— Сегодня второй и завершающий этап лабораторной, — ленивым тоном объявляет учитель. Его лысина сверкает так, будто он целое утро натирал ее воском. — Никто не уйдет, пока не сдаст работу. Вас это тоже касается, мисс Монфор.
— Вообще-то Блэк, — поправляю я, едва выдавив ухмылку.
— Кстати, поприветствуйте нашу новую ученицу. — В ответ слышится невнятное мычание нескольких голосов. Закатываю глаза. Какой кошмар!
— А теперь приступайте. Давайте живее.
Отлично. Первый урок, а я уже возненавидела биологию.
Задумчиво перевожу взгляд на парня. Наверное, ему не очень-то хотелось работать со мной над лабораторной.
Парень выше меня на голову. У него черные волосы, на подбородке широкий кривой шрам. Любит подраться? А так и не скажешь.
— Фанатка «Рамоунз»?
— В смысле?
— Футболка. — Парень отвлекается от тетради и указывает на надпись.
Не думала, что он обратит внимание.
— Ну да.
— Круто. — Он возвращается к работе и практически ложится на стол, когда пишет на полях какие-то формулы. Я придвигаюсь ближе.
— Ого! Чем это вы тут занимаетесь? Это биология, а не ядерная физика.
— Не любишь биологию?
— Ну…
— Значит, не любишь.
— Нет, — покачиваю головой и хмурю брови, — терпеть не могу.
— Тогда тебе не повезло.
— Почему?
— Она каждый день.
Усаживаюсь на маленькое сиденье, которое здесь почему-то называют стулом. Теперь я почти скрыта от глаз лысого учителя, и мне становится немного легче.
— Какая тема лабораторной?
— Плазмолиз и деплазмолиз в клетках кожицы лука.
Мне остается только хлопать ресницами. Он что, свихнулся? Неужели он только что просто взял и произнес это вслух? О да, я нашла себе отличного напарника. Может, он и списать даст? В конце концов, он первый, кто не сказал ни слова о моей семье.
— Послушай, работу надо сдать сегодня. Но я…
— Бери. — Незнакомец кивает на свои записи и отходит к микроскопу. — Естественно, ты не успеешь. Я в курсе. — Он меняет стеклышки, крутит что-то, а я с недоумением гляжу на него. Добрых людей не бывает. Или он идиот, или задумал что-то. — Только побыстрее. Я собираюсь сдать работу и уйти пораньше.
— Хорошо, спасибо, — открываю единственную тетрадь, которую взяла с собой сегодня, и начинаю перечерчивать таблицу. Парень все копошится у микроскопа. Искоса поглядываю на него. Странный. Вроде симпатичный, и учиться любит. Такое бывает?
— Как тебя зовут? — неожиданно для самой себя спрашиваю я и медленно отворачиваюсь. Кажется, я свихнулась, раз решила первой пойти на контакт.
— Мэтт, — не отрываясь от микроскопа, отвечает парень.
Хм, обычное имя. Я-то ожидала услышать что-то вроде: Дамиан, Кристофер или Джером.
— А ты — Ариадна, верно? — Он все-таки переводит на меня взгляд. Глаза у него темно-синие.
— Ари, — киваю я, торопливо списывая малопонятные расчеты.
— Как тебе Астерия?
— Интересный городок.
— «Рамоунз» тут не слушают, если что.
— Почему?
— Ты видела церковь на въезде в город? А на площади? У школы?
— Ого, так здесь все верующие? — скептически восклицаю я. — Религиозная дыра?
— Что-то вроде того, — соглашается Мэтт и удаляет фильтрованной бумагой раствор поваренной соли с предметного стекла. — Ты все? Я хочу сдать работу.
— Еще пару секунд.
Облизываю губы и сосредоточенно наклоняюсь над записями. Волосы падают на тетрадь, я откидываю их, но они все равно падают.
— На следующий урок нужно будет принести гербарные экземпляры растений, — предупреждает парень, забрасывая вещи в черный рюкзак. — Если не хочешь больше списывать, подготовься.
— А если хочу? — Я ставлю точку и с довольным видом захлопываю тетрадь. — Я правда не люблю биологию.
— А я правда не люблю, когда у меня списывают, Ари. — Он решительно забирает тетрадь и коротко кивает. — Еще увидимся.
Мне остается только помахать ему рукой. Кажется, мне на завтра действительно придется собирать гербарий. Проклятье.
Глава 3
Тайны Монфор-л’Амори
Найти столовую оказывается проще простого. Надо только следовать за потоком бешеных подростков, которые едва не сбивают друг друга с ног, устраивают давку в дверях, а потом разбредаются к столикам.
Останавливаюсь в проходе: так, и что дальше? Свободных мест нет. Подсесть к кому-то? Лучше сразу выжгу себе на лбу слово «идиотка». Или «неудачница». На выбор.
Поправляю ремень сумки и неожиданно замечаю Хэрри. Отлично. Вот и спасение. Парень машет мне рукой и кивает, наверное, раз десять. Странный. Он очень и очень странный. Нужно сказать ему, чтобы перестал зачесывать набок волосы.
— Привет еще раз, — говорю я, усаживаясь напротив. Парень смущенно поправляет очки и кивает. В одиннадцатый раз. — Я думала, ты не придешь.
— И я так думал. В смысле думал, что ты не придешь, а не я.
— Отлично. И вот мы оба здесь…
— Да. Ну… — Хэрри чешет шею, — как тебе первый день? Познакомилась с кем-нибудь?
— Интересный вопрос. Дай подсчитаю, — я задумчиво загибаю пальцы, глядя в потолок, — у меня появился один друг.
— Один?
— Один.
— И кто?
— Ты, конечно.
— Я твой друг? Офигеть, — Хэрри широко улыбается и поправляет очки.
— Это тебя так удивляет? — интересуюсь я, а сама думаю, что меня это тоже удивляет. Ведь Хэйдан следил за мной, а потом начал тараторить про какую-то вуду-магию. — Ты милый парень…
— Я — милый парень, — эхом вторит он и хвастливо говорит проходящей мимо девчонке: — Она сказала, что я милый, ясно?
— О, господи! — смеюсь я, доставая из сумки пакет, собранный тетей Норин. Есть хочется безумно.
— Так зачем ты шпионил за мной? — пережевывая сэндвич, интересуюсь я. Хэрри делает серьезное лицо и придвигается ко мне почти вплотную.
— Ты не знаешь?
— Не знаю чего?
— На тебя все смотрят.
— Ну да, я — новенькая.
— Дело не в этом, — Хэйдан сводит густые брови. — Твоя семья…
— …очень странная, — заканчиваю я, передернув плечами. — И в чем проблема?
— В смысле?
— Что не так с моими родственниками? Я здесь всего сутки, но уже почувствовала все прелести южного гостеприимства. Или вы все тут спятили, или это я сошла с ума. Одно из двух.
— Удивительно! — парень откидывается на спинку стула. — Как ты не можешь знать того, что знают все вокруг?
— О чем ты?
— О том, что с семьей Монфор связываться опасно.
— Опасно? — меня разбирает смех. Я наклоняюсь вперед, волосы каскадом падают на стол. — Ну да, тятя Норин и тетя Мэри-Линетт действительно ночные головорезы. Как ты узнал?
— Тебе смешно? — Хэрри буравит меня взглядом, подперев подбородок. — Только подумать! Город на ушах стоит, а ты смеешься.
— Ты тоже смеешься.
— Это нервное, а я, знаешь ли, часто нервничаю. У меня даже язва развилась, теперь я ем только невкусную еду. В смысле, полезную.
Снова прыскаю со смеху, зажимая рот ладонями и… словно примерзаю к стулу. Дыхание перехватывает. Пытаюсь шевельнуться, но не могу. Смотрю на гигантские окна столовой. За стеклянной стеной играют дети. Среди них маленькая девочка лет восьми с угольно-черными волосами. Слезы жгут глаза. Время останавливается. Ничего нет, кроме этой девочки, ее искренней улыбки, тонких рук и смешного сарафана. Лора любила такие сарафаны.
Я любила Лору.
Призрак сестры стоит перед глазами: смеющийся, живой. Вот она идет рядом, держась за мою ладонь. Просит прокатить ее на спине, купить шоколадное мороженое с миндальной стружкой. И я покупаю, потому что как бы сильно я ни пыталась выглядеть взрослой, надменной сестрой, я обожаю этого маленького монстра, который изо всех сил сжимает мои пальцы. Вот же она. Прямо здесь. За стеклом. В двух шагах. Я приподнимаюсь, моргаю и… детей уже нет.
Лоры уже нет.
Сердце неистово колотится в груди, в ушах стоит звон. Я вглядываюсь в окна, надеясь вновь увидеть Лору.
— Эй, ты чего? Эй? — Хэрри стоит рядом и теребит меня за плечо. — Все в порядке, Ари? Ты, кажется, отключилась.
— Просто… — хлопаю я ресницами и понимаю, что все в столовой молча смотрят на меня. Закидываю сумку на плечо. — Мне пора идти.
— Тебя проводить? — взволнованно спрашивает Хэйдан, поправляя очки.
— Все нормально.
— Но, Ари…
— Еще увидимся.
По пути к выходу замечаю в толпе ошарашенный взгляд Мэтта. Ну что ж, вот я и подтвердила всеобщие опасения: я — чокнутая. Руки до сих пор трясутся. Я действительно видела Лору? Но этого не может быть! Я правда сошла с ума. Мою семью здесь считают странной. Может, так и есть? Даже выскочив на улицу, я все еще кожей ощущаю недоуменные взгляды. Подростки стояли и глазели на меня. Глазели и молчали.
Трясу головой, пытаясь избавиться от наваждения. Горло саднит. Покупаю в магазинчике через дорогу бутылку воды. Нужно взять себя в руки. Ничего ведь не произошло.
— Да. — Киваю сама себе и отпиваю воду. — Все в порядке, все отлично.
Наклоняюсь, чтобы сунуть бутылку в сумку. Волосы бронзовой волной падают на лицо. Никогда не любила рыжий цвет, а маме мои волосы нравились. Она говорила, что у бабушки были такие же.
На самом деле о родных мне известно мало. Честер Монфор — мой дед — умер четырнадцать лет назад. Силест Монфор — три года назад. То есть в живых со стороны мамы не осталось никого, кроме Норин и Мэри-Линетт.