Мы едим. Или, скорее, я смотрю, как ест Джоэл. Я не голодна. Отчасти это из-за стресса от ответственности за него, но в основном из-за того, что я уже выпила послеобеденный чай предателя.
Его родители забрали меня из школы пораньше и отвезли в Grand. Я думала, что это угощение в знак благодарности, но булочки застряли у меня в горле, когда стало ясно, чего они хотят взамен. «Нужна операция», — повторяла Линетт, и мне было странно слышать этот убедительный голос, такой знакомый по телешоу и рекламе, теперь обращенный лично ко мне.
Не думаю, что она привыкла к тому, что люди говорят «нет». Джоэл похож на нее.
Вода каплями стекает по стеклу, как кровь, но Джоэл продолжает уплетать за обе щеки.
— Не ешь так быстро, — предупреждаю я. — Я не слишком уверена в своей способности на маневр Геймлиха. [Процедура первой помощи, используемая для устранения закупорки верхних дыхательных путей посторонними предметами.]
— Чего?
— Это то, что необходимо сделать, когда кто-то задыхается.
— Что бы ты сказала, если бы я попросил тебя вместо этого о еще одном «поцелуе жизни»?
В его глазах вопрос. Если бы я не знала его лучше, то сказала бы, что он флиртует. Но никто не флиртует с Керри Смит, и особенно Джоэл Гринуэй. Я отказываюсь поддаваться на очередную шутку.
— Я бы сказала, что ты недостаточно близок к смерти.
Он отводит взгляд, съедает еще одну горсть картошки.
— Значит, ты действительно собираешься стать врачом?
— Если позволят оценки.
— Как только я выйду, меня больше не увидят мертвым в больнице, — он ухмыляется этой полушутке.
— Они сказали, когда тебя могут выписать? — я смотрю вперед, чтобы он не мог прочитать по выражению моего лица. Я уже знаю ответ. Его родители рассказали мне все.
— Скоро. У них закончились тесты, которые нужно было на мне провести.
— Они нашли причину случившегося?
Он фыркает.
— Нет. Просто не повезло. Но молния не ударяет дважды в одно и то же место.
— Но если они не нашли причину… что, если твое сердце снова остановится, Джоэл? В следующий раз рядом может не оказаться кого-то, кто мог бы помочь.
В следующий раз меня может там не оказаться.
— Черт возьми! Ты говоришь, как моя мама. У них есть лекарства, чтобы лечить мое сердце, но я буду их принимать, если они не влияют на мою игру.
Я делаю глубокий вдох, ощущая в горле привкус желчи и клубничного джема.
— Только… Разве они не могут сделать какую-нибудь операцию? Я читала об этом. Есть… устройство, которое починит твое сердце, если оно снова начнет плохо себя вести.
Мама Джоэла подняла пачку сигарет, чтобы показать, каким крошечным будет имплантат, и попыталась убедить меня, что это правильно. Но я видела накачанную грудь Джоэла. Втиснуть металлическую коробку в его торс было бы все равно что пририсовать усы Моне Лизе.
Кто-то уже делал подобное? Тим бы знал.
— Они и до тебя добрались, — цедит Джоэл. — Мои родители.
Я не могу этого отрицать.
— С тех пор, как это случилось, — мой голос едва слышен, — я просыпаюсь каждую ночь, незадолго до полуночи, от одного и того же кошмара. Ты падаешь вдалеке, но я не могу броситься к тебе на помощь. Фейерверки вспыхивают и гаснут, а ты лежишь там на земле, и никто тебя не видит, кроме меня.
— Это пройдет, Керри. Это всего лишь сон.
Вспышка гнева освещает меня изнутри.
— Ты понимаешь, что они никогда больше не позволят тебе играть, если существует хоть малейший риск, что ты упадешь замертво на поле?
Он таращится на меня.
— Посмотри правде в глаза, Джоэл. Без операции ты больше не сможешь быть футболистом.
Его челюсть отвисает еще больше. Я хочу взять свои слова обратно, несмотря на то, что они правдивы.
— Да пошла ты, Керри!
Теперь он, спотыкаясь, идет к двери, но даже не в силах ее открыть. Я делаю это за него, ненавидя беспомощное выражение на его лице.
— Джоэл, прости, мне не следовало так говорить…
— А с этой коробкой они позволят мне играть?
Я не осмелилась задать этот вопрос его родителям, хотя у меня имеются определенные сомнения. Джоэл играет изящно, но футбол может быть грубым видом спорта. Захочет ли какая-либо команда выставлять игрока с имплантатом, игрока, который уязвим для удара мяча или жесткого подката?
Я не знаю наверняка, однако понимаю: металлическая коробка — единственная гарантия, что он будет жить. Поэтому я улыбаюсь и беру его за локоть, чтобы помочь взобраться обратно на гору.
— Это должно стать твоим лучшим ударом.
14 февраля 2000 года
10. Тим
— Просто заскочи сюда, и мы нанесем немного макияжа, чтобы ты не сиял под светом прожекторов.
Джоэл колеблется, стоя в дверях.
— Давай, Джоэл, — подбадриваю я. — После сломанных ребер и операции на сердце, я уверен, ты справишься с этим.
Он бросает на меня злобный взгляд, но заходит в комнату. Загорается свет: лампочки окружают гигантское зеркало, и наши отражения бледны, в особенности Джоэла.
Гримерша открывает ящик стола и достает полотенце, баночку с апельсиновым порошком и большую щетку — и ничто из перечисленного не выглядит достаточно чистым. Интересно, сколько чужих бактерий и омертвевших клеток кожи задерживается на щетине? Но я проверяю наши лица в зеркале — никаких признаков поврежденной кожи, царапин или пятен, что сводит риск к минимуму.
Гримерша накидывает полотенце спереди на красное бархатное платье Керри, отчего ее груди кажутся еще больше. Я отвожу взгляд. Они мучают меня, заставляют забыть, что вообще-то мы должны быть друзьями. Я должен выяснить, какая часть мозга отвечает за подобную реакцию. Это могло бы помочь мне чувствовать себя менее развратным.
Пудра пахнет ванилью и мускусом, хотя я подозреваю, что мускус может быть от кожного сала других людей, прилипшего к немытой щетке. Лицо Керри теперь цвета мандарина, но она выглядит старше, более собранной.
Хотел бы я вернуться к тому, что чувствовал к ней прежде, чем мы пошли в шестой класс. Находить ее привлекательной — неловко. Нет, это мучительно! Подчас я думаю, что она может чувствовать то же самое, но иногда ловлю на себе такой взгляд, словно она не может вынести моего вида.
— Ты следующий.
Пока пудра сыплется мне на лицо, я закрываю глаза, стараясь не вдыхать. Когда я снова открываю их, моя кожа в зеркале матовая, словно у трупов в моей книге по анатомии Эдвардианской эпохи. Как кому-то могло такое прийти в голову? [Период британской истории, охватывающий годы правления короля Эдуарда VII с 1901-го по 1910-й. Иногда расширяется до начала Первой мировой войны.]
— Теперь ты… ах! — гримерша смотрит вниз на оранжевый оттенок макияжа и снова на кожу Джоэла. Она только сейчас поняла, как нелепо будет смотреться на нем этот цвет. — Мы, вероятно, можем обойтись без этого.
Держу пари, телевизионщикам это понравится. Чем хуже он выглядит, тем лучше история.
Но Джоэл лишь пожимает плечами. Кажется, его ничего не волнует. Я не могу понять, то ли это повреждение мозга, то ли бета-блокаторы, то ли и то и другое. Он вообще не должен здесь быть. Не должен быть живым и уж точно — не должен быть в телестудии, где о нем будут говорить как о «Чуде тысячелетия».
По крайней мере, теперь он в безопасности. Ему установили устройство, называемое ИКД — имплантируемый кардиовертер-дефибриллятор, — которое пошлет необходимый разряд, если у Джоэла снова возникнет аритмия. Это невероятная технология, и я просил Керри убедить Джоэла, чтобы тот позволил мне взглянуть, однако она говорит, что я веду себя отвратительно. Но она неправа: это было бы отвратительно, только если бы он действительно был мертв.
Я говорил об ИКД на своем собеседовании. Это, вместе с проведенной реанимацией, подтвердило, насколько серьезно я отношусь к медицине. Я почти уверен, что именно это позволило мне получить мое место…
— Как только мы войдем в студию, ведите себя как можно тише, потому что у нас прямая трансляцию. И, пожалуйста, не хихикайте! — наставляет администратор, как будто нам по пять лет.
Студия меньше, чем я ожидал. Установки для камер скользят на колесах, объезжая съемочную площадку, которая переливается солнечными красками. Перед фальшивым окном стоит Г-образный диван, а сбоку — приподнятый круглый подиум и кухонная зона, где шеф-повар с лунообразным лицом в настоящее время показывает двум ведущим, как обжигать заварной крем в форме сердца с помощью паяльной лампы.
Запах жженого сахара застревает у меня в горле.
— …и мы вернемся после перерыва с невероятной историей о том, как подростковый поцелуй помог спасти жизнь блестящему молодому футболисту.
Я ловлю взгляд Керри. С чего они это взяли? Впервые за несколько недель я вспоминаю, что история, которую мы рассказывали о той ночи — это просто история.
Невероятно, насколько быстро человеческий мозг может перестраивать события так, чтобы мы сами верили в ту ложь, которую говорим! Даже Ант, похоже, купился на мою версию.
— Мы вне эфира, перезагрузитесь, пожалуйста. Может кто-нибудь избавиться от этого чертова дыма? У нас есть три минуты.
Телевизионщики с гарнитурами и планшетами появляются из ниоткуда. Один выпроваживает шеф-повара, другой включает шумную вытяжку над плитой. Администратор говорит нам, как расположиться на желтом диване:
— Керри посередине, пожалуйста, Джоэл ближе к ведущим, Том в конце.