Маркл, пристегнутый к креслу, выжимает максимум из обоих двигателей “Дженерал электрик”, потому что самолет оказался в зоне конвергенции, вот засада, ладно бы еще на Рио — Мадрид, у экватора, но что эта хрень делает посреди Северной Атлантики? Блядь, бред какой-то, у нас самые мощные движки, крылья редкой гибкости, еще не хватало расколоться пополам, словно кукурузник, ну уж нет. На симуляторе нам это сходило с рук десятки раз, даже при отказе двигателей, разгерметизации, даже если сдыхала вся авионика и приборы, черт, мы же не грохнемся взаправду. Маркл не думает ни о детях, ни о жене, пока еще не думает, возможно, пилоты погибают, не успев мысленно прокрутить свою жизнь, и Маркл вообще не думает о пассажирах, в данный момент он просто пытается спасти большой, тяжелый, неуклюжий “боинг”, повторяя заученные, бесконечно отрепетированные жесты, он доверяет своим рефлексам и двадцатилетнему опыту. Но что и говорить, дело плохо.

Смертельно бледные Маркл и Фавро, которых трясет и подбрасывает, сосредоточились на приборах, они борются с бурей, как позже выяснится, с самой страшной, самой внезапной за последние десять лет, указатель оборотов левого двигателя показывает потерю мощности в 15 %, но электромагнитное грозовое поле нарушило работу бортовой авионики. Наконец захваченный вихрем самолет начинает сопротивляться, держится более или менее горизонтально и в итоге стабилизируется, притом что град не ослабевает, но хоть лобовое стекло и покрыто выбоинами с внешней стороны, на его втором, внутреннем, слое нет никаких опасных микротрещин.

Как только толчки немного ослабевают, Маркл обращается к пассажирам. В салоне стоит оглушительный шум, но он пытается не сорваться на крик.

— Sorry, folks, за болтанку. Нам придется продолжать свой полет в Нью-Йорк сквозь грозовое облако и, следовательно, трястись еще, по крайней мере…

Внезапно кабину пилота заливает ослепительное солнце, “боинг” резко ускоряется, и все моментально стихает, атмосферные невзгоды явно остались позади.

Маркл проверяет приборы и не верит своим глазам. Самолет летит отлично, двигатели работают нормально, но приборы явно сошли с ума. Несмотря на головокружительное падение в течение минимум пяти минут, высота вновь стабильно поддерживается на 39 000 футов, метеорадар отказывается сигнализировать хоть малейшую турбулентность, их курс — два-шесть-ноль.

Он снова берет микрофон:

— Ну что, как вы могли убедиться вместе со мной, мы только что вышли из облака без особых повреждений. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до дальнейших указаний и держите все электронные устройства выключенными. Бортпроводники, можете отстегнуть ремни, спасибо. Доложите, пожалуйста, о ситуации в пассажирском салоне.

Отложив микрофон, Маркл выставил на ответчике аварийный код 7700. Надел наушники, вызвал Кеннеди-подход.

— Mayday, Mayday, Mayday, Кеннеди-подход, это “Эр Франс” 006. В результате турбулентности при пересечении грозового слоя и значительного обледенения пострадавших нет, но у нас отказали все индикаторы и высоты, и скорости, радар глючит, лобовое стекло сильно повреждено.

На сей раз на диспетчерском пункте Кеннеди ему отвечает мужской голос, и в нем звучит удивление.

— Mayday принят, “Эр Франс” 006. Подтвердите код ответчика 7700.

— Нью-Йорк, “Эр Франс” 006, подтверждаю код 7700.

Голос, в котором сквозит абсолютное непонимание, повторяет:

– “Эр Франс”, это Кеннеди-подход, подтвердите код ответчика 7700. Я правильно вас понял, “Эр Франс” 006?

— Так точно, “Эр Франс” 006, Mayday. Подтверждаю код ответчика 7700, мы прошли сквозь большое градовое облако, лобовое стекло треснуло, носовой обтекатель, видимо, разрушен.

Связь прерывается на несколько долгих мгновений.

Маркл в недоумении поворачивается к Фавро. Он трижды ввел код, а Кеннеди до сих пор не в состоянии их идентифицировать.

Внезапно связь восстанавливается.

Женский голос на этот раз, но не такой певучий, как предыдущий. И не такой любезный.

– “Эр Франс” 006, сообщите, пожалуйста, кто пилотирует.

Маркл застыл с открытым ртом. За всю его карьеру никто ни разу не спрашивал имени пилота.

– “Эр Франс” 006, повторяю: сообщите, кто пилотирует.

София Клефман

Пятница, 25 июня 2021 года.

Ховард-Бич, штат Нью-Йорк

Лягушку Бетти, совсем иссохшую, обнаружил Лиам в субботу днем, на кухне, за батареей возле раковины. Она стала легкой как перышко и полупрозрачной, словно смятый, расплющенный листок кальки, из которого смастерили квакшу, умело вырезав бедра и перепончатые лапки. Лиам говорит младшей сестре: она сдохла, твоя Бетти, сдохла, сдохла, ему прям весело, он пускается в пляс, вскинув руки вверх, Бетти сдохла, Бетти сдохла, и доводит Софию до слез.

Три недели назад Бетти сбежала из аквариума, наверное, помирала там со скуки, несмотря на красивый влажный мох, глянцевые зеленые растения и круглые серые камешки, любовно выбранные Софией, и даже на полскорлупы кокоса, служившей ей бассейном, а главное, несмотря на очень даже живых черных мух, которых она скармливала ей по вечерам, после школы. София поставила аквариум на низкий столик у себя в изголовье и каждую ночь, сев в кровати и завернувшись в одеяло, шепотом рассказывала лягушке, как прошел день, и та слушала ее, застыв в густой траве. Софии так хотелось, чтобы Бетти чувствовала себя в безопасности и еще, конечно, чтобы она была счастлива, но прежде всего, чтобы чувствовала себя в безопасности, ей хотелось надежно защитить ее от плотоядных, она недавно узнала это слово, и оно ей очень понравилось, может быть, потому что в нем звучит что-то тревожное. Но лягушка все равно сбежала. Должно быть, прыгала туда-сюда в поисках тепла и влаги и в конце концов свалилась этажом ниже, за чуть теплую железную батарею. Ей нечего было есть и пить, кожа потрескалась, как трескается земля в саду, если давно не было дождя, и вот, застыв в смерти, Бетти превратилась в эктоплазму лягушки.

Софии страшно к ней прикасаться, и Лиаму тоже, даже если он хорохорится и с воплями носится вокруг пожухлого трупика. Мама шепчет: да замолчите же, успокойтесь, а то папу разбудите. Но папа уже и так спускается вниз в майке и орет:

— Какого хрена, Эйприл, ты что, не в состоянии заткнуть своих детей, хотя бы пока я в отпуске, и потом, ты разве не собиралась за покупками?

Лейтенант Кларк Клефман замечает дохлятину, его дочь плачет, он смеется: ну, София, знаешь, на что похожа твоя лягушка? На старый китайский пельмень!

Кларк поднимает ее двумя пальцами за лапку и безразлично бросает в глубокую тарелку.

Клефманы единодушно решили похоронить Бетти, и хотя им ничего не известно о ее вероисповедании, Эйприл постановила, что она баптистка, как они сами; в конце концов, пусть она и не получила настоящее крещение погружением, как подобает верующим, зато большую часть жизни провела в воде. Так будет проще. Их born again frog [Рожденная свыше лягушка (англ.).] попадет в лягушачий рай. Или же Кларк спустит ее в унитаз, так еще проще.

Бетти подарили Софии на ее шестилетие. Благодаря ей София много чего узнала о лягушках. Например, что они существуют уже триста миллионов лет, что они застали динозавров, что их тысячи видов и что атразин, определенный компонент гербицидов, опасен для них, поскольку их кожа проницаема, а ведь они “полезны, потому что поедают насекомых”. И еще, что они амфибии, как саламандры и жабы. К тому же Бетти именно что жаба, anaxyrus debilis, София прилежно записала это название на картонной карточке, приклеила ее на аквариум, кстати, это вполне может быть самец жабы, продавец был не особо в курсе.

— Мисс, — вздохнул Энди, — во всяком случае, имя “Энди” София прочла на его бейдже, — извините, конечно, но эта жаба хорошо если в дюйм длиной, я не могу рассмотреть репродуктивные органы, лучше придумайте ей имя, подходящее для обоих полов, скажем Морган или Мэдисон.

Но София, несмотря ни на что, назвала ее Бетти. Когда София подходит к аквариуму, Бетти прячется в норке или под камнями. Звук пылесоса тоже ужасно ее пугает. И гул самолетов, которые, взлетев из Ла-Гуардии, проносятся над Ховард-Бич. Ее поди увидь, такая она пугливая.

— Ну точно телка, — усмехается Кларк.

— Не выражайся так при Лиаме и Софии, — вздыхает Эйприл.

Кларк Клефман выудил Бетти из глубокой тарелки, София вскрикнула:

— Бетти пошевелилась, мам! Бетти пошевелилась!

— Что? Да нет, София, просто папа наклонил тарелку.

— Нет, пошевелилась. Посмотри, там на донышке была вода! Вот она и проснулась. Мама, мама, долей ей воды, пожалуйста!

Эйприл пожала плечами, но все же взяла стакан, наполнила его и опрокинула на Бетти. Жаба пошевелила одной лапкой, потом второй и наконец воскресла, впитав словно губка всю воду, и вот уже она мечется по дну тарелки, и ее кожа постепенно приобретает утраченный зеленоватый оттенок.

— Охренеть, — потрясенно говорит Кларк Клефман.

— Она как аксолотли во время засухи, мам, помнишь аксолотлей, мы их видели, так вот, она точно так же впала в спячку и ждала сезона дождей.