Ева Чейз

Нарушенная клятва

Прежде. Рива

Когда мы стали прощаться, парни задержали на мне взгляды чуть дольше обычного, будто решили, что так смогут поделиться частью своей силы.

Меня охватило желание обнять каждого из них — такое острое, что противиться было больно. Но я не могла ему поддаться.

Мы прощались друг с другом в конце каждого дня, и нельзя было рисковать, показывая, что сегодня все иначе. Это не укрылось бы от взглядов хранителей: несколько из них находились в спортзале вместе с нами, а другие наблюдали через установленные на потолке камеры.

Если мы хотели, чтобы после сегодняшнего вечера они больше никогда не могли нас разлучить, следовало действовать очень осторожно. Хранители не должны усомниться, что мы, как и всегда, собираемся встретиться здесь завтра утром.

Кто знает, что они с нами сделают, если раскроют наш план.

Весь день, тренируясь и общаясь, мы шестеро вели себя совершенно обычно. К счастью, это был один из «легких» дней — простое тестирование, никаких мучений.

Я гнала Зиана по дорожке в два раза быстрее, чем мог бы бежать любой другой, и мы остановились, только чтобы передохнуть.

Спорила с Джейкобом о том, какой из ножей лучше всего подходит для метания на большое расстояние.

Проложила курс по нанесенной на карту местности под неуверенные, но вдумчивые комментарии Доминика.

Посмеялась над шутками Андреаса: тот решил научиться жонглировать, но пока не добился особого успеха.

Во время перерыва я упала на диван рядом с Гриффином, чтобы насладиться сериалом, который втайне был моим любимым — об этом секрете знал только он.

Все остальные парни заявили, что эта мыльная опера — просто банальщина, а персонажи только и делают, что творят глупости и выясняют отношения. Но Гриффин притворился, что это ему нравится сериал, так что они дразнили его, а не меня. Таким уж он был.

Однажды я попыталась сказать, что ему не обязательно принимать удар на себя.

— Тебе нужно поддерживать свою репутацию несгибаемой девчонки, Рива, — ответил он с одной из своих мягких, но ослепительных улыбок. — А мне позволено быть сентиментальным.

Но, несмотря на все усилия, сегодняшний день совсем не казался мне нормальным. Мысли о том, на что мы осмелимся вечером, придавливали меня к земле, словно набитый кирпичами рюкзак. И эти кирпичи выглядели куда тяжелее тех, что я обычно таскала на себе.

Наш побег зависел от меня — и от той самой несгибаемости, о которой упоминал Гриффин.

Когда хранители вывели нас с Гриффином первыми и я на прощание помахала парням, бремя нашего решения стало почти невыносимым.

Андреас мне подмигнул.

— Увидимся завтра, Динь.

Глупое прозвище, родившееся после того, как в детстве мы впервые посмотрели «Питера Пэна» и Дрей заметил, что я такая же крошечная, как Динь-Динь. Едва ли это могло меня сейчас успокоить.

Но потом Зиан произнес слова, которые были нашей мантрой на протяжении многих лет, пока мы готовились к этому моменту: мы одной крови.

С этой фразой, отдающейся в моем теле с каждым ударом сердца, я и вышла, гордо подняв подбородок.

Все зависело от меня, но нам полагалось пройти через все это вместе. Мы были связаны удивительными силами, которые принадлежали лишь нам, и жуткой субстанцией, что текла по нашим венам.

Хранители всегда забирали нас с Гриффином первыми, поскольку наши комнаты располагались на самом верхнем этаже подземного комплекса. Перешептываясь, мы вшестером выяснили, что комнаты Андреаса и Доминика находились на один уровень ниже, а Джейкоба и Зиана — еще ниже.

Под ними были тренировочные залы, которые мы сейчас и покидали. Мы понятия не имели, насколько простирался комплекс.

Иногда я представляла его как огромную яму в земле, опускающуюся вплоть до расплавленного ядра, которое некоторые люди именуют адом. Образ казался вполне реалистичным.

«Ад» — подходящее слово для описания пульсирующего напряжения, которое пробегало по моему телу в те дни, когда они проверяли мою неземную силу с помощью своих странных устройств. Или когда у меня на глазах с особой жестокостью пытали подопытных животных, а иногда и людей, чтобы оценить мою реакцию.

Не говоря уже о том, что хранители вытворяли с парнями на индивидуальных занятиях, после которых те возвращались с опустошенным выражением лица.

Сегодня все прошло не так ужасно, и они наверняка считали, будто проявили к нам доброту.

Даже когда хранители сопровождали нас в комнаты, то всегда превосходили числом. Меня и Гриффина окружили четверо мужчин, и резкий искусственный свет отражался от их чудаковатых металлических шлемов и брони.

Я втянула ртом немного воздуха, пробуя его на вкус и запах. Сегодняшняя четверка испускала феромоны с легким привкусом нервозности, но меня это не тревожило.

Они бы и близко не были так спокойны, если бы догадывались, что мы можем сделать — и что сделаем.

Они не знали, что теперь я могу бегать даже быстрее, чем в последнем забеге с Зианом. Или что парень, идущий рядом со мной, может не только испытывать эмоции других людей, но и внушать им свои собственные.

Мы научились скрывать новые таланты по мере их появления — насколько это было возможно во время их жестоких оценок. Не обнаружив эти способности, наши тюремщики не могли от них защищаться.

Так никого и не встретив по пути, мы поднялись по белой лестнице в пустой белый коридор с белыми дверьми, которые вели туда, что могло с тем же успехом быть тюремными камерами. Использовав синюю ключ-карту, хранители открыли расположенные друг напротив друга комнаты.

Гриффин поднес руку к моей щеке и легонько потянул за одну из выбившихся из косы серебристых прядей. В детстве он говорил, что на фоне моих грифельно-серых волос они похожи на струящийся сквозь ночь лунный свет.

Он улыбнулся, и в его небесно-голубых глазах зажегся мягкий блеск.

— Спи спокойно, Лунный лучик.

— Ты тоже, Эмо-мальчик, — парировала я и наслаждалась раскатами его смеха до тех пор, пока дверь между нами не захлопнулась.

На маленьком столике, стоявшем подальше от кровати, меня ждал ужин: жареная куриная ножка, картофельное пюре и вареная морковь. Я быстро запихнула еду в рот, почти не ощущая вкуса. В любом случае я мало что теряла.

Чтобы скоротать время, я постучала по кнопкам на панели над столом и включила музыкальный канал, который мне нравился больше всего. По комнате разнеслась энергичная мелодия с гулкими басами.

В любой другой день я бы начала покачиваться и, может быть, даже встала на ноги и позволила всему своему телу двигаться в такт музыке — чего я никогда не делала, когда парни могли меня видеть. Наверное, я выглядела нелепо, когда танцевала, но рядом никого не было, так что какая разница. Мне это нравилось.

Это являлось одной из немногих приятных мелочей, за которые я могла уцепиться, когда оставалась в одиночестве.

Но сегодня вечером я чувствовала себя слишком взвинченной, чтобы погрузиться в музыку. И если бы хранители посмотрели на меня через свои камеры, с каждым движением мое напряжение становилось бы все очевиднее.

Я не могла допустить, чтобы что-то вызвало у них подозрения.

Вместо этого я плюхнулась на кровать и просто слушала. Моя рука потянулась к кулону, который висел у меня на шее.

После одной из своих первых миссий в большой мир Гриффин привез нам всем оловянные кулоны — он купил их за наличные, которые ему дали хранители. Сомневаюсь, что деньги ему дали именно для этой цели, но по какой-то причине нам позволили оставить подарки.

Возможно, этот крошечный акт щедрости заставил их почувствовать себя лучше после всего того, что они с нами делали.

Мои пальцы со щелчком отделили металлическую кошку от клубка пряжи, вокруг которого она обвивалась, а затем защелкнули обратно.

Я проделала это еще несколько раз.

Этот ритм немного успокоил мои нервы. Я закрыла глаза, как будто устала от сегодняшней тренировки, хотя на самом деле и близко не подошла к своему пределу.

Одна песня перетекала в другую, пока не погас свет. В темноте я продолжала держать глаза закрытыми и притворяться, что сплю, но мысли в моей голове становились все громче.

На что это будет похоже? Оказаться в большом мире, где хранители не смогут делать все, что им заблагорассудится. Не смогут контролировать каждое наше движение и наказывать за сопротивление.

Во время своих собственных миссий я уже успела почувствовать вкус свободы, но они всегда проходили в одиночку. Я была одна и знала, что если ослушаюсь приказа, то ребята, которых оставила здесь, в комплексе, заплатят за мое неповиновение.

Как только мы окажемся там, на свободе… смогу ли я показать, что чувствую к ним? Смогу ли открыть те желания, которые хранила в куда большей тайне, чем мои любимые сериалы или танцы?

Гриффин все знал, потому что чувствовал эмоции людей — так же как я чуяла феромоны, выделяемые организмом при стрессе. Мы никогда не говорили об этом открыто, но иногда, когда в присутствии парней меня охватывала вспышка желания, он ловил мой взгляд и едва заметно кивал, как бы говоря, что все в порядке.