— Вот к твоим бедам добавилась еще одна, — грустно заметил Пурапура. — Для начала скажу, что никто, кроме классного руководителя, не знает о попытке самоубийства Макото. Одноклассники считают, что он простудился и лежит с воспалением легких.

— Да даже если у него воспаление легких, кто-то же все равно должен был его навестить? — Я пристально уставился в голубые сияющие глаза Пурапуры. Они вдруг приобрели синевато-фиолетовый оттенок, как у закатного неба. — Так, я уже ничему не удивлюсь, так что скажи-ка честно: у Макото нет друзей? Он и в школе совсем один?

Закат в глазах Пурапуры сменился ночью.

И я все понял.

Пурапура уселся рядом и с необыкновенно серьезным видом заявил:

— Только сам Макото знал, одинок он или нет. Конечно, он всегда держался в стороне от других, но только потому, что у него был свой особенный мир.

— Он со странностями, что ли?

— Некоторые ученики так и считали. Макото — интроверт, порой чересчур наивный. С одноклассниками он почти не разговаривал. Скорее всего, он и сам верил, что он такой. Отгораживался от всех высокой стеной, думая, что он всегда будет аутсайдером и не сможет дружить с другими людьми.

— И что, с Макото так никто и не общался?

— Только одна девочка. Она легко с ним разговаривала, но только она одна.

— И кто это?

— Хирока Кувабара.

Первая любовь Макото, значит…

— Она единственная не считала Макото пришельцем из другого мира и всегда была с ним дружелюбна. Наверное, она ко всем так относилась, но для Макото она была особенной. Понимаешь? Он ловил каждое ее слово.

— И вот она пошла в лав-отель с мужчиной. — Я рухнул на футон. — Да как это вообще возможно?

Действительно, мало кому на свете не повезло так же, как Макото. А мне, раз уж пришлось занять его место, не повезло примерно так же. От такого «второго шанса» моя хандра сделалась еще сильнее.

— Уж кого в этом и винить, так самого себя в прошлом перерождении. А сейчас пора в школу. Хватит дурить, а не то опоздаешь.

Пурапура чуть ли не силой собрался меня тащить. Я уперся.

— Не хочу туда.

— Тогда тебя лишат тела Макото Кобаяси.

— Лишат так лишат.

— И ты не вернешься в круг перерождений!

— Не вернусь так не вернусь.

— И я больше не буду играть с тобой в карты!

— Ну и…

Вот черт! Я вскочил. Все-таки игра в карты оставалась для меня единственной радостью в эти тоскливые дни.

— Ты же не хочешь проиграть пять раз подряд?

— Пф!..

В этом мире не было Бога. В этом мире не было Будды.

В этом мире был только он — сомнительный ангел по имени Пурапура.

Дорога до школы занимала двадцать минут пешком. Пурапура показывал мне дорогу, в то же время рассказывая о жизни Макото Кобаяси. Наконец я перешел на бег и, вприпрыжку промчавшись через школьные ворота, успел влететь в кабинет прямо к началу классного часа.

Распахнув дверь, я увидел, что все одноклассники уже сидят на местах. Они разом оглянулись на меня с неописуемыми выражениями на лицах. Воцарилась такая тишина, будто всю аудиторию засыпало многоточиями.

Кажется, никто из них не собирался тепло встречать одноклассника, вернувшегося после долгой болезни. Я вмиг осознал, что все, что мне рассказывал Пурапура, оказалось правдой.

— Так! Начинаем!

Через несколько минут после моего появления вошел классный руководитель.

— Сегодня много распечаток. Я быстро их раздам, и сразу к делу. Но сначала — посещаемость!

Классный руководитель по фамилии Савада, тридцати лет от роду, вел физкультуру. Он отличался гориллоподобным телосложением, а еще, как говорили, такой же силой. Несколько раз он приходил ко мне в больницу, но я спал. По крайней мере, так сказал Пурапура.

— Кобаяси?

От его выкрика я вздрогнул.

Взгляды всего класса устремились ко мне. За кафедрой виднелось свирепое лицо Савады. Он уже несколько раз повторил мою фамилию.

— Если ты здесь, отвечай!

— Да, здесь! — ответил я.

По классу пробежал шумок. Даже у Савады глаза расширились от удивления.

— Ого, Кобаяси. Как радостно ты об этом сообщаешь!

Эй, это же мой обычный голос!

Недоумевая, я решил добавить еще пару слов, чтобы посмотреть на реакцию окружающих.

— Да, вашими молитвами я наконец поправился!

Шум в классе стал громче.

Похоже, бодрый и радостный Макото представлял собой чересчур странное зрелище. В тот день все одноклассники пялились на меня, как на беременного инопланетянина. Но все они держали дистанцию, только подозрительно оглядывали меня.

Конечно, они удивлялись изменениям, которые произошли с Макото, но никому и в голову не пришло, что в его теле теперь другая душа. Поэтому мне было все равно — пусть удивляются или подозревают что угодно, а я буду делать ровно то, что хочу. Какими бы странными ни казались окружающим мои поступки, я выглядел как Макото Кобаяси — и этого достаточно, чтобы быть Макото Кобаяси.

Таков был мой план. Однако в школе все-таки нашелся кое-кто проницательный.

Это случилось во время обеденного перерыва, после того как я, немного вздремнув под деревом в саду, возвращался в класс.

За спиной послышались шаги. Оглянувшись, я увидел крохотного росточка девочку с короткими волосами. Прищурившись, она смотрела на меня снизу вверх. Если уж невысокому Макото она казалась маленькой, то и в самом деле это была малявка.

— Семинар, да? — полюбопытствовала малявка, вытаращив на меня поблескивающие глазки. — На семинар ходил? Вижу, с тобой что-то не так!

— Чего?

— Не пытайся отвертеться. Ты знаешь, о чем я. Ты какой-то не такой сегодня, Кобаяси. Ты совсем не тот Кобаяси, которого я знаю.

— Да чего тебе? — спросил я, отступая.

— Точно. — На лице малявки появилось триумфальное выражение, будто она меня поймала. — Так и есть. Я вчера его видела. Объявление о семинаре. Ты платишь им кучу денег, и они промывают тебе мозги. И ты перерождаешься заново. Вот и ты, Кобаяси. Ты не ходил в школу потому, что был на семинаре. И теперь ты переродился: весь из себя открытый, радостный, светлый. Ты совсем не похож на того Кобаяси!

— Уж извини. — Мое настроение испортилось. — Не ходил я ни на какие семинары!

— А что тогда? Что-то еще?

— Ничего.

— Ты врешь. Я тебе не верю.

— Не верь сколько угодно.

Откуда взялась эта девчонка? С чего это я вдруг открытый, позитивный и светлый? Сомнения не иссякали, но я оставил малявку в покое и пошел дальше. С такими, как она, лучше лишний раз не связываться.

— Я тебе совсем не верю! — закричала малявка прямо перед тем, как я собирался свернуть за угол. — Я все знаю! С тобой что-то точно случилось! Можешь обманывать других, но меня-то не обманешь!

Непонятная малявка. Но такая проницательная!

Она меня не на шутку встревожила, и я сразу же помчался в мужской туалет, где воззвал к Пурапуре.

— Кто это?

— Ты о ком?

Пурапура предстал передо мной во плоти и сразу же принялся перелистывать свое пособие. Однако выглядел он неуверенно, да и книгу листал как-то нетерпеливо. Наконец он захлопнул пособие.

— Ее тут нет.

— И что это значит?

— Если ее нет, значит, ее не существует в воспоминаниях Макото.

— То есть, — сказал я, — он ее не замечал?

— Ну, — кивнул Пурапура, — в общем-то да.

Я хмыкнул. Глядя на бесполезное пособие, я испытывала сложные чувства. Удивительная малявка, которую в упор не замечал Макото Кобаяси… И при всем при том она единственная, кажется, учуяла, что вместо Макото в его теле теперь нахожусь я…

Первый день в школе тянулся бесконечно долго. В классе я оставался мишенью всеобщего внимания, в коридоре меня преследовала малявка, и к концу классного часа я страшно устал. Однако после уроков мне хотелось навестить одно место, которое обычно посещал Макото.

Кружок рисования.

Утром я впервые с удивлением узнал от Пурапуры, что Макото с энтузиазмом посещал этот кружок. Похоже, у него не было иных успехов, кроме успехов в рисовании. В школу он ходил только ради кружка и счастливых часов за мольбертом.

Макото продолжал появляться в кружке и во втором триместре, даже несмотря на то, что обычно в кружках ученикам разрешалось заниматься только до первого триместра девятого класса — дальше начиналась интенсивная подготовка к экзаменам. Другие тоже нарушали это правило, и учителя-консультанты не просто смотрели на это сквозь пальцы, но и поощряли страсть Макото и его одноклассников.

Впрочем, Макото обожал не одно только рисование.

После уроков я поднялся в кабинет на третьем этаже нового школьного здания и стал искать работу Макото на полках в конце класса. Я выудил оттуда холст, на котором Макото уже начал писать маслом, разложил все необходимое и водрузил холст на мольберт.

Нет, я не только притворялся Макото — мне и на самом деле захотелось порисовать.

Я уселся на раскладной стул и минут десять смотрел на картину Макото. Наконец я смешал краски на деревянной палитре и приступил к делу. Сначала я пытался подражать манере Макото, о которой я мог судить по начатой картине, но постепенно кисть моя двигалась все легче и быстрее, и я с головой окунулся в мир живописи.

Закатное солнце кирпичного цвета озаряло кабинет.