подумав, ответил механик. — Она называлась «вседорожник». Нагрузка была распределена так, что вращались колёса, на которые приходился упор. Днище было плоское и герметичное. Она могла плавать. Правда, скорость зависела от мощности двигателя. А во всех других отношениях это то, о чём ты мечтаешь.

— А ты знаешь, как сделать такую подвеску?

— Нет. Но я догадываюсь, где её можно поискать.

— Где?

— Этого я тебе не скажу. Там слишком опасно.

— Учитель! Ну пожалуйста!

— Нет. Лучше подумай о раме и двигателе. Подвеской я займусь сам, — оборвал механик просьбу ученика. — Ты хочешь бросить учёбу? — подумав, спросил он.

— Нет, учитель. Я хочу помочь мастеру попасть туда, куда он мечтал. А потом я вернулся бы сюда.

— Зачем?

— Я ещё слишком мало знаю. А кроме того, кроме мастера и тебя, у меня никого больше нет. Я сирота.

— Это я помню, — проворчал старик, отвернувшись, чтобы скрыть довольную улыбку.

Ему тяжело было подумать, что мальчик хочет уйти. За эти несколько месяцев он успел привязаться к этому сообразительному сорванцу. Ему очень хотелось оставить его рядом с собой, сделав со временем своим преемником.