— А как здесь тогда моются? — спросила я.
— С помощью вот этого, — Кларисса показала на большой глиняный таз для мытья, который стоял у нее под кроватью. — Сейчас лето, и поэтому я все-таки моюсь во внутреннем дворике, а для этого использую деревянную кадку с теплой водой. Мы сможем потом нагреть воду, когда захочешь. Тогда мы помоем друг другу головы. Вдвоем проще управиться.
Она игриво взъерошила свои длинные светлые волосы.
— Чтобы выглядеть симпатично на случай, если сегодня и правда явится Себастьяно.
— А с чего бы ему не прийти? — спросила я, не в силах проигнорировать беспокойство, которое слышалось в словах Клариссы.
Она ссутулилась.
— Он очень занятой мужчина.
— Мужчина? Сколько ему вообще лет?
— Двадцать один, то есть столько же, сколько и мне.
— О, — потрясенно сказала я. Мне казалось, что она младше и ей немногим больше моих семнадцати с половиной.
Я с любопытством посмотрела на нее.
— Почему ты, в конце концов, не вернешься домой?
Ее выражение лица тут же стало угрюмым.
— Просто не выходит.
— Почему же?
— Если бы я только знала, — сказала Кларисса. — Я бы все отдала, чтобы это выяснить.
Я подавленно взяла свое верхнее платье и натянула его.
— Ты уже много раз пробовала? Я имею в виду, вернуться?
— А ты как думаешь? — спросила она в ответ.
Мне в голову пришла еще одна мысль.
— Допустим, однажды тебе это все же удастся — ты бы снова оказалась на той повозке? В том же возрасте, как и была? И… ох, на пути на эшафот?
— Я молюсь, чтобы этого не случилось.
— А за что тебя вообще приговорили к смерти? — спросила я.
— Потому что я была дворянкой. — Кларисса подняла подбородок и внезапно, несмотря на свое скромное одеяние, показалась мне настоящей аристократкой. — Я графиня Кларисса де Сан-Пердю, троюродная кузина бедного дофина. — Она прервалась. — Я могу сказать все это вслух, — добавила она потом со счастливой улыбкой. — Даже мое настоящее имя! Ах, как я рада, что ты теперь рядом со мной.
Я задумалась, нужно ли мне ее называть «высочеством» или другим подобным титулом, но после того, как мы спали в одной кровати, это выглядело бы глупо.
— Кто такой дофин? — вместо этого спросила я.
— Сын короля, которого заточили в темницу, несмотря на юный возраст. На самом деле теперь он и есть король, после того, как его отец был столь жестоко убит. Я смотрела на это и не могла сдержать слез.
Верно, мужа Марии-Антуанетты тоже обезглавили. Я сглотнула. Бедная Кларисса, она видела, как текут реки крови, и была на волосок от того, чтобы самой пасть жертвой гильотины.
— Если бы я как-то могла помочь тебе до того, как уеду отсюда, — с искренним сочувствием сказала я.
— Конечно. Нам нужно принести воды, — бодро сказала Кларисса. — И в лавке тоже много дел.
Когда мы спустились вниз, Матильда встретила нас неприязненным взглядом. Она стояла за кухонным столом и нарезала внушительного размера копченую колбасу на кусочки, которые то и дело запихивала в рот. Рядом с ней за столом сгорбился дряхлый старичок, которого я заметила не сразу, потому что его заслоняло массивное тело Матильды. Наверное, это был ее муж, Якопо. Увидев меня, он дружелюбно улыбнулся.
— Вот она, — произнес он. — Еще один несчастный найденыш! Второй сын в нашей скромной лачуге! Как твое имя, сынок?
— Анна, — скромно сказала я.
— Как?
— Анна.
Он приложил руку к уху и вопросительно посмотрел на меня.
— Анна, боже мой, ты опять! — рявкнула Матильда.
Я вздрогнула, но тут же пожелала обоим доброго утра и поблагодарила их за ночлег.
— Время носить воду, — угрюмо произнесла Матильда.
— Считайте, что мы уже на полпути, — заверила Кларисса. Она поспешила наверх и принесла два жестко накрахмаленных чепчика, один из которых нахлобучила мне на голову.
— Так положено, — пояснила она.
Она под руку провела меня через магазин, и мы вышли на улицу.
— Разве мне не следует остаться здесь? — спросила я. — А что, если Себастьяно придет, чтобы меня забрать?
— Не переживай, этого не случится. Только что прозвонили прим [Утренние колокола, около 6 часов утра. (Прим. автора.)]. До нон [Вечерние колокола, около 3 часов дня. (Прим. автора.)] он точно не заглянет. Но к этому времени мы обе точно успеем помыть голову.
В общем, мне ничего не оставалось, кроме как довериться ей, хотя я понятия не имела, что обозначают эти «прим» и «нон».
Наш извилистый путь пролегал по нескольким улочкам, через пару небольших мостов. Мы немного прошли вдоль канала, затем под арку и, наконец, оказались на церковной площади. Поначалу я и не пыталась запомнить дорогу, потому что не планировала надолго здесь оставаться.
При дневном свете даже полному тупице стало бы ясно, что он действительно оказался в прошлом. Не все улицы были вымощены, многие просто покрывала утрамбованная глина. В некоторых домах вместо стекол окна были закрыты вощеной тканью или выделанной кожей.
А главное, люди! Я знала, что пристально разглядывать незнакомых людей невежливо, но не могла удержаться. Все, кто попадался нам на пути, были одеты как персонажи старых картин Беллини [Джованни Беллини — итальянский художник XV века, представитель венецианской школы живописи.], которые я видела в Галерее Академии.
Даже не обладая особыми познаниями истории, было легко понять, у кого есть деньги, а у кого нет: одежда бедных людей была поношенной, иногда даже порванной в клочья, а люди, которым повезло занимать более удачное положение, были одеты добротно, иногда даже изысканно.
Одни проходили мимо в простом и грубом облачении и крестьянских башмаках, другие — в шелках и бархате. Тут и там играли чумазые босоногие дети.
Так же контрастно выглядели и дома: покосившиеся, потрепанные хижины соседствовали с недавно построенными палаццо, украшенными фресками и мраморными балконами.
И лодки тоже: раскрашенные, сверкающие гондолы качались на воде рядом с гнилыми суденышками.
— Здесь нету бедняцких кварталов, — пояснила Кларисса в ответ на мой вопрос. Здесь совсем не так, как в Париже. Здесь бедный живет рядом с богатым, совсем близко. Здесь и в голову никому не придет сжигать во имя революции дворцы богатых, потому что это уничтожит и лачуги бедных.
Мы подошли к колодцу для сбора дождевой воды, который стоял посреди церковной площади. Вокруг колодца собрались женщины, чтобы начерпать воду, и для большинства из них, похоже, это была хорошая возможность поболтать. До нас уже доносились болтовня и смешки.
Кларисса наполнила ведро, которое взяла с собой, перекинувшись парой фраз с несколькими женщинами.
Я заметила, что привлекаю любопытные взгляды, и порадовалась, когда мы направились прочь.
Мы несли полное ведро вместе, чтобы было легче. Через некоторое время я взяла его сама, в конце концов, я была гораздо выше и сильнее, чем хрупкая Кларисса.
— Тебе приходится каждое утро носить воду? — спросила я.
— Кто-то должен этим заниматься. Матильде и так приходится тащить на себе кучу забот, и, кроме того, проснувшись, она должна позаботиться об утренней трапезе.
— Как недавно с колбасой?
Кларисса хихикнула и кивнула.
— А Якопо тоже не может носить воду, потому что у него нет половины правой ноги.
— Бог ты мой, — потрясенно сказала я.
— Он потерял ее в последней войне с Турцией. Кровожадный осман отрубил ее своей кривой саблей.
Я ярко представила себе это, и мне стало дурно.
— К тому же, он прекрасно слышит, — поведала мне Кларисса. — Он делает вид, что глухой, чтобы не приходилось вникать в вечное ворчание Матильды. Но не показывай, что ты это знаешь, потому что тогда ему придется за это поплатиться и он будет на нас зол.
— Пару часов я смогу потерпеть, — пообещала я.
Она посмотрела на меня сбоку, отстраненно, будто хотела возразить, но промолчала. Я уступила дорогу какому-то мужчине, который вел на веревке козу, а через пару метров чуть не упала в канал с перепугу, потому что на мостовой на корточках сидел попрошайка, который протянул мне усеянную язвами культю руки.
— Подайте по доброте душевной, милая девушка.
Я беспомощно замерла.
— У меня нет денег. Но могу предложить вам глоток воды.
— А чего покрепче нет?
— К сожалению, нет.
— Ну ладно, тогда давай воду.
Он расчетливо ухмыльнулся, глядя на меня снизу вверх, и здоровой рукой погладил меня по лодыжке, совсем не как калека.
— Милое дитя, подойди немного поближе, чтобы мне было легче пить.
Кларисса осыпала попрошайку ругательствами, от которых мое лицо залила краска. Я поспешно зашагала дальше. Надеюсь, Себастьяно не заставит себя долго ждать.
Завтрак состоял из стакана холодной воды, пары кусочков колбасы и слегка подсоленной массы непонятного состава в деревянной миске — Кларисса предположила, что это пшенная каша.
Колбаса пахла не так уж мерзко, но я не осмелилась ее есть. В ее оболочке могло скрываться что угодно, включая сальмонеллу. В конце концов, я точно знала, что эта колбаса ни разу не видела холодильника. И я сомневалась, что Матильда вымыла руки перед тем, как нарезать ее. Каша все-таки выглядела хорошо проваренной, и я, с некоторым усилием, сумела ее съесть.
Матильда никак не отреагировала на то, что я отказалась от части еды. Еще до того, как я покончила с кашей, она слопала и мою порцию колбасы.