Кирилл же, смутившись, похлопал его по лопатке.

— Рад, что ты приехал, — сказал старший Бродский и направился на кухню, а парень кивнул и сдавил переносицу. Разумеется, отец рад ему. На что еще он рассчитывал?

Кирилл поднялся по широкой лестнице и остановился, услышав шорох. Клацанье чьих-то когтей о деревянный паркет. Он оглянулся и удивленно вскинул брови.

— Джамбо?

Огромный, черный лабрадор с заплывшими глазами, тяжелой, покачивающейся походкой направлялся к парню, грузно дыша. В его движениях уже не виднелось былой ловкости и энергии, вперед он ступал медленно, точно породистый жеребец на показной ярмарке, но глаза смотрели радостно и преданно.

— Джамбо! — Воскликнул Кирилл, сбросил с плеча рюкзак и упал на колени перед собакой. Вспышка, и ему снова восемь, а Джамбо снова два. Мальчишка безжалостно взъерошивает морду собаки, но той нравится. Она восторженно прижимается к нему всей тушей. Кирилл и сам удивился, что так громко выкрикнул имя старого друга, что рухнул на колени. Пес коснулся мокрым носом его ладони, и он усмехнулся. — Ну, от тебя и несет.

Пахло от него, и правда, паршиво, но Кирилл не спешил подниматься. Лабрадор поставил гигантские лапы ему на колени и застучал хвостом по полу. Потянулся к хозяину, чтобы прокатиться шершавым языком по его щеке, но Кир пригрозил ему пальцем.

— Не вздумай.

Пес послушно отстранился. Он всегда слушал его команды. Парень выпрямился и почему-то замер, разглядывая блестящие глаза собаки и ее длинный язык, свисающий на левую сторону слюнявой пасти. Он уехал из родного городка, но никогда не задумывался о том, что оставил позади. Что существовало без него.

— Вышел он? — Раздался голос отца, поднимающегося по лестнице. — Старый боец.

— Джамбо?

— Болел последние несколько месяцев. Из моей комнаты нос не высовывал.

— Серьезно?

Парень недоверчиво покосился на пса, а потом вновь поглядел на папу. Тот остановился в проходе и запустил большие пальцы в широкие карманы.

— Серьезней некуда.

— Не выглядит он больным.

— Перед тобой красуется.

— Вот как.

— Может, прогуляешься с ним?

— С ног валюсь. Потом как-нибудь.

Папа коротко пожал плечами, пробормотал что-то еле слышно. Кир напрягся, но не стал переспрашивать. Повернулся к отцу спиной и поплелся к себе в комнату. В глазах отчего-то рябило. Он надавил на них пальцами, потом вспомнил про линзы и резко опустил руку. В его спальне до сих пор стоял раскладной диван и компьютер столетней давности. На черной клавиатуре скопился слой пыли, а нетронутые детские энциклопедии в рядок притаились на деревянных полках книжного шкафа. Парень остановился на пороге, изучая забытые вещи, брошенные воспоминания, и почувствовал, как в глубине души образовалось нечто тяжелое и колючее. Он хотел было ступить вперед, распахнуть шторы, включить свет, но не мог шевельнуться. Перед ним проносились одна за другой вспышки из детства, старые, потертые выкройки из памяти, о существовании которых он даже не подозревал. Стало не по себе. Парень нахмурился, бросил рюкзак на диван и вернулся в коридор.

— Я передумал, — прикрикнул он, спускаясь быстрым шагом по скрипучей лестнице.

— Передумал? — Донесся голос отца из кухни.

— Пройдусь с Джамбо. Его поводок…

— Там же, где и всегда.

«Разумеется», — подумал Кирилл и нашел ошейник в позолоченном комоде. Комод родителям на свадьбу подарили какие-то родственники. На нем скромно примостились несколько рамок с фотографиями. На одной из них Кир хмуро пялился в камеру на выпускном. Мама тогда порядком надоела, заставляя позировать на фоне школы и праздничных шаров. Кир шмыгнул носом, присвистнул и ничуть не удивился, когда Джамбо послушно, — правда, до страшного медленно, — подошел к нему, стуча толстыми лапами.

— Хороший пес, — отрезал он, фиксируя ошейник. Достал сигарету, устало зажал ее в зубах, а потом еще раз проверил, чтобы поводок хорошо держался за металлический крючок.

— Что говоришь? — Вновь заголосил отец.

— Я пошел.

— Что?

— Пошел я. Не закрываю.

Удивительно, как несколько лет превращаются в несколько секунд. Кирилл захлопнул за собой дверь, остановился на крыльце и поглядел в аспидное небо, пребывая в полнейшем замешательстве. Широкое и бесконечное, оно тянулось над крышами домов и было точно таким же, как и десятки лет назад. Собака. Вечер. Запах никотина и тишина, о которой в большом городе только мечтают. Казалось, Кир совершил квантовый скачок и вынырнул в дальнем прошлом. Он невольно усмехнулся и покачал головой. Не верилось, что он стал таким сентиментальным и рассуждал о вечном и незыблемом, подобно кисейной барышне из бульварного романа.

— Идиот, — смеясь, фыркнул он, зажал сигарету между пальцев и ленивой походкой побрел вдоль улицы.

В родном городке почти ничего не изменилось. Зелени стало меньше. Парень неторопливо рассматривал знакомые переулки, лавочки, балконы и наслаждался спокойствием. Чем-то похожим на исцеление. Воздух был свежим, почти сладким, свет рассеянно кружил рядом с фонарными столбами и не лез за отведенные рамки, бесспорно уподобляясь людям. Пес кряхтел и поглядывал на хозяина, словно не верил, что тот бредет рядом, а Кир изо всех сил, точно одержимый, сумасшедший, старался быть здесь и сейчас. Здесь и сейчас.

«Отосплюсь, — думал он, — и отредактирую несколько текстов. Но сначала отосплюсь».

Непередаваемая словами усталость, истощение душили его, будто чьи-то пальцы. Мысли, старческие, нелепые, атаковали голову, вмешивались в душу. В свои двадцать три года он валился с ног, как избитый жизнью восьмидесятилетний старик. Что сломило его, что его так разочаровало? Он не болел, не умирал, но эмоционально выгорел, как кислород в космосе. Исчез, будучи здесь. Пропал, не уходя. Он ничем не отличался от прохожих. Его взгляд смотрел прямо, а ноги ступали твердо. Но глазами боли не увидишь. То, с чем Кир имел дело, сидело глубоко внутри и раздирало в клочья остатки мужества, и как бы много сигарет он не выкурил, этого монстра не брал никотин.

— Кирилл? — Внезапно раздался мужской голос, и парень в недоумении остановился. Даже в линзах он паршиво видел в темноте, так что ему пришлось прищуриться. — Ничего себе!

Из черного квадрата на свет выпрыгнула долговязая, жилистая фигура. Молодой человек с такой же широкой улыбкой, как у Чеширского Кота.

— Поэт вернулся в город!

— Женя?

Кир вскинул брови, разглядев в незнакомце своего бывшего одноклассника — Ситкова.

Куртка нараспашку, светлые волосы все так же адски вьются. Девчонки ему завидовали, а парни его безбожно стыдили, но с хорошей компанией не страшны грубые шутки. Женек как раз имел такую, а Кирилл являлся ее неотъемлемой частью.

— Ты когда приехал? — Воскликнул Женя и радостно обнял друга, будто они не молчали на протяжении пяти, а то и шести лет. От него пахло мятной жвачкой. — Чего не написал?

— Не успел.

— Черт меня подери.

— Не начинай. — Кир криво ухмыльнулся. — Мне и от отца хватает ностальгической чуши.

Ситков прихлопнул в ладони. Глаза у него были узковатые, но такие яркие, внимательные, что казалось, будто он смотрит сквозь человека, видит все его грешки и мысли. Видеть он, конечно, ничего не видел. Возможно, догадывался, но никогда серьезными вопросами не задавался. Не лез, так сказать, за ограничители и избегал «липких» чувств. Да, он именно так отзывался обо всем, что вызывало судороги сердечной мышцы: липкое дерьмо.

— Куда путь держишь? — Выгнув брови, поинтересовался Женек, скрестив на груди руки.

— Прогуливаюсь.

— С этим чудищем?

— В яблочко, Шерлок.

— А завтра что планируешь?

Кирилл неопределенно пожал плечами. Сигарета жгла пальцы. Он в последний раз сделал затяжку и выкинул окурок, отчего по асфальту поскакали миниатюрные рыжие искры.

— Поработать хотел.

— С работы приехал работать?

— Вроде того.

Давний друг улыбнулся.

— Понятно.

— А ты как поживаешь? — С неясно откуда взявшимся энтузиазмом спросил Кирилл. Ему не хотелось болтать попусту и притворяться, что данная встреча ничуть его не напрягает, но уважение к прошлому, пусть и погасшему в омуте новых, более значимых эмоций, не позволило ему уйти. — Не надумал уехать?

— Мне и здесь хорошо.

— Вот как.

— Кручусь понемногу. Не жалуюсь, если ты об этом.

— Выглядишь бодро.

— Впереди еще целая ночь. — Игриво подметил тот и запустил пальцы в кудрявые волосы. Удивительно: прошло столько лет, но его манера вечно поправлять свои лохмы никуда не делась. — Приходи завтра в нашу забегаловку. Мы с ребятами собираемся.

Кир почувствовал, как Джамбо потянул его за собой и еле сдержался от порыва сорваться с места, лишь бы не тратить время на происходящий сумбур. На эту игру в старых-добрых приятелей, знающих друг о друге всю подноготную.

— Посмотрим.

— Проспись, поэт. Видок у тебя уставший. Причешись, отпросись у папочки и причаливай. Нормально пообщаемся. А то секретничаем посреди переулка, как две мелкие девицы.

— Язык у тебя — все то же помело.

— Зато ты его как будто проглотил.

— Если бы… — попытался пошутить Кирилл, но вышло паршиво. В последнее время все его фразы звучали беспристрастно и холодно, словно рубильник, отвечающий за его эмоции, раздолбали к чертовой матери. — Я постараюсь.